Жена на миллион - Айрин Лакс Страница 35

Озноб бьет тело крупной судорогой.

— Продрогла?

Он добавляет теплых, бархатных подложек в свой голос и, не дождавшись ответа, протягивает руку в сторону. Не глядя, принимает от кого-то фабричную куртку и укутывает ею мои плечи.

— В машину, Серафима. У меня есть к тебе разговор!

Он не спрашивает. Он приказывает. Незнакомец хватает за локоть мягко, но с осторожностью механической машины. Которой плевать, что держать — неживой предмет или живую плоть. От этого равнодушия становится страшнее, чем от пульсирующей, жаркой ярости Багратова.

Меня выводят во двор, запихивают в фургон. Кажется, мужчина запрыгивает следом. Точно не могу сказать. Все как во сне.

Грохот отсекает от внешнего мира. Холод от пола вгрызается в ноги. Тонкая пижама совсем не защищает от холода. Я босиком, думаю отрешенно.

Звук бьет по взвинченным нервам. Отползаю испугано в самый угол. Некоторое время фургон просто мчитася стрелой. Отсчитываю секунды, сбиваюсь. Время растягивается. Становится невыносимо молчать и находиться в холодной темноте.

По ощущениям проходит около часа. Я начинаю думать, что просто брежу, что нахожусь здесь совсем одна, прежде чем в сумраке чиркает зажигалка. Звук бьет по натянутым нервам щелчком, давая понять, что я не одна. Фургон делает резкое движение. Я заваливаюсь на бок, больно ударившись о какое-то сиденье.

— Осторожнее, Серафима, — буднично предупреждает голос незнакомца. — Нужно крепко держаться, чтобы не упасть.

Новый крутой поворот. Тело виляет в другую сторону. Налетаю боком на низкое сиденье у противоположной стены, цепляюсь за него пальцами, чтобы не мотало больше.

— Кто вы?! — сквозь слезы. — Что вам надо?

— Я твой друг.

— Я вас даже не знаю!

— Шилов. Степан Борисович. Можно просто Степан, — закуривает неторопливо.

Огонек делает движение в мою сторону. Мужчина присел на корточки рядом со мной. Поневоле хочется уйти в сторону от этой близости.

Я делаю движение назад. Вжимаюсь спиной в ледяной бок фургона. Мужчина затягивается. Сигарета разгорается пугающе красным. Легкий жест в мою сторону. Кожу щеки немного опалило жаром от зажженной сигареты. Так близко от меня. Мужчина снова затягивается, выпускает дым книзу.

— Что вам от меня нужно, Степан? Что?

— Расскажи, что ты делаешь в доме Багратова.

Мне страшно! Неизвестный мужик из органов! Враг? Друг? Может быть, это простая проверка от самого Багратова? Ох, черт. Если так, то нужно держать язык за зубами.

— Я жена Б-б-багратова.

— Жена? Очень смешно.

— Это так, — стискиваю зубы, чтобы не стучали.

— Хорошо, жена. Почему никто не знает о вашем браке?

— Мы не хотели суеты.

— Брак — фиктивный.

— Настоящий.

— По глазам вижу, лжешь, — обрывает.

— Здесь темно. Моих глаз не видно.

— Но я вижу, что ты лжешь. Могу лишь предупредить. Ты ввязываешься в очень плохую семью. С очень большим послужным списком в виде рэкета, мошенничества, вымогательства, проституции, торговли запрещенным препаратами, шантажа, убийств… — заканчивает лаконично. — Ты еще так молода. Зачем тебе эта грязь?

— Вы ошибаетесь. Мой муж — высокоуважаемый человек, крупный бизнесмен. М-м-м-миллиардер, — выталкивают губы.

— Даже не сомневаюсь, что сын приумножил кровавые деньги отца, — отпускает смешок. — Вопрос лишь в том, чем тебя удерживают в плену.

— Я не в плену. Все по любви, — проглатываю последнее слово.

— Пусть так. Расскажешь, где познакомились? Как давно вы вместе? — снова приближается. — Уже переспали?

Мне нечего ответить.

— Так я и думал, — кивает удовлетворительно. — Ты птичка в клетке льва. Сожрет и не моргнет глазом. Тебя используют.

— Все не так. У нас чувства.

— Чувства?

Куртка соскальзывает с плеч на пол фургона после очередного ухаба. Мужчина оказывается совсем близко и напирает телом, чтобы поднять куртку, но при этом почти распластывает меня по холодному грязному полу фургона, прижимая своим телом.

Впервые понимаю, каково это — оказаться под мужчиной, которого боишься по-настоящему. Я всегда думала, что боюсь Багратова, но теперь остро чувствую разницу. Багратова я лишь опасалась, а от этого незнакомца — мороз не только по коже, но до самого нутра пронизывает, цепляет ледяными крючьями под самыми ребрами, лишая возможности дышать.

— Очень неосторожно. Давай помогу тебе присесть!

Давление тела исчезает, но через миг его пальцы впиваются в плечи и легко поднимают меня, как куклу, вновь усаживая на скользкое узкое, жесткое сиденье.

— А теперь слушай, что я тебе скажу, Серафимушка. У меня есть доказательства, что муж… — фыркает. — Тебе лжет и изменяет налево и направо.

Мужская рука не позволяет отодвинуться, удерживает на месте. Шилов держит меня за плечи, вновь прижимая к себе. Свободной рукой достает новую сигарету и закуривает, нещадно дымит в мою сторону. Мои глаза уже привыкли к темноте, и огонек сигареты помогает рассмотреть его лицо — волевое, с суровыми складками возле тонких, крепко поджатых губ. Ему около пятидесяти, на первый взгляд, очень взрослый, но еще полный силы — это подтверждает поджарое тело и жилистые руки.

— Вы все врете! У нас чувства!

— Чувства, говоришь? Какие, например? С какой стороны?

— Обоюдные.

— Да неужели? Я давно слежу за семьей Багратовых. Очень давно. Если что и узнал о них наверняка, это то, что чувствам в их семье не место. Багратов-отец, например, сгноил в тюрьме брата своей жены. Багратов-сын не пожалел даже родного младшего брата, пустил под мясорубку, избавился под шумок, чтобы взять власть в свои руки и единолично встать у руля.

— Это ложь. Все не так! — возмущаюсь.

— Цыц, я не договорил! — впивается пальцами в кожу. — Я могу предоставить все доказательства, чтобы ты начала сотрудничать. Сама увидишь, какой длинный кровавый след тянется за Багратовыми. За твоим… мужем! — фыркает. — В том числе.

— Я вам не верю.

— Брось! Ты не дура и понимаешь, что Багратов криминалом занимается.

Против этих слов мне возразить абсолютно нечего. Знаю, что так и есть,