Дмитрий Герасимов - Последняя репродукция Страница 36

Среди прочих брошюра содержала и такие пассажи: «Когда пуля попадает в затылок, то много крови и мозгов. Плюс только один: у объекта сразу подкашиваются ноги и у него не деревенеют конечности. Смерть моментальная и почти безболезненная. На самом деле упомянутого эффекта можно достичь путем точного выстрела в место чуть ниже макушки. Тогда крови гораздо меньше и мозги не вытекают… Целясь, представляйте, что вы хотите дать объекту подзатыльник. Тогда попадете точно в нужное место…»

В сорок первом году Конюшкова вызвали к высокому начальству, прибывшему из Москвы в Свердловск с особым секретным заданием. О талантливом исполнителе уже были наслышаны. Характеристика свердловчанина коммуниста Конюшкова не вызывала сомнений в его профпригодности. Затылочных дел мастеру присвоили внеочередное звание майора и поручили щекотливое дело: укомплектовать штрафную роту, собранную из «подрасстрельных».

– Среди приговоренных к исключительной мере, – вежливо объясняли Конюшкову, – не все годятся для такой важной миссии. Политические отпадают сразу. Набирать роту следует только из уголовников. С каждым кандидатом вам необходимо поработать отдельно. Составить психологический портрет «штрафника», понять, чего от него можно ждать. Физические данные также имеют большое значение. Учтите, что именно вам, товарищ Конюшков, предстоит командовать новым подразделением.

И майор рьяно взялся за дело.

Он смутно представлял себе, какую «миссию» придется выполнять штрафной роте под его командованием, поэтому, наряду с политическими, отмел в сторону и расхитителей социалистической собственности. Конюшков «работал» только с убийцами и осужденными за разбой.

За каких-то два месяца он сколотил разношерстную «бригаду», численностью не больше взвода, но по свирепости и решимости не уступавшую целой роте.

Бригада Конюшкова приняла свой первый и последний бой под Лобнинском, близ села Стволовое. Штрафники получили приказ встретить отряд карателей, направлявшийся в село. Бой был недолгим. Необученную и плохо вооруженную бригаду смертников уничтожили быстро. Эксперимент провалился. Но не сбылись и опасения начальства – никто из уголовников не покинул поля боя. Вся «свирепая бригада» пыталась драться до последнего. За исключением ее командира майора Конюшкова. Он отсиделся в Стволовом у женщины по имени Аксинья, а потом огородами убрался восвояси.

Каратели почему-то не тронули село. Аксинья осталась жива и очень скоро давала показания в особом отделе дивизии «о действиях гражданина Конюшкова во время боя».

Майора очень быстро расстреляли. По всем правилам. Чуть ниже макушки.

Говаривали, что где-то в московском кабинете кто-то очень начальственный, узнав об этом, сказал:

– Палач никогда не стал бы героем… А его жертвы – стали.

Погибших близ села Стволовое солдат во всех официальных сводках называли «рота под командованием майора Конюшкова». Разобрались, кто герой, а кто – нет, только в конце пятидесятых. И улицу переименовали. Она стала улицей Грибоедова. На целых тридцать лет…

Федор едва дождался назначенного времени встречи с профессором. Он приехал на улицу Конюшкова на сорок минут раньше, быстро нашел нужный дом и еще долго бродил из конца в конец двора, нервно озираясь и время от времени поглядывая на часы. Он ждал этой встречи, наверно, больше, чем сам профессор, который уговаривал его прийти.

Когда стрелка скользнула в нужное положение, Федор уже стоял перед клеенчатой дверью и давил кнопку звонка.

Жилище профессора удивило Лосева. Это была настоящая холостяцкая берлога. Из всех атрибутов «интеллигентской роскоши» присутствовал только старинный дубовый письменный стол. Он занимал чуть ли не полкомнаты и был завален бумагами, книгами, деталями неведомой аппаратуры. Прямо в центре громоздилась гигантская линза, похожая на ту, что Лосев видел в фотостудии.

– Вы меня выслушайте, Федор, – попросил Лобник. – Внимательно выслушайте. И в ваших интересах поверить тому, что я расскажу. Иначе вы опять зайдете в тупик и, главное, не сможете уберечь себя от опасности.

– Да будет вам… – буркнул Федор, присаживаясь на единственный стул, не заваленный журналами. – Я уже понял про опасность. Вы по существу, пожалуйста… А я уж постараюсь поверить.

– Я Игорь Валентинович Лобник. – Профессор сложил руки домиком перед лицом и, делая паузы между предложениями, начал рассказывать, иногда для убедительности или от волнения делая мелкие движения ладонями вперед, как будто собирался нырять. – Пять лет назад я опубликовал интересную, но с точки зрения науки рядовую статью в одном популярном журнале. Я рассказывал в ней, как давно и безуспешно бьюсь над проблемой фотомодуляции и оптико-органической корреляции материи. Выражаясь простым языком, я искал возможность… дублировать материю. Не клонировать – как сейчас модно говорить, – а дублировать. Это совсем другое… Я ученый и, хоть представляю себе сущность клонирования, не верю в возможность таким путем осуществить полное органическое и – извините – духовное копирование. То, над чем я безуспешно трудился – синтез фотомодуляции, – позволил бы создать не только физического, но и духовного двойника. Понимаете? Не копию морской свинки или ягненка, а репродукцию человека во всей совокупности его физических и душевных качеств!

Федор чуть наклонился вперед и, словно пародируя рассказчика, сложив руки домиком, задал короткий и очень простой вопрос:

– А зачем?

Профессор даже привстал:

– Как же? Ну как же? Ужель вы не представляете поистине безграничные возможности для человеческого утешения и счастья?! Только представьте себе: сколько семей теряют близких, сколько матерей хоронит еще молодых сыновей, сколько талантливых ученых, художников, музыкантов уходят из жизни в самом расцвете лет, не сделав, может быть, главного своего открытия, изобретения, не создав самого мощного и глубинного своего шедевра!

Федор прищурился, потом широко раскрыл глаза и покачал головой:

– Но ведь так распорядилась Природа. Так распорядилась Жизнь.

Профессор улыбнулся:

– Вы умышленно избегаете слова «бог»? Напрасно. Ведь бог – это тот, кто созидает. И если мне удалось создать человека, значит, я – бог. Значит, могу сам распорядиться всем тем, чем не дано распоряжаться другим людям. Так я считал… Но события, последующие за моим открытием, подтвердили вашу правоту, а не мою. Правоту Природы, как вы выражаетесь. А тогда я все-таки был бог. Я чувствовал себя им. Я приближался к самой величайшей тайне на земле – тайне созидания человека. Повторюсь: не клонирования материи, а созидания новой жизни.