Зачет по любви - Анастасия Градцева Страница 35

– Черт, а у меня кэша нет, только карта, – с досадой сказал Илья.

– Я оплачу, у меня есть, – откликнулся Макс.

– Но я потом тебе переведу!

– Конечно, переведешь, – усмехнулся он тепло и, не удержавшись, потрепал сына по светлой макушке.

Мы с Максом остались ждать счет, а Илья с Диной вышли на улицу типа подышать, но по их глазам было видно, что на самом деле они там будут целоваться и тискаться, как малолетки.

И, честно говоря, я им ужасно завидовала.

Тут у Макса зазвонил мобильный, он глянул на экран и помрачнел. По его лицу стало ясно: звонок такой, что не взять трубку нельзя.

– Лика, заплатишь, ладно? – Он положил передо мной свой бумажник, а сам, прижимая телефон ухом и хватая куртку, стремительно вышел из ресторана.

«Вот тебе и выходной», – с грустью подумала я.

Официант принес книжечку с чеком, я мельком глянула на цифры, ужаснулась, но послушно раскрыла кошелек Макса. И тут я то ли повернула его как-то не так, то ли зацепила, но вдруг из внутреннего кармашка бумажника на стол вылетела маленькая черно-белая фотография. Как на паспорт. Я взяла ее, честно планируя положить на место, но увидела это лицо – и застыла. На фотографии была я. В точности.

Но там не могла быть я! Я никогда не носила кос и у меня никогда не было такой ужасной старомодной блузки с таким дебильным воротничком. И я никогда не делала на паспорт черно-белую фотографию, только цветную.

Тогда кто это, вашу мать? И почему Макс держит эту фотку у себя в бумажнике?

Пазл сошелся с таким громким щелчком, что мне чуть дурно не стало. И в этот пазл прекрасно уложилось и то, как резко на меня поначалу реагировали Илья и Марина, и наше с Ильей странное сходство, и внезапная влюбленность Макса в меня и даже его грубое агрессивное поведение при первой нашей встрече.

Господи, какая же я дура! Как я могла не замечать таких очевидных вещей?

Меня затошнило, и я быстро сунула фотографию обратно. Расплатилась и вышла из ресторана.

– Лик, прости, родная, мне надо срочно на студию, – виновато сказал Макс, как только я его увидела. – Ничего, если ты одна пойдёшь пить чай к Илье? Вы же вроде с Диной нашли общий язык.

– Если они не обидятся, я бы лучше сразу домой поехала, – пробормотала я, изо всех сил пытаясь делать вид, что все хорошо. – Голова вдруг заболела.

– Да, я вижу, что ты побледнела, – он озабоченно коснулся моего лба губами. – Сочувствую, моя хорошая. Давай я тебе такси вызову.

Было почти физически больно и улыбаться Максу, и вяло отшучиваться от Ильи, и кивать Дине, которая и правда выглядела расстроенной и все пыталась взять с меня обещание сходить с ней как-нибудь на кофе.

Я хлопнула дверцей машины и закрыла глаза, чтобы не видеть. Чтобы ничего и никого не видеть. Больше всего на свете мне сейчас хотелось остаться одной. И, может, тогда я пойму, что делать дальше.

* * *

Когда я зашла в нашу квартиру (не «нашу», надо отвыкать от этого слова!), я уже немного успокоилась и четко понимала, что сейчас буду делать очень некрасивые вещи. И что мне даже не будет стыдно, потому что если бы Макс хотел, чтобы я знала правду, он бы мне ее сказал. Время было. А раз не сказал, значит, мое право – самой найти информацию. Даже если для этого придется покопаться в его личных вещах.

Я зашла в его кабинет и стала поочередно открывать ящики стола. Ничего особенного: квитанции, договора, какие-то книги, разве что в нижнем ящике нашлось свидетельство о браке, а под ним – о смерти. Я на всякий случай глянула имя и девичью фамилию бывшей жены Макса, на которую я по странному совпадению оказалась так похожа. Светлана Анатольевна Заборонок. Никаких ассоциаций, ничего общего со мной – первый раз в жизни вижу эту фамилию.

Но где же фотографии?

Я методично перебирала содержимое шкафов, пока не наткнулась на большую коробку. И села с ней прямо на пол, вытаскивая и раскладывая вокруг себя неопровержимые доказательства того, что я заняла чужое место. Вот те самые рамки, которые сняли со стены перед моим приходом: трогательно юный Макс в дешевом и не идущем ему костюме, а рядом с ним… как будто я. Я в белом платье и с цветами в волосах. Я смеющаяся в каком-то летнем сарафане. А вот на руках у меня маленький Илья с круглой лысой головой и обиженно поджатыми губками. А вот все втроем. Такие счастливые!

Я помотала головой, чувствуя, что схожу с ума. По щекам катились слезы, но я их даже не ощущала, только раздражал мокрый подбородок, который почему-то чесался. Я раздраженно вытерла лицо рукавом, схватила фотку, где Света была изображена крупным планом, и побежала в коридор – к зеркалу. Я не копия. Я не могу быть ее копией! Мне сейчас так важно было себе это доказать, как будто иначе я перестала бы существовать.

Цвет глаз похож. Лоб такой же высокий. Небольшие веснушки у нас обеих. Зато у нее на шее родинка, а у меня нет. У нее тонкие, еле заметные брови, видно, что накрашены карандашом, а у меня они густые, хотя тоже светлые. И волосы у нее как будто слегка вьются. И подбородок более квадратный. А губы пухлее моих – красивые такие, женственные.

Я облегченно выдохнула и криво улыбнулась своему заплаканному некрасивому отражению. Я не она. Я другая. Но очень, очень на нее похожая. Почему? Да кто бы знал.

Можно ли винить Макса за то, что он на это повелся? Когда судьба возвращает тебе твою погибшую любовь, разве можно устоять?

И я даже понимала, почему он мне ничего не рассказал. Потому что знал: это будет конец. Как сейчас.

Я не хочу быть заменой, я не хочу быть той, в которой видят тень бывшей любви и упрямо пытаются найти черты, которые были в ней. А то, что не находят, то воспитывают. Я ведь люблю Макса, я готова была ради него меняться: вот даже готовить начала, хотя не люблю и не умею это делать. А сколько еще я готова изменить в себе для него? Если честно, многое. Почти все. Но тогда через какое-то время Лика перестанет быть Ликой, а станет реинкарнацией той