Белва Плейн - Благословение Страница 36

– В этом есть смысл. Невозможно сказать, сколько еще человек в совете участвуют в этой сделке. Эти несколько акров из-за своего местоположения стоят довольно много. Знаешь, Джен, иногда я жалею, что втянул тебя в эту борьбу. Ты слишком близко к сердцу принимаешь свою работу! Боюсь, ты будешь ужасно расстроена, если проиграешь.

– Ты думаешь, я проиграю?

– Не исключена такая возможность. Мэру нужно всего пять голосов в совете, чтобы победить. Поэтому я и хочу, чтобы ты не слишком-то надеялась, только и всего.

– Сплошь надувательство, да еще в таком маленьком городишке!

– Ты даже себе не представляешь. Городские жители, особенно когда им это внушают, любят помечтать о том, какой бы прекрасной и чистой была их жизнь, если они уехали из города, но позволь мне сказать тебе, – Джей улыбнулся, – Чак Андерсон был избран как человек с незапятнанной репутацией. Чак, бросающий вызов. Честный Чак. Я решительно пресеку взяточничество в дорожном строительстве и при выдаче разрешения на строительство – и все такое. Тогда, шесть или семь лет назад, всплыло на свет одно грязное дело, связанное с Брюсом Фишером, твоим знакомым, который был замешан в групповом изнасиловании возле озера. Ужасное дело, девочке было четырнадцать лет. Ну, это довольно запутанная история, я не помню всех подробностей, но у меня осталось в памяти, что Чак знал все об участии Фишера в этом и все время лгал, чтобы защитить его. Поэтому, когда подошли следующие выборы, ему ничего не оставалось, кроме как публично признать свою вину. Искреннее раскаяние, слезы, удары в грудь: «Я был не прав, мне следовало давно рассказать вам все, мне остается только просить у вас прощения». И так далее. И поэтому все восхищаются его мужеством, и его переизбирают.

– Ну, – произнесла Дженни, – на это действительно требуется мужество. Он бы мог и не признаваться ни в чем?

– Верно, но, видишь ли, когда человек так долго ждал, чтобы раскрыть правду, то невольно думаешь, в чем еще он не признался, и что следует дальше. Я не могу испытывать тех же чувств к тому, кто так поступает, будь в нем хоть масса других достоинств. Я просто теряю к нему доверие.

Дженни молчала. Макароны и телятина лежали на ее тарелке нетронутыми, пища ей стала вдруг отвратительна.

– И ты видишь, – добавил Джей, – он снова оказался замешанным в грязное дело, разве не так, и это несмотря на то, что был в общем-то неплохим мэром в последние несколько лет. Мы все знаем об этом, даже если и не можем доказать. По крайней мере, пока.

Дженни подцепила вилкой кусок мяса. Оно было как резина у нее во рту, хотя она знала, что мясо приготовлено великолепно. Джей ел его с явным удовольствием.

– Да, – задумчиво подытожил он. – Иногда чистосердечным признанием делу не поможешь, слишком поздно.

– Слишком поздно? – переспросила она.

– Слишком поздно, чтобы вернуть утраченное доверие.

– Да, – кивнула она.

– Ты совсем не ешь, – заметил он. – Ты хорошо себя чувствуешь, милая?

– Просто я устала. Я уже говорила тебе.

– Может, мне не стоит оставаться сегодня?

– О, пожалуйста! Я хочу, чтобы ты остался. Я не от этого устала!

Сверкни глазами, покажи ему, что он тебе нужен, потому, что он действительно нужен тебе, хотя в этот момент и не столько ради любви, а скорее для успокоения.

Джей, Джей, не покидай меня. Я не могу потерять тебя.

– Моя мать уже говорила тебе о своих планах на следующую неделю? – спросил он.

– Нет. А что такое?

– Ну, она позвонит. Они приедут на следующей неделе или через неделю, и она подумала, может, тебе захочется пойти за покупками в какую-нибудь субботу вместе с ней и девочками. Она покупает вещи для Сью и Эмили с тех самых пор, как они потеряли мать, и она подумала, может, ты захочешь начать заниматься этим.

– Ну, конечно. Конечно.

– Семейные заботы уже ложатся тебе на плечи. – Он озорно улыбнулся.

– Я не против.

Слово для нее ничего не значит. Другие мысли доводили ее до безумия. Если бы только у него не было семьи, родителей, детей и еще Бог знает каких еще родственников, которые могли бы осуждать ее! Если бы только они не были теми, кто они есть, если бы Джей был просто никем, не имел ни дома, ни работы, ни имени, ни связей, и они могли бы уехать куда-нибудь подальше отсюда, где их никто не найдет, и начать совершенно новую жизнь без прошлого!

Фантазия, абсурдная фантазия. И ей вспомнилась та ночь, когда она укладывала спать его маленьких девочек и была переполнена чувствами благодарности, доверия и любви.

Они снова шли сквозь ветер, который теперь стал почти штормовым, так что им приходилось бежать, нагнув головы. Уже дома они растирали друг другу замерзшие руки.

– Теперь горячий душ, – сказал Джей.

– Горячий кофе сейчас или потом?

– Нет. Только душ и кровать. Мы согреемся в постели.

Они вместе стояли под струями горячей воды, намыливали друг другу спины, потом насухо вытирали друг друга в маленькой тесной ванной Дженни.

Он положил свои ладони на ее груди, обхватив их пальцами.

– Смотри, они помещаются.

И знакомое чувство нежности охватило ее, разливаясь, как сладостная истома, по всему телу, колени ослабели, так что ноги с трудом могли держать ее. В нем чувствовалась сила, но она не была пугающей, как у других мужчин, не надо было ни защищать себя, ни призывать на помощь все свое мужество, чтобы противостоять чужой воле. Она полностью отдавала себя во власть Джею, такая нежность исходила от него.

В то же время она знала и о своей власти над ним. Она была нужна ему. Она ощущала это, видела по его глазам, расширившимся сейчас от ожидания и своего рода веселого озорства.

Он подхватил ее на руки, отнес в кровать и погасил свет. И ночь сомкнулась над ними.

Утром она приготовила завтрак: свежий апельсиновый сок, оладьи и кофе.

– Я ненавижу спешку по утрам, – сообщила она ему. – Я люблю всегда вставать на час раньше, чтобы иметь время на все.

– Смешно, но я тоже. Дженни, разве не удивительно, что мы не перестаем открывать все новое и новое сходство между нами?

– Не думай, что я ем оладьи каждое утро. Это только в честь прошедшей ночи, я хочу, чтобы ты это знал.

– Они вкусные, просто объедение.

Узкий луч солнца упал на маленький стол. Через полчаса солнце передвинется за угол здания, и кухонька будет освещена только электрическим светом, но в этот момент его отблеск казался праздничным, и ей нравилось это, нравился аромат свежего кофе, цветущая глоксиния на подоконнике, черно-желтый полосатый галстук на белой рубашке Джея, нравилась та спокойная близость, которую они чувствовали, находясь вдвоем, не в окружении детей или родственников, или незнакомых в ресторане.