Шалунья - Софи Ларк Страница 34

меня и сжимает мой член по всей длине, даже вокруг головки. Не знаю, почему мужчины говорят о распутных женщинах — они знают, как на них ездить. Ее мышцы внутри сильные, как рука, теплые и влажные, как рот. Она овладевает мной своей киской, каждый удар такой интенсивный, что я пытаюсь контролировать себя, как никогда раньше.

Ванна огромная, нам обоим хватает места, чтобы не удариться о боковые стенки. Каждый раз, когда я вхожу в нее, вода хлещет через бортик, как маленькое цунами.

Нормальная женщина могла бы сказать: — Ты устраиваешь беспорядок или собираешься затопить пол под нами.

Моя маленькая шалунья ничего не говорит, потому что она глубоко в себе.

Она защищает фантазию для меня. И для себя тоже, я думаю.

Мы получаем наибольшее удовольствие, когда все кажется реальным. Когда мы погружаемся в нее, как в теплую воду в ванной. Чтобы плавать, нужно погрузиться полностью.

Я отпустил себя. Я не думаю ни о чем, кроме этого существа в моих объятиях.

Я никогда не испытывал такого наслаждения. Это продолжается и продолжается, лучший момент в сексе, но это все лучшие моменты. Каждый раз, когда мы трахаемся, лучше предыдущего, и я думаю, что ничто не может превзойти этот момент, но каким-то образом это происходит со следующим.

Чем все это закончится?

Я не знаю. Я не хочу конца.

Я не хочу, чтобы это закончилось.

Я взрываюсь внутри нее.

Мой оргазм вызывает ее. Она любит, когда я кончаю в нее; это делает ее неистовой на несколько часов вперед.

Я смотрю, как она кончает, а она снова смотрит мне в глаза, наши лица в сантиметрах друг от друга. Я вхожу в нее, медленно и глубоко, создавая волны на воде.

ГЛУБОКО.

ГЛУБОКО.

ГЛУБОКО.

Каждый толчок — это прилив ее оргазма, неумолимый, как океан. Дайте ему достаточно времени, и он смоет все.

Она не может выдержать моего взгляда — ее глаза закатываются, и она издает долгий, беспомощный звук, ногти волочатся по моей спине. Весь день в офисе мне тяжело, просто от ощущения, что моя рубашка скользит по этим царапинам.

Когда она кончает, от ее кожи исходит самый невероятный аромат. В нем все, что я люблю в дожде и в ней. Я вдыхаю его и просыпаюсь.

Я думал, что все кончено, но даже не приблизился к этому. Я вдыхаю все это в виде вспышек света и образов, словно так создаются вселенные.

Она крепко обнимает меня, касаясь до самого основания.

Я шепчу ей на ухо: — Я поклоняюсь тебе.

Древние египтяне поклонялись кошкам, а я, черт возьми, фараон.

Она — моя Бастет9, богиня защиты, удовольствия и здоровья.

Я никогда не чувствовал себя лучше, кожа сияет, грудь выпячена, как у чемпиона.

Те мужчины думали, что ей повезло?

Я знаю правду.

Блейк могущественна.

Остаток ночи мы провели вместе, просматривая мой список часов. Я делаю то, чего еще никогда в жизни не делал: открываю свои книги и делюсь всем.

У Блейк крошечный пакет, так что это не имеет значения, она не может повлиять на рынок. Но у нее есть связи с людьми, которые могут это сделать. Я доверяю ей свои следующие шесть месяцев.

Она знает, какое это охренительно важное дело, и все это время держит руку на моем бедре. Поглаживает. Сжимает. Иногда позволяет своим пальцам провести по моему члену, когда задает вопрос и хочет, чтобы я был в щедром настроении.

Я говорю ей: — Фондовый рынок — это самые токсичные отношения, которые у тебя когда-либо были. Он эмоционален, основан на страхе, счастье… Такая простая вещь, как успешное выступление США на Олимпийских играх, может привести всех в хорошее настроение, и акции получат толчок к росту на следующие две недели. Отдельные акции будут хорошо работать на основе показателей компании, но к моменту выхода отчета о прибылях ущерб уже нанесен, и денег не заработать. Вам нужно выявить эмоциональные паттерны и предсказать реакцию других инвесторов. Вот что такое торговля импульсами — это эмоциональная торговля. И делается это на ежедневной основе, используя самую актуальную информацию.

Большую часть этого она уже знает, но все равно кивает и внимает. Потому что она знает, что я веду ее по тропинке, усыпанной золотом.

— Управляющие хедж-фондами — не дневные трейдеры и не долгосрочные инвесторы. Они занимаются свинг-трейдингом, то есть чем-то средним. Они говорят: "Я думаю, что эта компания обделается с доходами через две недели, поэтому я куплю сегодня акции ее конкурента и поставлю короткую позицию по их акциям". И когда выйдет отчет о прибылях, я должен заработать на обеих акциях. Я думаю, что эта строительная компания получит правительственный контракт, поэтому я куплю ее сегодня и продам через три месяца, когда они получат контракт. Большие деньги означают большие шаги. Но это также означает, что я меняю саму вещь, которую изучаю, — я не могу ничего сделать так, чтобы люди не заметили. Я — маркетолог. И скоро ты тоже им станешь.

Она смотрит в мое лицо, такое уязвимое, каким я его никогда не видел.

— Ты действительно так думаешь?

— Конечно, думаю. А ты?

Она ухмыляется и игриво бьет меня по плечу. — Да. Но я высокомерная засранка.

Я смеюсь, но качаю головой. — Нет, ты не такая.

Она пристально смотрит мне в глаза. — Откуда ты знаешь?

— Потому что нужно знать, чтобы понимать. А я на самом деле высокомерный засранец.

Это заставляет ее смеяться, богато и низко.

Я наркоман, мне нужно это иметь. Больше, больше, больше, больше, больше.

Блейк тихо говорит: — Это много значит для меня. Особенно от тебя. Все считали меня глупой. Хуже, чем глупой.

Я замираю, потому что это первый раз, когда Блейк добровольно заговорила о чем-то из своего прошлого.

Она говорит: — Я не разговаривала до пяти лет. Они думали, что я умственно отсталая. Я знаю, что сейчас нельзя произносить это слово, но они называли меня так много лет. Даже когда они поняли, что я могу решать задачи по алгебре лучше, чем их восьмиклассник, они называли меня дебилом, который знает только цифры.

Я знаю, что она говорит о своей приемной семье. Я не могу дышать, не могу говорить, но, черт возьми, как же мне этого хочется.

— Честно говоря, — говорит она, тупо глядя на кофейный столик, больше не глядя мне в лицо, — они были правы. Это то, в чем я хороша. Все