Коньки и Камни - Хизер К. Майерс Страница 35

Суббота должна была стать разрядкой, возможностью выплеснуть накопившуюся агрессию. Я буду играть в игру, и играть хорошо. Минка Мазерс должна была узнать, как далеко готов зайти Леви Кеннеди. И в этот момент я верну себе часть контроля, который жизнь — и она — казалось, так хотела у меня отнять.

Неделя тянулась однообразно, что только усиливало мое волнение. Каждый день проходил в череде занятий и практик, а мои мысли постоянно возвращались к предстоящей игре с Минкой. На уроке морали и этики я однажды поймал ее взгляд. В ее взгляде было что-то похожее на сочувствие, но оно было мимолетным и исчезло так же быстро, как и появилось. Эта мысль привела меня в ярость. Ей было жаль меня? Как? Почему? От этой мысли мне захотелось наказать ее за это.

Связать ее.

Заткнуть рот.

Лишить ее чувств.

Может быть, даже напугать ее.

Я отогнал эту мысль и переключил свое внимание на занятия. С каждым днем моя решимость становилась все сильнее.

Когда урок закончился, я заметил, как Лиам Вулф подошел к Минке. Я остановился на месте, охваченный любопытством. Что Вулфу от нее нужно? Я наблюдала за их общением издалека, пытаясь понять суть их разговора.

Лиам выглядел непринужденно, язык его тела был расслаблен, но в его глазах читалась напряженность, которая говорила о том, что разговор был не просто тривиальным. Минка, в свою очередь, казалось, внимательно слушала, выражая интерес и настороженность.

Я не слышала их слов, но по тому, как Минка изредка кивала, как Лиам жестикулировал руками, было ясно, что они обсуждают что-то серьезное. Какая-то часть меня хотела подойти к ним, вклиниться в разговор и выяснить, что именно происходит.

Но я сдержалась, гордость и необходимость сохранять видимость безразличия удерживали меня на месте.

Общение между Минкой и Лиамом раздражало меня больше, чем я хотела признать. У меня не было никаких прав на Минку, никакого права чувствовать себя собственником или ревновать. И все же, наблюдая за ними вместе, я не могла избавиться от чувства тревоги. Что их связывало? Почему это так сильно меня беспокоит?

Когда они расставались, Лиам дружески похлопал Минку по плечу, в моей голове пронеслась тысяча вопросов. Я смотрел вслед удаляющейся Минке; ее фигура постепенно исчезала в толпе студентов.

Остаток дня прошел в дымке рассеянности. Физически я присутствовал на занятиях и тренировках, но мысленно я был в другом месте, мои мысли были поглощены игрой и тем, что произойдет после нее.

И по мере приближения этого дня мое предвкушение только росло.

Наконец наступила суббота, и пасмурное небо пыталось выжать из меня последние капли лета. Раздевалка гудела от энергии, мы готовились к игре, и в воздухе чувствовалось предвкушение. Тренер Морган стоял у входа, произнося свою обычную предматчевую речь, но его слова казались мне далекими, заслоненными моими собственными мыслями.

"Это предсезонка, ублюдки, так что не нужно быть героем", — говорил Морган. "Но это наш шанс показать, из чего мы, блядь, сделаны, задать тон сезону. Давайте покажем всем, на что мы, черт возьми, способны".

Его слова нашли отклик в команде, по комнате прокатился хор согласия и решимости. Но для меня игра имела другое значение. Мне было интересно, находится ли Минка на трибунах, наблюдает ли она за происходящим. Мысль о том, что она наблюдает за мной, видит меня в моей стихии на льду, придавала игре дополнительный накал.

Когда я зашнуровывал коньки, в голове у меня крутился вихрь эмоций. Я хотел произвести на нее впечатление, показать ей, насколько я хорош. Не из тщеславия, а для того, чтобы заявить, что я не мой отец, что я сам по себе, что я сила, с которой нужно считаться на льду. Что я заслужил право быть выбранным первым в лиге.

Что я заслужил то, над чем работал. Не из-за того, из какой я семьи, не из-за наследия, лежащего на моих плечах, а из-за меня.

Она не могла этого сказать.

Она никогда не сможет этого сказать.

Выйдя на лед "Ящика Пандоры" на глазах у зрителей, я почувствовал прилив адреналина. Каток с его обширной, сверкающей поверхностью был не просто ареной, а храмом хоккея, где каждая игра ощущалась как обряд посвящения. Сегодня вечером трибуны были переполнены, это было гудящее море цветов и лиц, каждый человек разделял коллективное волнение от игры. Энергия, витавшая в воздухе, была электрической, ощутимой силой, которая подпитывала мою решимость и страсть.

Над нами гордо развевались баннеры и флаги, каждый из которых свидетельствовал о богатой истории этого места. Игра здесь была не просто очередным матчем — это была честь, вызов, который нужно было принять. Вокруг стекла расположились несколько журналистов, их присутствие подчеркивало значимость игры. Здесь создавались легенды и воплощались мечты. Каждый шаг по льду, каждая игра приобретали особую значимость, как будто мы играли не только за себя, но и за место в богатом наследии спорта.

Как только я начал кататься на домашнем льду, меня захлестнул прилив адреналина. Меня охватило волнение, страсть, любовь к игре. На мгновение все остальное улетучилось — планы, злость, месть.

Энергия "Ящика Пандоры" была электрической, она подпитывала наши движения и концентрацию. Мы начали с легкого катания, постепенно наращивая скорость, ощущая лед под лезвиями, прохладу катка и тепло расслабленных мышц. Звук коньков, врезающихся в лед, свист и скольжение были похожи на музыку, прелюдию к симфонии самой игры. Вокруг нас арена гудела, как улей в предвкушении, но на льду только мы, команда, двигались как одно целое.

Я легко вошел в ритм, знакомая рутина поддерживала меня среди вихря эмоций. Мы перешли к упражнениям по передаче шайбы; шайба быстро перемещалась между нами, это был танец точности и синхронности. Мои пасы были острыми и точными, молчаливое обещание того, что я готовлюсь к выступлению. Затем последовали броски по воротам, каждый игрок по очереди испытывал Вулфа на прочность, броски звенели от стоек или поглощались