Потому что (не) люблю (СИ) - Андриевская Стася Страница 36

— А можно как-то без моралей обойтись? — мгновенно ощетинилась она.

— Не-е-е, — мстительно выпустил я облако дыма, — ты мне, как никак, полтора ляма должна, и я тебе буду промывать тебе мозг столько, сколько захочу. Так вот, дура ты, Слав. С виду, так, нормальная вроде девка, а на поверку — дура. И однажды ты доиграешься. Нарвёшься по-крупному и всё, кранты тебе. Могла ведь не на меня, а на реального мажора отбитого нарваться, или авторитета какого-нибудь. И знаешь, что тогда?

— Ну?

— Гну. По кругу бы тебя пустили и делов. Это только с виду девяностые давно прошли, а на самом деле всё по-прежнему. Только ещё хлеще. Вседозволенность у вас, нынешней молодёжи. Вернее, её видимость, потому что по счетам всё равно платить придётся, рано или поздно. Вот так заиграешься, и пропадёшь ни за что, Слав. Уж поверь, я знаю о чём говорю. Сам в своё время чудом соскочил. Так что завязывай, давай, со своей хулиганкой. Лучше учись, семью нормальную создавай. И вперёд — в светлое будущее. У тебя кроме бухающего деда-то есть ещё кто из родни? Ну, к кому можно кинуть на время кости?

А она вместо ответа прижалась вдруг ко мне. Обняла, положив голову на плечо, и затихла. «Ты классный» — прозвучало у меня в мыслях. — «Я же вижу, тебе надо побыть хотя бы с кем-то…»

Твоя правда, дерзкая. Человеку нужен человек.

Немного помедлил… и зарылся пальцами в её волосы, повёл ладонью по спине, чувствуя, как её кожа обсыпается мурашками. Она сомкнула руки сильнее.

Но и осознанный выбор с выгодой тоже никто не отменял. Странно, что до меня это дошло только сейчас.

— Давай начистоту, Слав? В любовницы на постоянку набиваешься, или разово?

Она напряглась, словно намереваясь отпрянуть, но я удержал.

— Тебе сколько, восемнадцать-девятнадцать, небось? В башке пуля, море по колено, все методы хороши, да?

Молчание.

— Ну а мужик-то у тебя хоть раз был? Или я удостоен чести первопроходца?

Она усмехнулась.

— А что, для тебя только это имеет решающее значение?

Трепыхнулась сильнее, и я отпустил. Но она не ушла, лишь обхватила себя руками и так и осталась рядом.

— Не люблю девственниц, — откровенно издеваясь усмехнулся я. — У них у всех завышенное самомнение по поводу своей исключительности, хотя по факту — дурные малолетки. А я с детьми не сплю, Слав, вот такой косяк в твоих расчётах.

— Придурок! — неожиданно взорвалась она, замолотила меня по плечам. — Самовлюблённый говнюк! Старпёр хренов, да у тебя просто кишка тонка, понял! Ты просто трус! Все вы тру?сы! Вам всем просто…

Я перехватил её кулак, нахмурился.

— Если уж решила стать проституткой, умей уважать запросы клиентов, девочка. Больше покорности, меньше спеси. Дерзость — только по особому заказу. И да, основной клиент на таких как ты — старпёры и самовлюблённые говнюки. Привыкай. И целку свою, кстати, можешь продать подороже. Но только не мне, я брезгливый.

— Да пошёл ты! — выдрала она руку и сбежала в машину. Хлопнула что есть дури дверью и затихла.

Я отошёл к самому краю обрыва, закурил, глядя на далёкие огни барж на рейде. Мне не было её жалко, пусть даже поревёт, ей это только на пользу. Но было тошно от себя. Морализатор хренов, святоша. Отыгрался на девчонке, хотя сам-то чем лучше был, когда совсем недавно ехал к ней на хату?

Докурив, поглазел ещё немного на звёзды и вернулся в машину. Примирительно пихнул Славку в плечо:

— Ну ладно, не дуйся. Не хотел обидеть, просто под руку попалась.

А она вдруг полезла на меня с объятиями, тычась губами в губы, нагло скользя ладонями по моим ляжкам и выше, в попытках нащупать молнию ширинки. Увернувшись от поцелуев, я перехватил её руку.

— Ну и дурная ты всё-таки, Слав!

Она закатила глаза:

— Ну понятно. Типа святой. Ладно, поехали, чего сидим-то. И высади меня где-нибудь на остановке.

— Что, облом прочистил мозги и сразу вспомнила, что есть куда идти? — рассмеялся я, снимая с ручника.

Она не ответила, и я просто высадил её, где попросила и рванул домой.

Нет, я далеко не святой и остановила меня, конечно же не Славкина гипотетическая невинность. А её дерзость даже наоборот, провоцировала отпустить тормоза. Но она спросила, что для меня имеет решающее значение, и я вдруг понял — Маринка. Она может творить что угодно, доводить меня до белого каленья, провоцировать и даже откровенно гулять, но она всё ещё моя жена, а жене я не изменяю. А на счёт остального — это мы ещё посмотрим.

Ещё на подъезде к дому увидел, что все окна тёмные. Сбавил скорость до минимума, приближаясь к воротам почти крадучись. Оттягивая момент, потому что понял вдруг, что вовсе не обязательно, что Маринка ещё не вернулась от Кира. Возможно, она просто ушла. С чемоданами. С концами. И отныне дом окончательно пустой и холодный. Готов я к этому? Ни хрена. Как бы ни убеждал себя, как бы ни хорохорился.

Однако, въехав на территорию, обнаружил, что над входом горит дежурный фонарь и приглушённым светом теплится окно гостиной.

Бросил машину прямо у крыльца, ворвался в дом, и замер. Маринка сидела на диване, прижимая к груди подушку и уронив голову на грудь. Спала. Остановился перед ней, скользя взглядом по таким родным волосам, плечам, рукам… Вслушиваясь в тихое дыхание. Сразу, лавинообразно вспоминая всё, что нас связывает. Всё-всё. И понимая, что прошлое — это действительно и есть мы, вот такие какие есть сейчас. Неидеальные и запутавшиеся, но живые. А главное, что «прошлое — это мы» вовсе не значит, что мы — это прошлое. Пока ещё нет.

Пока.

Я сам постоянно твердил ей, что нужно идти дальше — так отчего же теперь так трудно просто отпустить? Даже зная, то, что знаю. Даже болезненно морщась от встающих перед глазами картинок, где она с другим? Что я могу сделать прямо сейчас, кроме того, чтобы просто поговорить? Не уговаривать, не удерживать, но покаяться, чтобы не осталось тяжести? Не поздно ли? И нужно ли ей это… теперь?

Обнял её колени, приник к ним губами, ткнулся лбом. Я не смог, не справился. Не сумел сделать её счастливой. Но, видит Бог, любил я лишь её одну! И люблю. И буду любить, даже если она уйдёт.

На затылок мне опустились вдруг ладони, заскользили по шее и плечам, так… ласково и зовуще. Всё ещё не веря тому, что чувствую, вскинул голову и увидел взгляд — любимый, серый, тёплый. Тот самый, за который мне вот уже двадцать лет, как хочется либо сдохнуть, либо убивать.

— Привет, — улыбнулась немного смущённо, словно мы снова дурные подростки, и она сама толком не понимает, зачем пришла ко мне опять. Но она пришла и…

И нас сорвало.

Я и не думал, какое чудовище — этот мой голод. Мне хотелось её сожрать. Смять, сломать, проглотить, поглотить. Запихать в такие недра себя, где никто и никогда не увидит это моё сокровище! Чахнуть над ним, высыхать, костенеть… Но обладать!

И это не только про её восхитительное, самое красивое, самое любимое на свете тело — я хотел всю её! Её взгляды, её стоны, её отклик. Безбашенность, дерзость, мстительную, такую глупую и смешную жестокость. Засос — ну насмешила! Да захотела бы он перегрызть мне сонную артерию, я бы и тогда добровольно подставил шею, только бы снова чувствовать хлещущую из неё жизнь и страсть. Иметь возможность касаться её сокровенного, давать ей то, от жажды чего она уже истекает и чего нетерпеливо, жадно от меня требует.

Секс — дело мокрое. Жаркое. Терпкое. Я готов был орать от восторга даже просто чувствуя, как скользка? уже моя девочка. Она хотела меня, изнывала. Отдавалась без остатка. Подавалась роскошными бёдрами, выгибая стройную спинку, осыпая мои колени каскадом волос…

Разве хватило бы меня надолго? Я словно пацан продержался позорную минуту-полторы и, подстёгнутый Маринкиным оргазмом, сжимающим мой член пульсирующими, сладкими спазмами, слетел с тормозов…

Ох ты ж… Твою ма-а-ать… как хорошо-то….

— …И это всё, на что ты способен, Магницкий?

Ах ты ж моя любимая зараза! Узнаю тебя, узнаю!

— Размечталась! Это только разминка!