Отец для двоих - Адалин Черно Страница 37

Он отмахивается. Совсем равнодушно относится к своему здоровью.

— Массаж поможет? — вдруг спрашиваю. — Я училась. Недолго, правда, но кое-что в памяти осталось.

— Поможет, — кивает.

Я беру с тумбочки масло и размещаюсь у него за спиной. Щедро растираю руки и мягко касаюсь его кожи. В идеале нужно, чтобы он лег, но как об этом попросить, не имею ни малейшего понятия. Провожу ладонями по шее, касаюсь пальчиками позвонка…

— Может, мне лечь?

— Да, так будет удобнее.

Макар размещается на кровати, я понимаю, что мне было бы удобнее верхом, но это будет слишком, поэтому пристраиваюсь сбоку. Изучать массаж я пошла из интереса. Работать и практиковать никогда не планировала, но на обучении мне сказали, что у меня талант и очень мягкие руки, что для массажиста важнее всего. Я закончила обучение, но так и не пошла работать. Нужно было получить медицинское образование, иначе было бы нечестно предлагать свои услуги.

Сейчас я не делаю лечебный массаж, просто расслабляющий, антистрессовый. Помогаю Макару расслабиться, снимаю напряжение с забитых мышц. Я чувствую каждую из них под своими пальцами и массирую, чтобы они не сдавливали нервы.

Во время массажа молчу, потому что во-первых, не знаю, что говорить, а во-вторых… я и не думала, что дело дойдет до чего-то похожего. Думала, что предложу Макару отдохнуть и он согласится, если конечно у него нет дел поважнее.

Я прохожусь пальцами по позвонку на шее, уделяю ему особенное внимание. Знаю, что там часто основные проблемы, особенно у врачей. Правда, стараюсь все же только расслаблять.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я понимаю, что дыхание Макара ровное и глубокое. Он уснул.

Я отодвигаюсь, встаю с кровати и укрываю его пледом. Все еще не осознаю, что произошло и почему мне вдруг захотелось его пожалеть.

Глава 37

Оля

Макар засыпает надолго. Мы с сыном успеваем прогуляться и вернуться. По пути покупаем две больших пиццы. Настроения готовить сегодня у меня нет. Я слишком устала после перелета.

Когда мы заходим в квартиру, нас встречает темнота и тишина. Я включаю в коридоре свет и прошу сына не шуметь, чтобы не разбудить папу.

О сложившейся ситуации пока стараюсь не думать.

Пока Тимофей убегает к себе в комнату, несу пиццу на кухню и достаю тарелки, включаю чайник. Нужно покормить Тима и поесть самой. Я после прилета только кофе выпила.

Из-за шума чайника не слышу шагов за спиной, поэтому вскрикиваю от неожиданности, когда мою талию обвивают сильные руки.

Я настолько шокирована таким поворотом событий, что стою, застыв в непонятном ожидании. Макар, видимо, расценивает мое поведение по-своему. Прижимает меня к себе сильнее и впивается поцелуем мне в шею. Требовательно, с напором.

Мне приходится схватиться руками за столешницу, чтобы не упасть на нее грудью и не оказаться в провокационной позе.

Когда я укрывала Макара пледом и уходила гулять с сыном, даже представить не могла, что все закончится так. Впрочем, об окончании речи не идет. Все только начинается, судя по усугубляющимся ласкам Измайлова.

— Эй… — бурчу я. — Хватит…

Макар отстраняется не сразу. Еще некоторое время меня обнимает, восстанавливает дыхание и… нет, не отходит. Кажется, даже не думает об этом. Разворачивает меня к себе, упирается лбом в мой. И смотрит так, что у меня кожа тут же мурашками покрывается.

— Я соскучился, — говорит он. — Ты себе не представляешь, как сильно.

Представляю, но вслух этого не говорю. Из объятий его выпутаться пытаюсь.

Он отходит сам, когда слышит шаги Тимофея. Садится за стол, пока я колдую над чайником и чашками. Ставлю перед Макаром зеленый чай, сыну фруктовый, а себе травяной. Специальный сбор. Расслабляет, успокаивает. Сейчас мне это особенно необходимо.

Тимофей с Макаром уплетают пиццу. Я же съедаю пару кусочков и понимаю, что мне больше не хочется. Не могу себя заставить поесть. Не хочу. Пока они едят — пью чай. и украдкой посматриваю на Измайлова. У него все еще остались синяки под глазами, но уставшим он больше не выглядит. Наоборот, говорит с сыном бодро, улыбается. И на телефон посматривает, наверное, ждет новостей от Степана.

Сын доедает пиццу, выпивает чай и с восторгом сообщает Макару, что хочет поделиться с ним игрушкой. Сбегает к себе в комнату, чтобы принести ту на кухню, а я ловлю момент для разговора.

— Зачем ты сказал, что у Степана нет мамы? Это ведь не так. Жанна жива и здорова.

Я замолкаю. Самое важное сказано. Вопрос задан, жду ответа.

— Я подключил адвоката, который подготовит документы, чтобы лишить ее родительских прав. После случившегося это будет не сложно. Она перешла черту. Я неоднократно говорил ей, чтобы она не лезла к сыну, потому что из нее хреновая мать. Она не послушала. Теперь мой ребенок в реанимации.

Измайлов злится. Сжимает челюсти до хруста, плечи выпрямляет, но они напряжены и это видно невооруженным взглядом. Ему, конечно, сложно, а еще он чувствует вину наверняка за то, что поехал с нами и не взял сына. Я ее чувствую, хотя не обязана. Просто мне кажется… будь все иначе, с ни в чем не виновным ребенком ничего бы не произошло.

— Ты не подумай… — дополняет Макар. — Я никогда подобного не сделаю в отношении тебя.

Видимо, я слишком сильно задумалась, раз Измайлов решил, что я испугалась, будто однажды он сможет забрать у меня Тимофея. Одно время я действительно так думала, а потом поняла, что он никогда этого не сделает. И не потому что я слишком хорошая мать и на это нет оснований, просто…

Неловкую паузу, возникшую между нами, нарушает Тимофей с игрушкой. Теперь я понимаю, почему Макар сказал сыну, что у Степана нет матери. Потому что совсем скоро так и будет. Жанна не сможет видеться с сыном и участвовать в его воспитании. О том, к чему