Ричард Гордон - Свободен для любви Страница 35

Было, правда, еще одно пятно на горизонте, омрачавшее мои отношения с сестрой Плюшкиндт. Однажды вечером, когда Гримсдайк зашел ко мне стрельнуть сигаретку, я признался ему в этом.

— Как твоя разнузданная сексуальная жизнь? — весело осведомился он. — Теперь легче стало?

— Ну… и да, и нет.

— В каком смысле? — удивился он. — Не хочешь же ты сказать, старичок, что ваша страстная любовь не получила логического выхода?

— Получила, но вовсе не то, что ты имеешь в виду, — вздохнул я. — Сам ведь знаешь, как это бывает с медсестрами… Мы ходим в кино, на концерты или еще куда-нибудь, потом спешим назад, чтобы успеть вернуться до окончания ее дежурства, пару минут обнимаемся и целуемся в подворотне возле морга, а ровно в одиннадцать она уже поднимается в отделение. Опоздай она на одну минуту, и ее доброе имя будет навеки запятнано. По ее словам, во всяком случае.

— Грустно.

— Можно даже не читать Фрейда или Кинси, чтобы понять, насколько это безрадостно для мужского организма. Сам прекрасно знаешь. Но другого выхода нет. Разве что гулять в Гайд-парке, взявшись за руки.

— А как насчет страстной любви в стенах нашего достойного заведения?

— Да ты что, забыл, что мы в больнице Святого Суизина? Здесь мужчине и женщине встретиться труднее, чем в банях викторианской эпохи.

— Но ведь есть еще пожарная лестница.

— Ах, вот ты о чем!

Безобразное сооружение, взбиравшееся зигзагом по стенам жилого здания персонала, было памятником торжества противопожарной безопасности над пуританской моралью. Карабкаясь ночью в пустующее с незапамятных времен отделение для лежачих больных, пробираясь затем по крыше отделения физиотерапии и тайком минуя келью ночного вахтера, мы ухитрялись затаскивать медсестер на мужскую половину. Впрочем, предлагались подобные авантюры в наших стенах не часто, поскольку в случае разоблачения старшая сестра смотрела на свою провинившуюся подчиненную, как на экспонат из камеры ужасов.

— Ерунда, — отмахнулся Гримсдайк в ответ на мой преисполненный сомнения взгляд, — дождись подходящей темной ночки, запасись бутылочкой шерри, с вечера еще раз побрейся — и приятное времяпрепровождение вам обеспечено. Не говоря уж о том, что дома теплее, чем в Гайд-парке.

При нашей следующей встрече с сестрой Плюшкиндт я завел речь о пожарной лестнице. Как я и ожидал, девушка потупила взор, всхлипнула и только укоризненно сказала:

— О, Ричард!

Понимая, что нужно как-то выкручиваться, я быстро нашелся и добавил:

— Я хотел сказать, что мы можем в спокойной обстановке попить кофе, и я наконец покажу тебе замечательные гистологические препараты дуоденальных язв, о которых столько тебе рассказывал…

— О, Ричард, это все испортит!

— Как — то, что я покажу тебе препараты? Просто мне придется специально по этому случаю одолжить у одного из ребят микроскоп — именно поэтому мне больше негде их тебе продемонстрировать. Впрочем, если тебе это и правда неинтересно…

Сестра Плюшкиндт тяжело вздохнула и отвернулась. Да, Гримсдайк на моем месте справился бы лучше!

Чтобы нарушить молчание, которое грозило затянуться на полчаса, мне пришлось завести разговор о лечении послеоперационных тромбозов.

Наша связь продолжалась несколько недель. Сестра Плюшкиндт просто уведомляла меня, когда у нее в следующий раз выдастся свободное время, и при этом подразумевалось, что я должен ее ждать. Впрочем, даже такие отношения имели определенные преимущества. Благодаря сильному материнскому инстинкту сестра Плюшкиндт еще с наших первых встреч стирала мои рубашки, штопала носки и угощала пирожками со смородиной, а теперь покупала галстуки и плитки шоколада, снабжала витаминами из шкафчика с медикаментами, связала мне свитер и заставила носить подтяжки. По заверениям моих приятелей, я никогда не выглядел таким упитанным и ухоженным.

Лишь два события помешали безмятежному развитию нашего бесконечного романа. Первым из них стал перевод сестры Макферсон в ночную смену.

Дело в том, что каждому штатному хирургу предписывалось ежедневно перед отходом ко сну совершать обход палат и справляться о заботах и нуждах пациентов. Этот поздний вечерний обход свято соблюдался всеми хирургами, потому что ночные сестры, отсыпавшиеся днем, а затем бодрствующие всю ночь напролет, считались несчастными и заброшенными созданиями, которым остро недоставало мужского внимания. Именно по этой причине даже самый неопрятный и невзрачный врач превращался в ночную смену в желанного рыцаря. Вдобавок все сестрички неплохо готовили, а ночью, оставшись без бдительного надзора старшей сестры, они могли спокойно угощать своих вечно голодных гостей яичницей с беконом.

До сих пор мои ежевечерние обходы не доставляли мне ни малейшей радости, поскольку ночной сестрой в «Стойкости» была недавняя выпускница, которая, запинаясь от усердия, рапортовала мне об анализах, стуле и температуре, тогда как в «Постоянстве» дежурила высоченная сухопарая дама в очках и с заметными усиками, в полумраке напоминавшая мне Макса Линдера[13].

Так вот, в один прекрасный вечер, проводив сестру Плюшкиндт в женскую резиденцию, я отправился совершать обход и едва не остолбенел, наткнувшись в маленькой кухоньке, прилепившейся к задворкам женского отделения, на сестру Макферсон. Она спокойно покуривала там, жаря яичницу с беконом.

— Что вы тут делаете? — изумленно выдавил я.

— О, приветик! — обрадовалась сестра Макферсон. — А меня, между прочим, на ближайшие три месяца сделали королевой ночи! Вот так-то! Тра-ля-ля! Разве сестра Плюшкиндт вам не сказала?

Я молча помотал головой.

— Как насчет яичницы с беконом? Или предпочитаете, — она ткнула в коробочку на каталке, — протертый шпинат с заварным кремом?

— Откровенно говоря, я бы не отказался заморить червячка, — признался я. — Ужин был, как всегда, прескверный. Нам вечно пытаются скормить студень, от которого даже дворняги отказываются.

Сестра Макферсон понимающе кивнула.

— Достаньте пиво из холодильника, — попросила она, разбивая над сковородкой еще два яйца. — Налейте себе и мне.

Я наполнил пивом два стакана и присел на край кушетки.

— Как дела у наших больных, сестра? — спросил я, пытаясь свернуть на знакомые рельсы.

— Пожалуйста, доктор, не надо! — твердо сказала она, тыкая вилкой в кусочек бекона. — Не здесь и не за едой. Я предпочитаю не смешивать работу и удовольствие. В отличие от сестры Плюшкиндт, которая даже за столом только и обсуждает анализы с диагнозами… — Сестра Макферсон покосилась на меня и легонько закусила губу. — Наверное, мне не следовало так говорить, да?