Миллиардеры на дороге не валяются (СИ) - Бек Кора Страница 38

Марта, девочка моя, ты плачешь?! — Дар был потрясён. — Но почему?

Потому что я вдруг испугалась, что в этой песне поётся о нас, — призналась я, плача. — Потому что я люблю тебя, Дар!

Я люблю тебя очень-очень, Подснежник! — с чувством сказал Дар и добавил: Знаешь, эта песня сейчас звучит в исполнении моего дяди Гусейна Сафарова. Отец говорил, что дядя очень хорошо пел в молодости и мог бы стать знаменитым певцом. Но так сложилась судьба, что он занялся бизнесом. И только чудом сохранившиеся записи напоминают нам, его близким, что в роду Сафаровых был замечательный певец. А вот у меня, — Дар по-детски развёл руками, отчего у меня тотчас сжалось сердце, — слуха нет совершенно! — и, хитро улыбнувшись, добавил: Но ты же пойдёшь, Марта, за меня замуж? Может, музыкальный слух будет у наших детей?..

Я покраснела. Дети — это то, о чём я мечтаю не менее сильно и страстно, чем о том, чтобы быть вместе с любимым. Я очень хочу стать мамой и желательно — многодетной мамой, чтоб мои детки не чувствовали себя такими одинокими, как я. А Дар по-прежнему смотрел на меня с улыбкой, как будто ждал от меня немедленного ответа.

У меня от счастья кружилась голова, но это было приятное головокружение. Не знаю, не понимаю, за что мне такое счастье? Дар сказал, что он любит меня очень-очень. Это невероятно! Хотя… Я ведь тоже люблю его сильно-сильно, наверное, сильнее жизни.

В глазах Дара я видела необыкновенную нежность. Мой любимый, милый, единственный…

Я закивала головой, потому что мне всё ещё довольно сложно было говорить. А потом я опять расплакалась, но на этот раз от счастья. От переполнявшего меня огромного, как небо, счастья. Счастья, которого я желаю всем девушкам и женщинам! Ведь мы — не феминистки, не стервы, просто обычные девушки, этого достойны!

Кино и немцы

И вот мы с Танюшкой приземлились в аэропорту Внуково. С букетами роз (чайные — для меня, белые — для Татьяны) нас встретил Эмин. Точнее, личный помощник и друг Эльдара прошёл мимо меня и, вручив Тане цветы, очень тепло её поприветствовал. А на меня — ноль внимания. От такой встречи я растерялась и стояла рядом с Костровой, хлопая глазами.

Довольная по уши Танька слушала комплименты, хихикала, временами делала вид, будто она смущена и опускала глазки, но потом до неё всё-таки дошло, что что-то не то. Тогда со свойственной ей непосредственностью Кострова брякнула:

Конечно, спасибо, Эмин, но ты не хочешь сказать что-нибудь приятное моей подруге?

Я почувствовала себя нищенкой, стоящей с протянутой рукой на паперти. От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю. Мои, обычно бледные щёки, покрылись румянцем. И вдруг я услышала удивлённый голос Эмина:

Но я не вижу Марты! Я так понимаю, Танечка, что она поменяла билет и прилетит вечерним рейсом?

Ты что, Эмин, ослеп?! — изумлённо сказала Танька и, толкнув меня в бок, заявила: Вот же она!

Очень м-мм интересные ощущения, когда о тебе говорят в третьем лице. Чувствуешь себя нечто средним между мебелью и, например, коровой. Вроде бы и то, и то нужно в хозяйстве, но, если что, можно и обойтись, или заменить чем-то другим.

Эмин — мужчина с изящной, даже артистической внешностью, плавно разворачивается и несколько секунд смотрит на меня, как будто впервые видит. Я с беспокойством думаю, что во мне не так? Румянец уже обжигает мои щёки, руки начинает бить мелкая дрожь. Я тут же ставлю себе диагноз: “Нравится — не нравится, а тремор, Марта, точно у тебя в кармане”.

И вдруг Эмин становится на одно колено, целует мне руку и громко выдыхает:

Какая же ты красивая, Марта! Я белой завистью завидую Эльдару, что его невеста — такая раскрасавица! Белой завистью, — повторяет он, делая акцент на слове “белой”.

От неожиданности я обалдеваю и у меня даже пропадает дар речи. Ведь по Эмину видно, что он говорит абсолютно искренне. Но мы-то с ним, извините, знакомы не первый день! А он смотрит на меня, как будто нас только представили друг другу.

Ой, не знаю, что бы я делала без Таньки? Она умеет находить выход из любой ситуации, а главное, никогда не заморачивается и говорит прямо в лоб. Вот и сейчас Кострова выдала:

Тебе на голову, Эмин, в детстве ничего не падало? Марта ещё со школы считается у нас в Медвежьем одной из первых красавиц. Ладно, не смущайся, — говорит мне Таня и опять обращается к Эмину: А ты ведёшь себя так, будто впервые её увидел.

Эмин не успевает ответить, потому что в этот момент у него звонит телефон. Не глядя, он протягивает его Таньке типа: ответь за меня, а то я занят. Открывает рот, чтоб что-то сказать и вдруг из телефона раздаётся голос, который я узнала бы из миллионов голосов. Оказалось, это звонит по видеосвязи Дар, и Татьяна, язва такая, направляет камеру в нашу сторону.

Эмин, я не понял, — негодующим тоном говорит Эльдар, — ты что, собираешься делать предложение моей невесте?!

Не поведя и бровью, Эмин вновь целует мне руку и поворачивается к другу:

Я могу, Элик, повторить это и при тебе: я завидую тебе белой завистью, потому что твоя невеста — потрясающая красавица! — и, посмотрев с улыбкой на меня, добавляет немного извиняющимся тоном: Раньше мне казалось, Марта, что ты просто хорошая, симпатичная девушка, а, увидев тебя без очков, я сначала тебя не узнал, а потом был просто сражён: ты бесподобна! Твои прекрасные глаза напоминают синеву неба.

Услышав объяснение Эмина, Танька начинает так хохотать, что из её рук едва не падает на землю букет белых роз. Хорошо, Эмин вовремя приходит ей на помощь. А я чувствую, как у меня рот растягивается в идиотской улыбке. Ведь ещё дней пять назад я одела линзы вместо надоевших очков в роговой оправе.

Я же очки носила едва ли не с первого класса, но тут Танюшка меня надоумила сменить их на линзы. Точнее, Кострова заявила, что красота требует жертв. До Таньки дошли слухи, что Нина Кукушкина ради её братца собралась ложиться под нож пластического хирурга. А я ради Эльдара могла бы хоть линзы одеть что ли, сказала мне подруга. Так я и сделала.

Мир сразу заиграл для меня новыми яркими красками. Оказывается, раньше я много чего просто не замечала. А в первый день мне даже страшно было ходить: всё казалось, что вот-вот упаду. Но очень быстро я к линзам привыкла, и к моменту нашего отъезда в Москву о них просто забыла. Однако оказалось, что одной такой детали было достаточно, чтобы моя внешность изменилась до неузнаваемости. Обалдеть! Я заулыбалась, выпрямила спину.

А ведь я, глядя на тебя вчера, мой Подснежник, — прозвучал потрясённый голос Дара, — не мог понять, что в тебе не так?

Я напряглась. Кажется, наша с Танькой идея поменять очки на линзы — не очень удачная, если любимый, судя по всему, не в восторге от этих перемен. Значит, тут же решила я, надо будет в первую очередь поискать в Москве оптику, ведь свои очки я на радостях выкинула.

Это силиконовые импланты, наверное, из груди просто так не вынешь, а с линзами какие проблемы? Главное — купить срочно очки, а то я без них боюсь сделать даже шаг. И ладно бы, я была у себя в родном Медвежьем, но в Москве лучше не рисковать.

А Дар, сделав паузу, продолжил:

Эмин, не отходи от девочек ни на шаг, понял? Ещё не хватало, чтоб на мою красавицу кто-то пялился!

Пока я пыталась осмыслить услышанные слова, Дар снова обратился к Эмину:

Надеюсь, трёх дней хватит, чтобы ты провёз девочек по всем крупным магазинам и нашёл для них подходящий салон красоты?

Мы же договаривались, что на всё про всё уйдёт, как минимум, пять дней, — возразил Эмин. — Я хотел Марте с Таней ещё показать Москву. А три дня — это мало.

Москву мы ещё покажем, она никуда не убежит, — решительно заявил Дар и добавил, глядя на меня с невыразимой нежностью в глазах: А вот за свою невесту я переживаю. Вдруг Марту кто-нибудь захочет украсть? Народ-то в столице — разношерстный. И, вообще, я сто лет не видел мою любимую девочку и очень соскучился. Хочу, чтоб вы скорее приехали.

***

Следующие несколько дней мы с Танюшкой провели в торговых центрах, а накануне отъезда побывали в салоне красоты. Это было весело!