Полюби меня заново (СИ) - Шнайдер Анна Страница 37

И в то же время…

Это ужасно, но я действительно не знала, люблю ли Артура. Ещё совсем недавно я рассуждала о том, что не люблю — потому что моё чувство к нему казалось абсолютно «земным», я не летала на крыльях по небу, как в случае со Стасом. Но, может, это нормально? Может, в тридцать лет любишь не так, как в двадцать? Наверняка. Но всё равно — чувство к Артуру настолько отличалось, что я никак не могла сообразить, любовь ли это.

Более спокойное и основательное. Приземлённое, без витания в облаках и фантазий о будущем. И настороженное. Всё-таки я, наученная горьким опытом, теперь знала: ничто не вечно. И человек, которого ты любишь безгранично, доверяешь ему, может ударить в спину. Поэтому я не собиралась доверять Артуру на все сто процентов. Хватит, больше никаких розовых очков. Надо жить в реальном мире, Катя!

Но в реальном мире Артур решил самоустраниться. Да, он сказал, что временно, однако… Кто знает? Вдруг он сейчас быстренько найдёт себе другую девушку? С его-то внешностью и прочими достоинствами это не то чтобы безумно сложно. Только свистни — прибежит десяток кандидаток, на любой вкус и гораздо менее проблемных, чем я. И мне по идее надо бы уже завтра уговаривать Артура передумать, но… я не хотела.

Мы пока решили дать нам две недели. Всего две недели! Если он за это время действительно найдёт себе новую любовь, значит, не стоит и начинать что-то более серьёзное. Но если нет…

А ты, Катя? Ты-то сама не передумаешь, не захочешь возвратиться к Стасу?

При мысли о подобном мне, честно говоря, становилось одновременно смешно и страшно.

Смешно — потому что я не представляла, что должно случиться, чтобы я захотела вернуться к Стасу.

А страшно — потому что я понимала: хотеть не обязательно. В жизни далеко не всё происходит по нашему желанию.

И однажды у меня может просто не остаться выбора.

63

Стас

Весь оставшийся день — точнее, вечер — Стас промучился угрызениями совести, которые на этот раз напоминали ему несварение желудка. Когда вроде бы не отравление и рвоты пока нет, но уже мутит, дурно и хочется поскорее что-нибудь выпить, чтобы стало легче.

Выпить — верное слово. И точно не таблетки. Стасу безумно хотелось пойти в бар и запить всю эту горькую муть, поднявшуюся в душе в последнее время, но он старательно сдерживался. Какой бар, если завтра — встреча с Катей и Никой? Не хватает ещё на неё с похмелья явиться. Минус пара баллов в Катином рейтинге ему тогда будет обеспечено. Хотя какие пара баллов? Вряд ли у Стаса есть хоть один балл в этом самом «рейтинге». Особенно после сегодняшней выходки.

Если Ника завела с Катей разговор про Артура — а она наверняка завела, — то бывшая жена точно догадалась: не могла дочь дойти до подобных рассуждений своим умом. Значит, Стас ей помог, вновь не сдержал слово. Оттого ему и было не по себе…

Что бы ни думала Катя, Стас не считал себя мерзавцем, нечестным человеком и предателем. Он всегда старался поступать по совести — даже тогда, влюбившись в Регину, решил, что будет лучше сразу уйти, чем обманывать жену. Он считал себя виноватым не в том, что ушёл, а в том, что сделал это тут же, не попытался сохранить брак, о чём теперь очень жалел. Лучше было бы поговорить с Катей откровенно — она бы наверняка поняла и пошла навстречу, постаралась бы преодолеть этот кризис вместе со Стасом. И у Ники был бы папа каждый день, а не изредка и в основном по телефону…

От досады и горечи было настолько плохо, что Стасу даже захотелось позвонить и, как в детстве, пожаловаться маме. На собственную глупость, граничащую с подлостью. На то, как он, сам того не желая, травмирует Нику своими манипуляциями. Но Стас не стал этого делать, и не только потому, что считал: негоже в его возрасте жаловаться матери. Просто он отлично понимал, что та скажет, желая его утешить, и не хотел это слушать.

Галина Ивановна наверняка будет утверждать, что Катя отчасти сама виновата. Не хочет прощать, противится, не желает пускать Стаса обратно в свою жизнь. Делает Нику несчастной…

Стас не был согласен с этими рассуждениями, несмотря на то, что ему малодушно хотелось согласиться. Он отлично понимал Катю и её нежелание вновь довериться человеку, который однажды уже обесценил свою семью, в том числе любимую дочь, и ушёл к почти незнакомой женщине.

Отчего Стас тогда решил, что будет счастлив с Региной больше, чем с Катей, он сейчас и сам не мог вспомнить. И его рассуждения трёхгодичной давности казались ему теперь какими-то особенно нелепыми. Словно заблуждения ребёнка, который думает, что воскресный папа, с его многочисленными подарками и отсутствием постоянных «нельзя», гораздо лучше уставшей ежедневной мамы с её нравоучениями и требованиями.

Но Стас ведь не был ребёнком. Однако отчего-то не разобрался, что любой праздник рано или поздно заканчивается, наступают будни. И жить в вечном празднике нельзя — так же, как невозможно каждый день в большом количестве есть красную икру: заработаешь белковое отравление. Вот Стас и заработал.

Но это всё был его путь. И фиг бы с ним — заслужил. Но теперь решения Стаса отражались на Нике… и от этого было больнее всего.

Он ещё и подбрасывал дрова в огонь, говоря дочери то, что выгодно. То, что могло помочь вернуться к Кате. И не знал, как остановиться, — потому что получалось всё непроизвольно. А если и намеренно, то чаще всего на диких эмоциях — например, из ревности к Артуру.

Может, попробовать всё-таки действовать иначе? Да, вновь не слишком честно, но хотя бы не трогать больше Нику. Стас и так сказал ей уже достаточно.

Попробовать вывести из игры Артура?..

64

Катя

Утром следующего дня я вставала с постели как на казнь. Даже малодушно подумала — может, налопаться грифеля от карандаша, как в детстве, нарисовать себе пудрой красный нос и сказаться больной? Пусть Стас и Ника сами идут куда хотят. А я останусь дома и буду отдыхать от них.

Но я понимала, что подобное поведение чревато Никиной обидой, а ей и так после вчерашнего непросто. Я ведь ясно дала понять, что совсем-совсем не хочу жить вместе с папой, мне нравится встречаться с Артуром и я не намерена уступать и заключать сделки. Нике было сложно, конечно. Если бы Стас не настроил её предварительно на своё возвращение, ей было бы проще, но он сделал всё, чтобы возродить в Нике мечту, которую я три года старательно хоронила, — мечту о папином возвращении в семью. В наш дом. В нашу жизнь, чтобы вновь стать её частью полноценно. А детская мечта — это, естественно, сильнейшая вещь. Которую если уж возродил, то похоронить вновь будет вдвойне сложно. И ведь главное, что не Стас будет эту мечту закапывать, а родная мать!

И за что мне всё это…

Ника, наоборот, с утра выглядела повеселевшей, предвкушая встречу с любимым папочкой. Требовала от меня погладить её самое красивое платье — я насилу уговорила надеть другое, менее маркое, — накрутить ей «вавилоны» на голове, найти другие ботинки, ибо кроссовки к платью не подходят… В общем, Ника вела себя как настоящая женщина перед свиданием с любимым мужчиной. И это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Сама я вновь особо не прихорашивалась, чтобы Стас не подумал, будто я стараюсь выглядеть на «отлично» из-за него. Но и старый свитер надевать не стала — предпочла платье, как и Ника, только простое — вязаное шерстяное платье изумрудного цвета, до колен, оно облегало меня как вторая кожа. Ничего особенного, но красиво. А рядом с Никой, платье у которой было мятного оттенка, смотрелось и вовсе эффектно.

Правда, когда я увидела взгляд Стаса, которым он смерил меня с ног до головы, остановившись сначала в районе бёдер, а затем и на груди — и то, и другое у меня особым объёмом не обладало, — подумала, что стоило всё же предпочесть, как в прошлый раз, старые джинсы и свитер. Захотела, называется, побыть девочкой…

Может, это и есть та самая крошечка — точнее, льдинка — любви, о которой говорил Артур? Желание всё же хотя бы немного, но быть красивой в глазах Стаса? Ну, это как минимум. Ещё мне бы не хотелось с ним ссориться. Разочаровывать его в чём-либо, в том числе в себе. И обижать.