Соучастник (ЛП) - Калли Харт Страница 34

Если Чарли намекнул Хулио, что он мой отец, это равносильно тому, что он сообщил об этом всем преступным организациям на западном побережье. И если парни Чарли и главы бесчисленных банд, занимающихся наркоторговлей, торговлей оружием и девчонками, считают, что я его сын, то за мою голову, несомненно, назначена приличная цена. Единственный способ дать этим людям понять, что империя Чарли меня не интересует, ─ заявить о себе. Продемонстрировать свою точку зрения. Дать понять, что мне наплевать, кто придет на смену этому безумному английскому ублюдку.

Я еду в Хант-Пойнт, не думая о Лэйси. Не вспоминая о том, как Майкл и Слоан осторожно укладывают мою сестру в погребальную позу, чтобы похоронить. Не думаю о грязи, которую мне пришлось выскребать из-под ногтей, обжигающе горячей водой в душе, когда пытался смыть с себя воспоминания о последних двадцати четырех часах. Потому что не хочу. Не хочу помнить, что ее больше нет. Я хочу забыть, что Лэйси появилась на пороге моего дома восемь месяцев назад, и забыть, что у меня когда-то была живая кровная родственница. Я понял, что отгородиться от нее, изгнать из своей головы ─ единственный способ вспомнить, как дышать, не чувствуя, что ярость сожрет меня заживо.

Около полудня я останавливаюсь возле старого дома Чарли. Здание выглядит заброшенным, но, без сомнения, за ним ухаживают. Чарли купил этот дом за наличку тридцать лет назад, когда еще не было таких строгих проверок на предмет отмывания денег при покупке недвижимости. Поскольку никто не собирается объявлять о смерти Чарли, и ни один банк не заинтересован в его огромном особняке, пройдет совсем немного времени, прежде чем кто-то другой въедет в него. Просто займет его официально, не меняя владельца. Ведь, как известно, владение ─ это девять десятых права (прим. пер.: Английская пословица (possession is nine points of the law, анг.) о том, что в судебном споре позиция того, кто фактически владеет имуществом лучше, чем того, кто заявляет свои права на это имущество, но не владеет им).

Внутри никого, кто мог бы открыть ворота, поэтому я паркую разбитый Volvo, который одолжил у The Regency Rooms, на улице и перелезаю через забор на территорию. Это навевает воспоминания о том, как в детстве я пробирался обратно после ночных вечеринок. Теперь я выше, поэтому забор не представляет проблемы. У меня нет ключей от дома, но кому нахрен нужны ключи, когда у тебя ботинки сорок пятого размера и ты в очень хреновом настроении?

Я выбиваю дверь, и осколки дерева разлетаются повсюду. Внутри дома тихо. Пустынно. Не теряя времени, делаю то, зачем приехал. Нахожу бензин в гараже, канистры с ним стоят у стены, чтобы Чарли не пришлось опускаться до того, чтобы ехать на заправку и иметь дело с немытыми массами. По иронии судьбы, я знаю, что он недавно посетил одну из них, поскольку именно там он подобрал ту бедную девушку, которую отравил.

У него всегда была склонность к драматизму.

Правда, сейчас я сам чувствую себя немного драматично.

Беру две канистры, по одной в каждую руку, откупориваю крышки и иду по дому, разбрызгивая едкую жидкость по коврам, стенам, кроватям наверху. Последняя комната, в которую захожу, ─ моя детская спальня. Вернее, та комната, в которой я мучился. Все выглядит точно так же, как и тогда, когда я восемнадцатилетним подростком сбежал отсюда. Комиксы, которые я когда-то читал, все еще лежат на полке, потрепанные, что странно, потому что в юности я очень бережно относился к ним. Я знаю, что сейчас они распадаются, потому что Чарли… Чарли, думаю, часто заходил сюда. Наверняка он сидел на моей кровати, листал комиксы, трогал остальные мои вещи, заново переживая то дерьмо, которое сотворил со мной в этих четырех стенах. То дерьмо, которое он пытался сделать со мной.

Несмотря на то, что он был больше, сильнее, он никогда не побеждал. Он всегда был пьян. Под кайфом. Или что-то подобное. Я не позволял ему победить. Оглядываясь назад, думаю, это злило его больше всего. Я разливаю бензин по комнате, заливая одеяло, ковер, шторы, все. Вглядываясь в обстановку, наконец-то осознаю, что здесь произошло, и вдруг понимаю, что мне плевать. Мне, бл*дь, все равно. Чарли мертв. Этот дом скоро превратится в пепел. Он больше не сможет ко мне прикоснуться. И он не победит.

Я спускаюсь вниз, осталось сделать последнюю вещь: прохожу в заднюю часть дома, где находится кабинет Чарли. Его сейф, огромная штука, вмонтированная в пол, спрятан под персидским ковром. Откидываю его, не колеблясь, ввожу на клавиатуре дату рождения моей матери, Рождество, и эта гребаная штука с щелчком открывается. Мне становится не по себе. Он сказал, что возненавидел ее после того, как она отказала ему, но, очевидно, он ее все еще любил. Больной, одержимый урод.

Я беру все до последней пачки наличных из сейфа Чарли Холсана, запихиваю их в дорожные сумки, а затем выхожу из дома. Оставляю позади стресс и психологическую травму от всего, что здесь произошло. На улице чиркаю спичкой и бросаю ее в лужицу бензина на плитке в холле.

Из пола, словно пальцы, поднимается оранжево-желтое-голубое пламя, и вот уже дом охвачен огнем. Я отворачиваюсь, слыша едва уловимое потрескивание при распространении огня, и, не оглядываясь, ухожу.

Лэйси отмывала для меня деньги. До того, как Слоан вернулась в мою жизнь, Чарли платил мне чертовски хорошо, Лэйси отмывала для меня деньги. Она играла в азартные игры ─ на удивление хорошо, ─ или делала крупные покупки и возвращала их, по сути, просто обменивая мои деньги на чужие. Это не всегда давало стопроцентно отмытые деньги, но мне этого было достаточно. А иногда, когда денег было слишком много, мы отправлялись в путь и зарывали деньги в тайники. Я не имел дела с банками. У меня никогда не было расчетного счета. Наличные всегда властвовали в мире Чарли Холсана, а я был его неотъемлемой частью. Но теперь я создаю свой мир, и все должно измениться.

Мне нужно легализовать пачки денег, которые я спрятал за кирпичной стеной под складом, и