Мой палач. Реквием (СИ) - Ромеро Екатерина Страница 36

Я не упираюсь больше. Я уже сдох.

Ася сердце мое была.

Всегда. А я не могу жить без сердца. Они погибли и я подох вместе с ними.

Глава 30

Я не очень помню, как Виктор дотягивает меня до дома. Меня всего трясет и это не проходит.

— Тимур, не упирайся, сиди спокойно! Кто-то держит меня за плечи и я замечаю старого знакомого врача. Он сидит предо мной с хирургическими ножницами и кучей бинтов, тогда как я смотрю на свои руки и усмехаюсь. Обгоревшие, кожа кусками отваливается, а мне не больно. Я не чувствую ни хрена уже. Дыра одна только в груди. Без нее. Без Аси моей.

— Отвали. Не трогайте меня!

Отталкиваю дока, который ошарашенно смотрит на меня причитая, но похоже, Виктор не унимается. Он усаживает меня обратно и с помощью еще трех охранников они все же вытаскивают пулю из плеча, наносят какую-то хрень мне на руки и накладывают тугую повязку.

— Скажи, кто…Кто, сука, гранату подложил?

— Люди Булата. Они просчитали, что ты Амели будешь вывозить. Булат пошел ва-банк. Он знал, что ты его завалишь. Вероятно хотел, чтобы если не ему, то никому девочка не досталась.

Чеканит Виктор строго, благодарит врача, а я на пол сползаю, хватаясь за голову. Руки дрожат. Я задыхаюсь просто.

— Кто из людей Булата остался? Кого я должен зарезать за это? Кого?!

— Никого. Я думал, что те трое уйдут, но ты догнал и их. Их было больше. Восемнадцать человек положили. Нет больше хвоста. Заметаем сейчас следы, но жить здесь тебе больше нельзя. Вставай. Я знаю, они тебе дороги были…

— Выйди…

Хриплю, тяжело дыша. Грудь рвет на куски просто. Я снова потерял их. Тех, кого любил, снова потерял!

— Тимур, спокойно. Ты себя угробишь так. Успокойся.

— Пошел вон, я сказал! Воон!!!

Реву на него раненым зверем и наконец, я остаюсь один. В своем огромном доме, при бабле, статусе, власти, я снова один на всем белом свете.

Моя нежная девочка, единственная, которая когда-то любила меня, и та оставила меня. И детей забрала. Обоих. Дочь, которую я даже не узнал толком и сына, только начавшего нормально спать после потери родного отца.

На улице быстро темнеет, а я подняться не могу. Чувствительность в руках уже проявляется и отдается адской болью прямо в мозг, но это все неважно. Ничто теперь не важно…без нее. Невинная. Мой мотылек, моя нежная талантливая девочка. Я прикрываю глаза и вспоминаю нашу первую встречу. Какая она была красивая, нет просто идеальная. Ася всегда такой была для меня. Лучшей, самой нежной, самой ласковой и желанной. Ася улыбалась мне тогда со сцены, а я уже хотел ее убить. Она играла талантливо, а я мечтал зарыть ее поглубже.

Ненависть. Она в итоге сожрала меня, тогда как мотылек даже несмотря на ненависть меня полюбила. Чистой ласковой любовью. Она летела ко мне искренне и в итоге сгорела. От моей руки, от моей, блядь, ненависти погибла эта девочка невинная!

Я вспоминаю страх, а после настоящий дикий ужас в ее глазах. Как я брал ее впервые. Как одичалый зверь, делая больно намеренно, упиваясь ее слезами и своей похотью. Как Ася потом боялась меня долго, месяцами, блядь…Как шею себе раздирала, сидя на цепи, как я ошейник ей одевал, а она задыхалась от него. Плакала.

Еще тогда…тогда мне надо было убить себя. Чтобы она не страдала. А я что делал? Верил Булату. Как родному отцу верил, словно щенок, доверял ему свою жизнь, которую он же и порезал на куски.

За окном начинает моросить дождь. На часах три ночи, а я глаз сомкнуть не могу. Кажется, только сейчас я полностью понимаю, что она была права. Эта чистая девочка всегда была права.

Я чудовище. Хуже меня просто нет. Я руку тогда ей на казни порезал и в яму бросил, ее живьем закопали, а она даже тогда пришла ко мне! Хотела быть со мной. Дурочка молодая. Глупая наивная девочка.

Как она старалась, когда я маску при ней надевал. Быть хорошим, добреньким, ласковым с ней, чтобы Ася меня не боялась. Нагло ее любовью упивался, лишь бы снова…почувствовать себя живым, любовь ее узнать, самому любить ее, как зверь изголодавшийся.

И это работало, но конечно, не навсегда. Моя сказка сломалась, превратившись в страшный кошмар для нас обоих. Моя нежная девочка давала мне шанс, а я не уберег. Не уберег ее беременную, не уберег нашего ребенка и даже этого мальчика, которого уже считал своим, и всех…я всех их потерял.

Даже сейчас Ася снова поверила мне. Что я отвезу ее в безопасное место. А я не защитил. Свою семью снова…Не уберег.

— Ааа! Ааааа!

Не помню, что случается после. Кажется, мое черное нутро все же вырывается наружу, так как я начинаю орать и крушить все вокруг. Я разбиваю стол, ломаю окно, стулья, переворачиваю на хрен всю комнату. Нашу комнату.

В какой-то момент мне кажется, что в этом самом углу снова сидит Ася. Как тогда. Голая, напуганная и умоляющая меня не делать ей больно снова, не надевать этот чертов ошейник опять.

— Девочка моя…Ася. Ася!!!

Это хуже, чем помутнение. Это и есть мой ад. Ад жить без нее.

Я не чувствую рук. От боли они начали неметь. Слышу только, что мокрые опять. Кровь просочилась, стекает на пол. Кровь убийцы, предателя, демона, как она меня звала.

— Не бойся. Я не сделаю тебе снова больно! Ничего не бойся.

Я хватаю лежащее на полу одеяло и подлезаю в тот самый угол, где сидела она. На коленях предо мной, плакала от страха.

Я вою в эту ночь. До хрипоты, срывая голос, наплевав на то, что меня может кто-то слышать. Мне похрен уже. Я уже сдох.

Глава 31

— Боже…Тимур!

Кто-то отдирает меня от пола. Поднимаю глаза. Виктор. Ну кто же еще. Светло, день настал. Без них. Мой первый день ада.

— Виктор не лезь, не трогай меня.

— Ты с ума сошел, посмотри на свои руки!

Опускаю взгляд на руки, на пол. Я лежу в луже крови. И мне хорошо. Мне заебись, как прекрасно.

— Это ерунда. Само пройдет.

— Нет, не пройдет. Вставай! Тимур, мать твою, вставай!

— Отвали. Это приказ, понял? Оставь меня в покое!

Виктор все же отпускает меня, за голову хватается чертыхаясь, а я усмехаюсь.

— Что, не нравится тебе такой начальник?

— Да, не нравится! Было лучше, когда ты добреньким притворялся.

— Для нее. Все это было для нее!

Из груди какой-то хрип вырывается и я морщусь, ощущая адскую боль в руках. Я не могу ими даже пошевелить, не то что сжать в кулаки.

— Тимур…

Виктор жалостливо смотрит на меня как на пса, вот только мне не жалость нужна его. Мне нужны они!

— Где они? Тела достали?

— Да, но там пепел один только. Сгорели все сразу.

— Господи…Один лишь пепел, пепел! Значит возьми этот пепел! Сюда принеси! Я похоронить хочу. Семье водителя денег дай.

— Хорошо. Как скажешь.

Виктор смотрит на меня недовольно и уходит, а я поднимаюсь на ноги. Сдираю на хрен эти повязки с рук. Они уже заколебали меня. Меня все достало! Я просто…не могу уже эту боль выносить.

Днем кто-то дает мне таблетки, Маргарита заставляет жрать, а я не могу. Я их выгоняю. Боль внешняя сильная, но внутри боль такая, что кажется миллион ножей в грудь воткнули и прокрутили.

Я доживаю до ночи. Не шевелюсь. Мне кажется, вот сейчас дверь распахнется и все будет, как прежде. Как тогда, когда я носил с ней маску. Ася прилетит в комнату и позовет меня слушать ее очередную песенку. Она любила играть мне, а я как пес сидел и слушал всегда мою талантливую девочку.

Я сижу на полу и на дверь смотрю, а она не открывается. Аси нет. Нет ее больше. Нет!

Я ничего не чувствовал до нее. Ни страха, ни боли, ни сожаления. А теперь, находясь один в комнате темной ночью, я сдыхаю. Без нее.

Ночью в доме тишина. Я у стены сижу, слыша собственное громкое дыхание. По щекам катятся слезы. Я не ревел навзрыд с момента гибели родителей, я после того вообще ни хера не ощущал.