Пенни Винченци - Злые игры. Книга 2 Страница 36

— Что ты читаешь, Няня?

— «Гордость и предубеждение».[37] Глупейшая книга. Дважды ее прочла. Не понимаю, чего в ней находят.

— Ну, раз так, может быть, стоит почитать тогда что-нибудь другое? — рискнула предположить Георгина; надо сказать, что подобный вызов Няниному отсутствию логики потребовал от нее немалой смелости.

— Ну уж нет, — отрезала Няня. — Надо дочитать до конца. А то в газетах о таких ужасных вещах пишут.

— Это верно. Тут ты права. Книги как-то безопаснее. Э-э… Няня?..

— Если ты хочешь спросить меня об этом человеке, — ответила Няня, — то не надо. Мне он не понравился.

— Ну, Няня, он никому из нас не понравился. Просто я подумала…

— Если он как-то связан с Максом, то здесь ему делать нечего, — перебила Няня. — У Макса никогда не было уважения к дому.

— Да… Для папы это все, конечно, очень тяжело.

— Да, — проговорила Няня. — Хотя, с другой стороны, можно сказать, что он сам виноват.

— В чем? — спросила Георгина. Сердце у нее застучало сильно и часто.

— Н-ну… в том, как он воспитывал Макса. Как баловал и испортил его.

— Няня, это не его вина. Честное слово, он в этом не виноват.

— Твоя мать тоже так говорила. — Выражение лица у Няни смягчилось. — Она мне всегда говорила: «Нянечка, это не его вина».

— Нянечка, расскажи мне, пожалуйста, все, что ты знаешь. Ну пожалуйста! Мне так нужно во всем этом разобраться!

— Да я, в общем-то, ничего и не знаю, Георгина. И никогда не знала.

— О нас ты знала.

— Да, знала. Но только это и больше ничего.

— И не знала, почему это все произошло?

— Георгина, я обещала твоей матери, что никогда вам этого не скажу. Она считала, что вам незачем об этом знать.

— Но, Няня, нам надо это знать. Действительно надо.

— Нет, не надо, — возразила Няня. — Вы хотите узнать. А это совсем другое дело. Я тебе всегда пыталась втолковать, Георгина, что есть разница между тем, чего хочется, и тем, что действительно нужно. А ты этого никогда не понимала. «Мне нужен новый велосипед». «Мне нужны новые санки». Не нужны они тебе были, ни то ни другое. Тебе их хотелось. Вот и знать тебе, Георгина, не нужно. Ничем тебе это не поможет. Уже слишком поздно.

— Но, Няня…

— Я не могу ничего сказать, — продолжала Няня, придавая своему старческому лицу самое жесткое и упрямое выражение, на которое только была способна. — Я обещала не говорить и не могу нарушить обещание. Скажу лишь одно, и это действительно важно. Не думай о нем слишком уж плохо. О лорде Кейтерхэме. Так тебе легче?

— Да нет, не легче, — со вздохом ответила Георгина.

Глава 32

Шарлотта, 1985

Как-то в конце марта, после обеда Фред III собрал всех партнеров у себя в кабинете (Шарлотта тоже была приглашена; ее это и тронуло, и заинтересовало) и сообщил им, что только что умер Джикс Фостер — совершенно внезапно, от сердечного приступа. Фред был очень расстроен; Шарлотта даже не могла припомнить, видела ли она его когда-нибудь в таком расстройстве. Когда он говорил, в его ярко-голубых глазах стояли слезы. «Все вы знаете, — сказал он, — что мы с Джиксом прошли вместе большой путь, дружили еще с Гарварда». На вкладах и счетах Фостера банк «Прэгерс» поднялся и вырос в то, чем он стал теперь; еще и поэтому кончина Фостера тоже вызывала у всех в банке печаль. «Для „Фостерс лэнд“ это тоже весьма прискорбный день», — подумала Шарлотта; она немного знала Джереми, сына и наследника Фостера-старшего, и ей пришла в голову непатриотическая мысль о том, что у двух Фостеров есть нечто общее с двумя Прэгерами, Фредом III и Малышом: в обоих случаях отцы были сильными людьми, образцовыми, хваткими и напористыми тружениками, а их любимые сыновья — избалованными, привыкшими потакать своим прихотям и слабостям, предпочитавшими развлечения, а не работу. Хотя, поправила она себя, Малыша нельзя уже считать потакающим своим желаниям, да и любимчиком тоже, даже наоборот: Фред самолично пригвоздил его к кресту и водрузил Малышу на голову терновый венец, сплетенный из недовольств и разочарований самого же Фреда. Но слишком уж долго он давал и позволял Малышу чересчур многое, чересчур сильно верил в него и надеялся на него; а Джикс Фостер вел себя точно так же по отношению к Джереми. Только Джереми удалось избежать распятия; а теперь вот он унаследовал целую империю, и ему предстояло в одиночку править ею.

Три дня спустя, уже ближе к вечеру она сидела на своем рабочем месте, зарывшись в бумаги, когда раздался негромкий стук в дверь. По заданию Гейба она искала способы выставить в наиболее выгодном свете финансовое положение одной компании, для которой они в то время подыскивали покупателя. «А сделать это будет нелегко», — предупредил ее Гейб.

— Шарлотта? Привет. — Это был Джереми Фостер.

— Здравствуйте, Джереми. — После того скандала из-за Майкла Браунинга она взяла для себя за правило только вежливо кивать важным клиентам при встречах с ними в пределах банка, и ничего более.

— А я заскочил переговорить с твоим дедом. Шарлотта, ты сейчас занята? Может быть, сходим куда-нибудь?

— Н-ну… не знаю… Я должна…

— Шарлотта, ну пожалуйста! Изабеллы сегодня вечером нет, и вообще мне сегодня очень грустно. А кроме того, я хотел с тобой кое о чем поговорить.

— Джереми, я не могу. Дедушка очень строго следит за тем… за тем, как я…

— Как ты что?

— Ну, чтобы я не переходила с клиентами на неофициальные отношения.

Джереми от души расхохотался:

— Ты шутишь?!

— Нет, не шучу. Честное слово.

— Ну, в таком случае я должен угостить тебя шикарным обедом, а потом раззвонить об этом на весь Нью-Йорк. Просто чтобы заставить его попсиховать. А еще скажу ему, что передаю контроль над «Америкен сабэбен» целиком и полностью в твои руки.

— Не делайте глупостей. Меня уволят.

— Он не может тебя уволить, милочка, ты член семьи. Знаешь что, пойдем чего-нибудь выпьем. Доставь радость человеку.

— Н-ну… ну ладно. Да мне и самой будет приятно.

Они отправились в «Оук-бар»; Джереми заказал бутылку шампанского.

— Прекрасно! — сказала Шарлотта. — Знаете, мне, кажется, действительно надо выпить. Ну, может быть, не все это, — осторожно добавила она.

— Все ты и не получишь. Даже и половины не получишь. — Он снова улыбнулся ей. — Ну, как твоя банковская деятельность, Шарлотта? Скоро станешь президентшей банка?

— Знаете, Джереми, иногда мне все это представляется каким-то сном. Я просто не могу воспринимать все это как нечто реальное. То, что я сижу в этом ужасном кабинете, за этим металлическим столом, подшиваю эти проклятые бумажки… Но вот настоящая банковская работа необыкновенно интересна, ее я очень люблю. Просто очень. Наверное, мало какая другая работа способна давать такое немедленное удовлетворение.