Я тебя заколебаю! (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна Страница 35

Заткнули меня уже проверенным, отработанным на раз способом. Схватили за шею и притянули к себе, запечатав губы настойчивым, долгим, грубым поцелуем. Разом лишив возможности говорить, дышать, думать. Отобрав остатки кислорода и пресекая любые попытки сопротивления на корню.

Я тихо всхлипнула, обвивая руками его шею. Прижимаясь ближе, ещё ближе, так, чтобы не осталось ни единого миллиметра, разделяющего нас. Закрыла глаза, отдаваясь на волю чужим рукам и губам, чужой настойчивости, решимости, потребности. И это было так правильно, так нужно, так важно, что если пару дней назад я не знала, что между нами происходит, то сейчас…

-  Я… Волновалась… - я тихо выдохнула, разорвав поцелуй и прижавшись носом к его щеке. И плевать, что кожу царапала отросшая щетина, а от рубашки и ветровки несло отчётливым запахом хлорки. К чёрту, что всё, что было между нами – это соседская война и валившиеся как из рога изобилия неприятности.

Я волновалась. Я скучала. Я влюбилась в этого идиота. Окончательно.

И бесповоротно.

- А я скучал, - доверительно шепнул мне на ухо Веник, невольно озвучив мои собственные мысли. Стиснув меня в объятиях крепче, он сделал шаг назад, упёршись спиной в стену прихожей. И медленно стёк на пол, вытянув ноги и так и не выпустив меня из своих рук. – Очень.

Это всё, что мы сказали друг другу. Прижавшись виском к плечу Вениамина, я зарылась пальцами в его тёмные волосы, слушая, как уверенно и сильно бьётся чужое сердце. Где-то там начинал свой отсчёт новый день, где-то там заразительно смеялись гуляющие подростки. Где-то там была пропавшая с горизонта Ленка, со своей тягой к приключениям и состоянием вечной влюблённости. И, наверное, я хреновая подруга, но здесь и сейчас мне на Строкову было совершенно, просто откровенно наплевать.

Я слушала чужое сердцебиение, млела от чужих, ласковых прикосновений и отчаянно хотела, чтобы этот миг затянулся на целую вечность. Эгоистично, да?

- Гадость моя, - нелепое прозвище почему-то вызвало целый прилив нежности к тому, кто его придумал. И я невнятно промычала в ответ, демонстрируя, что вся во внимании. – А чисто теоретически… У кого в школе может быть вся информация о трудных подростках? Ну, или о детдомовцах, например?

На целых пять минут я зависла, озадаченно пытаясь понять, к чему был этот вопрос. Но как показывала практика, проще было жизнь на Марсе найти, чем угадать мотивы Араньева. И плюнув на бессмысленные изыскания, я честно ответила:

- Чисто теоретически – все, кому не лень. Ну или все, у кого есть доступ к личным делам обучающихся, - коротко хмыкнув, я завозилась, устраиваясь поудобнее в его объятиях. – А на практике… Заместитель по воспитательной работе, классный руководитель, социальный педагог и педагог-психолог. Ну это если речь идёт именно обо всей информации.

Чуть помолчав, я потерла бровь и всё-таки поинтересовалась:

- А что?

- Как бы тебе сказать… - Араньев перехватил мою ладонь, скользившую по его груди, и переплёл наши пальцы, коснувшись губами моего запястья. – Разговор с этими бандитами у меня вышел… Занимательный. Хотя, определённый результат я всё-таки получил. Например, один из них вскользь упомянул о том, что твой адрес им выдала какая-то Улитка. И эта Улитка работает в школе. И она же снабжает их информацией о потенциальных «клиентах». Вот я и пытаюсь понять, у кого могут быть настолько подробные сведения.

Мы снова замолчали, задумавшись каждый о своём. Не знаю, о чём размышлял Веня, но я пыталась разобраться, что мне так не понравилось в его словах. Что-то настойчиво царапало моё сознание, но, как я ни вертела полученную информацию, я не могла понять, что не так. Мне не хватало всего одного кусочка, одного несчастного фрагмента, чтобы увидеть картину целиком.

Ещё бы знать, какого именно!

Тихий, усталый вздох и приглушённый зевок отвлекли меня от размышлений. И я моргнула, только сейчас осознав, что всегда отвратительно бодрый и полный энергии Араньев банально… Засыпает. Вот прямо так, сидя на полу в моей прихожей, откинув голову назад и цепко удерживая меня в объятиях.

- Веня, - я сжала его ладонь, приподнявшись и заглядывая в сонные, льдисто-серые глаза. – Вставай.

- Не хочу, - искренне откликнулся Араньев, давя рвущийся наружу зевок. – Мне и здесь неплохо. Тепло, уютно. И ты рядом.

- Веня, вставай, - я хмыкнула, выпутываясь из его объятий. И поднялась на ноги, утягивая его за собой. – Идём. Тебе нужно отдохнуть.

- А тебе?

Конечно, если бы он захотел, я бы не смогла его поднять. Уж слишком разные у нас весовые категории. Но стоило мне чуть-чуть потянуть, как Веня послушно поднялся на ноги, попутно стянув потёртые кеды. Растрепал и без того взъерошенные волосы, старательно пытаясь не зевать…

И поплёлся следом за мной, цепко держа меня за руку.

В моей квартире было целых две комнаты. Гостиная и спальня, которую я чаще всего использовала, как кабинет. Там стоял заваленный тетрадками и методичками стол, стационарный компьютер и ещё один диван. Не сильно широкий, не такой мягкий, но достаточно свободный, чтобы на нём поместились два взрослых человека.

Потому что отпускать меня Араньев отказался категорически. Рухнув на диван, он дёрнул меня за собой и даже терпеливо дождался, пока я устроюсь поудобнее. Только вот на этом всё его терпение закончилось. Закинув ногу мне на бедро, он забрался ладонью под ткань моей футболки, пристроив ладонь на животе, и уткнулся носом мне в шею.

Вырубившись до того, как я успела хоть что-то возразить. Вот же…

- Люблю тебя, - едва слышный, почти неразборчивый шёпот согрел кожу на шее и вызвал толпу мурашек вдоль позвоночника. А ещё тёплой волной нежности и заботы он свёл на «нет» все мои попытки разозлиться на этого деспота и тирана.

Жалкие попытки, стоит отметить. Как сказала бы Медкова, наш штатный педагог-психолог, ты, Ксюшенька, не применяешь должного энтузиазма для выполнения поставленной задачи. И чёрт его знает, что она имела тогда в виду, эта чёртова Ул…

Я моргнула, уцепившись за эту мысль. Потом ущипнула себя за запястье, лишний раз проверяя, сплю я или всё-таки нет. А потом беззвучно выругалась, прикрыв глаза рукой и потерев переносицу.

- Ксюша, ты дура, - прозвучало жалобно и как-то не слишком уж и самокритично. И не так уж далеко от истины. Ведь, в конце-то концов, я могла бы и раньше сообразить, откуда мне знакомо это прозвище.

Очень занятное прозвище. И обладатель оного был ему под стать: он просто выедал ваш мозг, медленно и со вкусом его пережёвывая. Честное слово, Медкова Инесса Борисовна на первый взгляд была милейшим человеком.

Да и на второй тоже. Только что начинала изредка подбешивать своим постным лицом и невыразительным тоном. А вот на третий, ты уже начинал понимать, что за этим наплевательским отношением к своему внешнему виду, за странными формулировками и неуместными шутками прячется очень непростой и очень неприятный человек.

Она, не задумываясь, подставит вас под удар. И не важно, был у неё для этого хоть какой-то повод или же нет.

Впрочем, самым важным было не это. Самым важным было то, что у неё была ВСЯ информация о трудных детях. От и до. Она готовила их документы на психолого-медико-педагогическую комиссию. Она присутствовала на ВСЕХ заседаниях совета профилактики. Она знала ВСЕ об этих детях…

И обо мне. Ведь нет ничего такого, если одна коллега поинтересуется, где живёт другая, не так ли?

От этого озарения, ударившегося меня как обухом по голове, почему-то стало жутко. Настолько, что я невольно прижалась ближе к сонно вздохнувшему Араньеву. И ещё долго пыталась отогреть внезапно замерзшие пальцы, беззастенчиво спрятав их под его одеждой. Потому, что наивный человек во мне все ещё не мог поверить в это. Не хотел признавать, что тот, кто сознательно выбрал путь работы с детьми, способен на такое. Что это…

Что это вообще могло быть.

Завозившись, я сползла ниже, прижавшись щекой к мерно вздымающейся груди Вениамина. Мысли метались из крайности в крайность. Одна часть меня требовала разбудить Араньева и всё ему рассказать, вторая справедливо замечала, что у меня нет ни доказательств, ни каких-либо фактов. Ну и что, что у Цветковой прозвище Улитка?