Вероника Кузнецова - Горбун Страница 34

Ароматный кофе дразнил меня, но ужас перед общением со старушкой был сильнее прихотей желудка, и я стала придумывать занятие по душе, которое поможет мне скоротать часок, а гостья будет думать, что я ещё не проснулась. Если я примусь за продолжение своей повести, то часа мне будет мало, но полистать знакомую книгу, не вчитываясь особенно, будет и приятно и полезно. Мой выбор пал на Островского, и я насладилась примерами русской речи, впитывая в себя особенно красочные выражения с тайным намерением применить их в разговорах с горбуном, если представится подходящий случай. Этот человек так живо откликался на цитаты, что вытряхнуть на него ворох старомодных фраз будет ни с чем не сравнимым удовольствием. Я представляла, какое у него будет при этом лицо, и даже не пыталась скрывать от себя, что буду с нетерпением ждать его прихода.

Ко мне постучали задолго до истечения намеченного мной часа. Послышался голос старушки, и я поспешила одеться и открыть дверь. Не переставая говорить, улыбаться и чуть ли не приседать, гостья знаками стала приглашать меня в гостиную. Я послушно вошла туда и убедилась, что деятельная родственница Мартина не теряла времени даром, насыщая только себя, и употребила его на приготовление общего завтрака и хорошо продуманную сервировку стола. Её забота так меня растрогала, а сама она так приветливо улыбалась, что я не нашла ничего лучшего, чем поцеловать её в морщинистую щёку, как целовала своих и маминых престарелых тётушек. Не берусь судить, как втайне отнеслась к этому датчанка, но отношения между нами до конца оставались прекрасными, а улыбки — радушными.

Кофе был превосходный, но для меня был вдвойне вкуснее, чем обычно, ещё и потому, что не я его варила. Почему-то для меня теряется половина прелести какого-нибудь блюда, если его готовлю я сама. Даже если десять человек хором восхваляют мою стряпню, мне она кажется не такой аппетитной, чем могла бы быть, примись за дело кто-нибудь другой. Это уж особенность моей психики, и с ней ничего нельзя поделать, но именно из-за этой особенности, а не только из-за лени, я люблю предоставлять готовить другим. В данном случае мне не пришлось раскаиваться в том, что я не встала пораньше: руки у старушки были золотые, а умение красиво накрыть на стол — поистине удивительно.

Я разнежилась от доброго расположения своей гостьи и её неиссякаемого желания подлить мне ещё кофе, расслабилась, начала терять скованность, а улыбка моя стала естественной, но, к сожалению, когда мы встали из-за стола, старушка засобиралась уходить. Она собиралась, а я стояла рядом и не знала, как её удержать до прихода кого-нибудь, кто знает датский язык. Я так старалась, что смысл моих знаков дошёл, наконец, до гостьи, и она произнесла длиннющую речь, в которой, наверное, разъяснила всё, что меня интересовало. Я ничего не поняла, но не стала просить притомившуюся к концу монолога старушку повторить объяснения и молча смотрела на неё, придав своему лицу приличествующее случаю выражение сдержанной грусти.

Перед уходом старушка снова долго говорила, сгорая от нежности и ласково кивая, и мне ничего не оставалось делать, как поцеловать её во второй раз, что вовсе не доказывает странное мнение о нас иностранцев, будто русские любят целоваться.

Закрыв за гостьей дверь, я в замешательстве снова её открыла, потому что меня посетила мысль проводить старушку до станции, но мой утренний наряд не позволил мне выйти на улицу, и я не стала догонять датчанку. На веранде было пусто, и ничто не указывало на то, что ночью здесь кто-то прятался. Топор валялся на полу, крови на нём не было, трупов и отсечённых конечностей поблизости не просматривалось, поэтому меня стали одолевать сомнения, не выдумала ли я притаившегося убийцу, ведь у страха, как известно, глаза велики, а шум, возникший после того, как я метнула топор, мог быть вызван не человеком, рванувшимся в сторону, а падением самого топора и стуком моих каблуков.

Я прошла в свою комнату, чувствуя беспредельное одиночество и нарастающую тоску. Почему-то уход старушки, с которой я не могла перемолвиться словом, которую не понимала и которая не понимала меня, подействовал на меня таким странным образом, что я почувствовала обиду: на Иру — за то, что она бросила меня одну, на Ларса — за то, что он увёз её, хотя мог бы подождать со своей любовью до моего отъезда, даже на горбуна — сама не знаю, за что. Только Хансен представлялся мне прежним героем, разыскивающим убийцу, но и то…

Чтобы развеяться, я решила пройтись по окрестностям. Пешие прогулки всегда оказывают благотворное действие на нервы, а тем более — прогулки по малоизученным местам. Можно было бы съездить в Копенгаген, но я не знала, когда вернётся Ира, придёт ли полицейский и приведёт ли Нонна своих гостей. Я уходила на такое короткое время, что даже не стала брать сумку, а ключ и немного денег (на всякий случай) положила в карман. Напоследок я написала на листке бумаги: "Скоро приду", и положила записку на видное место в прихожей, чтобы она сразу бросилась Ире в глаза и ей не пришлось гадать, убили меня или я исчезла по собственной воле.

Было очень тепло, но в воздухе ощущалась свежесть, а не вчерашняя духота, поэтому мои мысли сразу же приняли приятное направление и вились только вокруг Василькова из пьесы "Бешеные деньги", которую я с удовольствием перечитала утром, голубоглазого полицейского и кое-каких эпизодов из моей повести. Я шла мимо красивых аккуратных домиков по ровной дороге, ноги мои не проваливались в ямы, не месили вековую грязь, не перешагивали через камни, потому что асфальт был так прочен и хорошо укатан, словно его положили только вчера. Здесь можно было идти с завязанными глазами и не бояться споткнуться, и, наверное, из-за этого от прогулки веяло чем-то ненастоящим, будто она мне снилась. То ли дело у нас! Не говорю уже о гулянье на природе, но даже путь от метро Белорусская до моего дома на Малой Грузинской требует немалой ловкости и выносливости, потому что представляет собой сплошную смену ям, рытвин, бугров и камней, вылетевших из выветрившегося асфальта.

Впитывая в себя новые впечатления от спокойной и бесцельной прогулки, я не заметила, что зашла слишком далеко и собралась повернуть назад гораздо позже, чем намеревалась. На обратном пути я задержалась ещё ненадолго, чтобы выпить чашку кофе с пирожным, обсыпанным цукатами и разноцветной леденцовой крошкой, так что прогулка затянулась, но я не сожалела об этом, приятное чувство не покидало меня ни на минуту, а домой совсем не хотелось. Когда мне попалась на глаза скамеечка, я без колебаний решила воспользоваться её услугами и продлить удовольствие бездумного отдыха. Здесь-то и нашёл меня горбун.