Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна Страница 37

На заднее. Блядь. Сиденье.

Тщательным образом расправляет подол, прижимает ладони к ногам и сидит с идеальной осанкой, точно через всё её тело кол вогнали, намертво пригвоздив к сиденью.

– Линда… – выдыхаю обречённо и начинаю непривычно мямлить: – Не надо… бл-ин так… – собираюсь, глубоко вдыхаю, каюсь: – Ступил, признаю, нужно было выбрать другое место.

– Всё в порядке, – заверяет поспешно и разворачивается, странным образом обжигая кажущимся равнодушным взглядом. – У тебя своя жизнь, у меня – своя. Общего у нас теперь лишь дочь.

Щёлкаю замком ремней и спешно опускаю руки, скрывая от обеих сжатые до белых костяшек кулаки. В сердце словно тысячи иголок вонзаются, столько боли, вне всяких сомнений, за раз я ещё не испытывал. Физической, эмоциональной, на всех, мать её, уровнях. Но вместе с этим отчётливо понимаю, что это не предел. Что задело лишь на слабую тройку по стобалльной шкале, всего-навсего зацепило по касательной. Карман по-прежнему прожигает послание сатаны в женском обличии, а тут, всего-навсего, одна глупая завистливая стерва.

Одна недотраханная блядь, и она всем своим видом демонстрирует презрение…

Похуй ей на все мои старания, на все демонстрации, на то, что, сука, вылизывал её полночи, украдкой придрачивая, чтоб только ёбу не дать.

Без лишних мыслей сгребёт в охапку дочь и свалит в туман к очередному любимому, не разобравшись, чуть только тот появится на горизонте.

Без сожалений растопчет сердце в кровавую кашу, без зазрения совести спляшет на моей могиле.

Клал я на это болт, благо, имею. Сама природа дала козырь в руки.

– Ошибаешься, Линда, – сверлю её лютым взглядом исподлобья и закрываю дверцу.

Кончилось терпение.

Нет больше резервов.

Похуй на всё.

Моя и точка.

[1] Замедленная съемка (slo-mo, сокращение от англ. slow motion). Эффект в кинопроизводстве, при котором кажется, что время замедляется.

______________Всем спасибо

Дальше - погоняемся за лимитчиками Линды, прибывшими в её шальную голову с чемоданами)

Глава 14

Как себя чувствует лисица, когда за дело берётся таксидермист?

© Линда Силина

Дочь давно уснула, но я всё никак не могу заставить себя выйти из комнаты. В груди настоящая война, беспощадная и разрушительная. Я не сторонник насилия, да и людей, по большей части, люблю, и даже в самых скверных ситуациях старалась отделаться малой кровью, но в эту самую минуту мне нестерпимо хочется зубами рвать глотки. В эту самую минуту меня буквально прожигает ненависть. И ненавижу я разом всех.

Наглую дрянь, что оставила моего ребёнка без полноценного обеда.

Чёртового Куманова, оприходовавшего за два года, вне всяких сомнений, весь обслуживающий персонал всех мало-мальски приличных заведений. По меньшей мере.

Себя, за то, что позволила похоти застлать разум. За то, что высвободила все эмоции, все чувства, за то, что поддалась соблазну, что допустила мысль о семейном счастье. За то, что с головой ухнула в свои фантазии, не имеющие ничего общего с реальностью. Себя особенно. Хорошо, что не могу вцепиться в собственное горло чисто физически.

Он старается. Вижу, знаю, понимаю, принимаю и, чёрт возьми, хвалю. Чудесным образом всё обустроил, всё до мелочей продумал, эта квартира просто создана для того, чтобы растить в ней детей, одна игровая чего стоит, но есть ли тут место ещё и для меня?

Да, у меня есть ключ. Да, шкаф забит вещами. Украшения ещё, косметика, даже средства личной гигиены, чтоб им пусто было. Сильно сомневаюсь, что тампоны мне пригодятся в ближайшем будущем… с моим-то везением…

Долбанный севший телефон.

Чёртов не сработавший будильник, по которому я принимаю противозачаточные.

Зияющие пробелы в памяти вместо информации, а не пропускала ли ещё дни после расставания с Солнцевым.

Абсолютная уверенность в том, что кончил он в меня этой ночью неоднократно. Хотя, тут тоже всё как в тумане. В клубах искрящегося наслаждения. В лишающем воли экстазе. С умопомрачительным солоноватым привкусом его тела во рту. С его хриплыми стонами в ушах на повторе.

Ложусь на пол, закрываю глаза и приказываю себе уснуть и набраться сил для решительного бегства из страны грёз. Как будто это так просто… грёбаный севший телефон. Грёбаное всё!

Но, вопреки доводам разума, от одной лишь мысли, что я могу быть вновь от него беременна, хочется улыбаться. Плакать ещё, правда, но и улыбаться. Стрёмный коктейль, неправильный какой-то.

Сдавленно вскрикиваю, когда крупная и явно мужская ладонь ложится на моё лицо, стискивая рот. Столько со мной невнятной херни происходило, столько раз убить пытались, что этот жест высвобождает все худшие воспоминания разом. В ужасе распахиваю глаза, вижу Пашино хмурое лицо, моментально отражаю эмоцию, сталкивая брови к переносице.

– Сплю, – шиплю сквозь зубы, когда он позволяет, и вновь прикрываю глаза.

Сердце на пике шпарит, по коже мороз гуляет, всё никак в себя не приду от не запланированного выброса адреналина в кровь. Но… ему на моё состояние откровенно положить свой идеальный по всем параметрам агрегат.

– Не пизди, – язвит вполголоса и просто поднимает меня на руки, вынося из комнаты.

Ногой прикрывает дверь и утаскивает в свою берлогу разврата, пристраивая на простынях, ещё пахнущих моими духами и страстью. Аж в носу свербеть начинает, так остро я ощущаю в тот момент своё грехопадение. Или просто падение. Да, так, пожалуй, будет точнее.

Садится на кровать спиной ко мне и хрипит глухо:

– Ты права. На счёт жизней.

– Конечно, права, – хмыкаю, подбивая подушку под голову и медленно втягиваю сладострастную взвесь чревоугодия. Господи, когда я уже научусь думать мозгами, а не промежностью…

– С временами только напутала. Развело, глупо отрицать. Обстоятельствами, твоим решением, но это – прошлое. И эта шмара озлобилась только потому, что я её вышвырнул сразу после того, как ты уехала.

– А остальных? – подначиваю неосознанно.

Оборачивается, видит мою широкую лживую улыбку, кривляется в ответ:

– И остальных.

– Прости, что сбила настрой, – неприкрытая издёвка и вновь его затылок в поле зрения.

– Подумай лучше над тем, чем конкретно сбила, – проговаривает медленно, постепенно наращивая темп. – И над тем, почему я пустился во все тяжкие после твоего отъезда. Ещё можешь прикинуть, с чего вдруг у меня никого кроме тебя не было, пока сюда не вернулся. С хера ли кроет адски от одного твоего присутствия. С какой вдруг стати ребёнок, которого я едва знаю и которого, как уверял, не хочу, мозги мне в кисель разжижает. Почему умилением давлюсь, почему подыхаю от её плача, почему…

Замолкает так же внезапно, как и разошёлся, поворачивается, застав меня врасплох.

С пульсирующей на виске веной.

С глупо приоткрытым ртом, жадно захватывающим враз ставшим разряженным воздух.

С сумасшедшим сердцебиением, с грохотом в ушах, со сведёнными от напряжения икрами.

– Что ты пытаешься сказать? – сиплю, облизывая пересохшие губы.

– Думаю, ты прекрасно поняла, – высекает несколько грубовато. Совершенно ни его вид, ни тон не вяжутся со сказанным. – Не собираюсь бросаться громкими словами, во всяком случае, пока. Не собираюсь оправдываться, не собираюсь, блядь, извиняться за свои действия, за попытку не сдохнуть от тоски. Этого можешь даже не ждать. И не мечтай, что я тебя отпущу. Ты проебала свой шанс слинять, допустив меня к своему телу. Заебался подыхать. Твоя очередь нести вахту.

Не знаю, которого из демонов он выпустил на свободу, но этот хищник полностью перехватил контроль над его действиями.

Разворачивается ко мне, обеими руками ныряет в декольте и с треском рвёт тонкую ткань платья до самого пупка, заставляя меня второй раз за короткий промежуток времени испуганно взвизгнуть. Но, скорее от неожиданности, чем реально от страха. От удивления и… острого желания узнать, что же будет дальше. Такого Куманов себе не позволял даже на пике страсти. Новый. Открытый. Грубый, но вместе с тем дико сексуальный.