Любовь-война(СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна Страница 36

Все это время на районе было спокойно, а значит, Шульц сдержал слово: Шабловские не стали напирать на Донских, а те, в свою очередь, не тронули меня. Честно говоря, я испытывала смешанные чувства по этому поводу. С одной стороны, я была рада, что больше никто не пострадает из-за моего необдуманного вранья, но с другой – такое решение Шульца являлось очередным подтверждением его благородства. Этот поступок ярко подчеркивал, насколько милосердным и рассудительным может быть он и насколько бессердечной и желчной оказалась я.

Родители Шульца, судя по слухам, были очень взволнованы нападением на сына, даже заявление в ментовку настрочили, но Андрей никого не сдал. Уж не знаю, как ему удалось отвертеться от всех этих расспросов, но факт остался фактом: ни Черепа, ни других ребят, участвовавших в избиении, к ответственности не привлекли.

Однако, несмотря на его отказ от мести Донским, я не питала иллюзий насчет излишнего добродушия Шульца, ведь он ясно дал понять, что не спустит случившееся на тормозах. Андрей хоть и добрый, но мямлей его назвать никак нельзя. Если он захотел кого-то проучить, то сделает это максимально эффективно и изощренно. Таков уж Шульц – в определенных обстоятельствах может быть пугающе расчетливым и хладнокровным.

Именно поэтому я с волнительным трепетом и болезненным содроганием ждала дня его возвращения в школу. Наверное, предчувствовала, что произойдет что-то дурное, нехорошее, непоправимое.

И не ошиблась.

Первые тревожные звоночки стали поступать тогда, когда, возвращаясь домой из школы, я случайно натыкалась на своих бывших друзей, недавних врагов, а сейчас уже просто ненавидящих меня ребят из стаи Шульца. Раньше они просто делали вид, что меня не замечают, но после происшествия с их вожаком стали проявлять агрессию открыто. Обзывались, ставили подножки, обвиняли во всех смертных грехах, а однажды чуть не закидали меня щебнем. Я тогда еле ноги унесла.

Шабловские прекрасно знали, что Донские выперли меня из своей стаи, и поэтому чувствовали себя безнаказанными. Понимали, что теперь я одиночка. А одиночек можно нещадно гнобить.

Нет, конечно же, я не проглатывала их издевки и всегда старалась дать отпор – дерзила, посыла, пару раз даже в драку ввязалась. Однако это помогало лишь немного сдерживать атаки неприятелей, но положить им конец никак не получалось. Основная проблема заключалась в том, что они были гораздо сильнее. Как за счет массы, так и за счет количества.

Именно поэтому мне пришлось выработать привычку убегать. Знаю, звучит отвратительно, но что поделать? Когда полдесятка разъяренных парней несутся за тобой, горя желанием навешать тебе люлей, волей-неволей превратишься в зайку-трусишку и дашь деру. Инстинкт самосохранения, чтоб его.

Мне было жутко любопытно, знал ли Шульц о том, что его стая объявила на меня охоту? Исполняли ли они его приказ, или их нападки были актом свободной воли? Поразмыслив, я пришла к выводу, что, скорее, первое. Шульц обладал слишком большим авторитетом, так что вряд ли Шабловские отважились бы безобразничать без его ведома.

Как выяснилось позже, я оказалась права. То был методично продуманный коварный план моего морального уничтожения, проработанный до мелочей. Шульц все просчитал и все учел. Чертов злобный гений.

Учебный год подходит к концу, и торчать на уроках, слушая монотонную болтовню учителей с каждым днем становится все труднее. До экзаменов – чуть меньше недели, а, расквитавшись с ними, можно будет уйти на заслуженный покой. Никаких тебе подъемов в семь утра, никакой домашки, никаких нравоучений по поводу неважной успеваемости. Только лето, солнце и тотальная свобода. Ну, почти тотальная. Нам ведь уже выдали список литературы на лето, и там, скажу я вам, отнюдь не книжки с картинками, а настоящие толмуды. Пока все прочитаешь – состаришься.

Но я не сильно по этому поводу парюсь, сейчас ведь двадцать первый век на дворе, а значит, с кратким содержанием произведений можно преспокойно ознакомиться на просторах Интернета. Я, конечно, понимаю, что это читерство, но как иначе? Я же не тонкочувственная Татьяна Ларина, зачитывающаяся романами и помешанная на глубоких чувствах. Я обычная дворовая девчонка, мне бы в речке покупаться да мяч погонять.

Вешаю рюкзак на плечи и, проорав в коридор стандартное прощание с семьей, выхожу из квартиры. Майское солнце даже по утрам жарит нещадно, и уже на полпути к школе я чувствую, что взмокла. Достаю из ранца тетрадь и принимаюсь обмахиваться ей наподобие веера.

Жара, конечно, феноменальная. Я даже сегодня расхрабрилась и юбку напялила – в шортах в школу ходить нельзя, а в брюках ноги рискуют превратиться в две обваренные сосиски. Меня такая перспектива не очень прельщает.

Захожу в класс, по привычке окидываю взглядом присутствующих, и вдруг ступни резко прирастают к полу, а сердце сбивается с ритма.

Он здесь. Стоит на своих двоих, без гипса и о чем-то непринужденно разговаривает с Гуляевым. Меня не замечает, полностью погружен в диалог.

Несмотря на длительный больничный, выглядит Шульц как всегда отлично: бодрый, подтянутый, со свежей стрижкой и здоровым цветом лица, даже румянец, вон, на щеках пробивается. Он одет в легкую светлую рубашку и зауженные брюки, которые до чертиков ему идут – выгодно подчеркивают натренированные ноги и стильно сочетаются с белыми кедами.

Первая моя мысль о том, чтобы убежать. Напарываться на пропитанный гневом взгляд Андрея отчего-то совсем не хочется, а ведь именно так он, скорее всего, на меня и посмотрит: с укором и плохо скрываемой ненавистью.

Однако остаток трезвого ума, который мне до сих пор удалось сохранить, подсказывает, что скрываться вечно у меня не получится. Рано или поздно мне придется встретиться с Шульцем глазами. Это неизбежно.

Громко сглотнув, направляюсь к своей парте, и в этот самый момент Андрей оборачивается. Вопреки моим ожиданиям, в его лице нет ни злобы, ни ярости, разве что взгляд сделался более холодным, будто инеем покрылся…

- О, а вот и спонсор моих переломанных костей! – восклицает Шульц на весь класс, и я чувствую, как всеобщее внимание мгновенно обращается ко мне. – Ну как дела, Скилла? Нормально спится по ночам?

Честно говоря, все то время, что Шульц был на больничном, я обещала себе, что не буду вестись на его провокации. Не буду хамить и отвечать злом на зло. Как-никак я перед ним виновата, и усугублять положение дел не в моих интересах. Нам просто нужно без скандалов доучиться этот год и разойтись как в море корабли, ведь после девятого в нашей школе традиционно проводится распределение по профилям: Шульц наверняка пойдет в математический класс, а я – в гуманитарный.

Но то ли от его вызывающего тона, то ли от запредельной уверенности, которую он источает, я забываю данное себе обещание и запальчиво отвечаю:

 - Замечательно спится! А почему должно быть иначе?

- Ну, кто знает, – его губы кривятся в усмешке, но глаза по-прежнему полны льда, - может, в тебе совесть заиграла, а? Хотя, о чем это я… Совесть и Кавьяр – понятия несовместимые, я бы даже сказал, взаимоисключающие.

Класс заходится одобрительным гомоном, а я раздраженно поджимаю губы. Ну, кто бы сомневался, они все на стороне пострадавшего Шульца. В их глазах я – конченная сука, натравившая на их любимого одноклассника свору своих полуадекватных друзей. Никаких полутонов нет: я – плохая, Андрей – хороший.

Сажусь за парту и тут же ощущаю на своей руке теплую ладошку Веры. Это она меня так поддерживает, видит, что меня от эмоций плющит, вот и пытается успокоить. Отправляю подруге короткую благодарную улыбку и утыкаюсь носом в тетрадь. Прямо сейчас мне хочется скрыться от всего мира, но в первую очередь, разумеется, от глаз цвета зелени, которая отныне и, кажется, навсегда подернута морозом.

Глава 35

Кристина

Прощаюсь с Верой, которая решила задержаться в школе из-за дополнительных по русскому, и выхожу на улицу, кожей ощущая, что Шульц идет следом. Парень не нагоняет, держится на определенном расстоянии, но моя макушка полыхает от его взгляда, а, значит, он намеренно не выпускает меня из поля зрения.