Хороший плохой босс - Николь Келлер Страница 38

– Ты с ума сошел, Воскресенский?! В соседней комнате мой сын вообще-то! Я и так не знаю, как ему объяснить, почему мы спали голые в одной кровати!

– Ты же уже объяснила: мы играли в прятки. Вполне себе достоверное объяснение. Даже я поверил, – со всей серьезностью заявляет Марк. Я не выдерживаю и прыскаю со смеху, Воскресенский тоже заражается моим веселым настроением, и мы стоим и хихикаем, как подростки.

– Так, все, хватит, – решительно заявляю, вытирая слезы в уголках глаз. – Иди, ищи моего сына, потом оба чистить зубы, и я жду вас на завтрак.

– Нашего, – тихо произносит Марк, перестав улыбаться.

– Что?

– Нашего сына, Катя.

Я замираю на месте, зная, что Марк прав. К моему удивлению, Воскресенский совершенно не давит на меня, не пристает с вопросами, когда я скажу Китенку, что он – его отец. Он терпеливо ждет удобного случая и момента, когда я буду готова. Считаю, что и мне пора свыкнуться с мыслью, что Никита больше не принадлежит мне одной, что у него есть родной отец, который совершенно точно будет принимать участие в его жизни. И только за одно это я должна проявить уважение к Марку.

– Да, нашего, извини, ты прав. Я просто еще не привыкла.

Марк чмокает меня в щеку и, обогнув, идет в направлении комнаты Никиты.

– Кто не спрятался, я не виноват! – произносит он громко, распахивая дверь.

Через пятнадцать минут эти два мужчины входят на кухню, широко улыбаясь и перемигиваясь.

– Эй, заговорщики, что задумали?

– Мы? – притворно удивляется Марк. – Да как же можно! Мы почистили зубы, как нам велела наша строгая мама, и пришли на завтрак. Кстати, очень вкусно пахнет.

– Мамочка, а можно дядя Марк каждое утро будет приходить к нам? – спрашивает Китенок, с надеждой заглядывая мне в глаза. – Он так здорово играет в прятки, мне с ним очень весело! Ну, пожалуйста-пожалуйста!

А у меня сердце сжимается от боли, и ком в горле. Что я могу сказать своему сыну?! Что его папа женат на другой тете, и у него есть своя семья, а мы так и останемся сами по себе?!

– Малыш, у…– я вовремя прикусываю язык, потому что чуть не проговорилась, что Воскресенский настоящий отец моего Китенка. Нашего Китенка. – У дяди Марка очень много работы. Он не сможет каждый день приходить в гости. Но если захочет, вы можете встретиться и поиграть в любое время.

– Кит, а ты любишь качели-карусели? – неожиданно спрашивает Марк. Я хмурюсь, сложив руки на груди. Только хочу осадить Воскресенского, что не надо ничего обещать ребенку, потому что, если он не сдержит обещание, Никита очень расстроится.

– Очень! – Китенок восторженно хлопает в ладоши.

– Тогда как насчет того, чтобы сходить в парк? Прямо сейчас.

– Да, да, да! Мамочка, можно? – оборачивается ко мне и смотрит, затаив дыхание.

Но не только ребенок волнуется и ждет моего решения. Марк тоже внимательно и выжидающе глядит на меня.

– Да, что скажешь, мама? Можно нам немного сегодня повеселиться?

– А как же твоя работа и важный контракт? – тихо спрашиваю, аккуратно присаживаясь на краешек стула.

– Я потратил на нее четыре года своей жизни, впахивая от зари до зари, чтобы оправдать ожидания других людей. И многое упустил. Например, чуть не потерял вас, – произносит еще тише, чтобы Никита не смог понять сказанного. – Да и к тому же у меня есть замечательный партнер Вячеслав. Работа без моего участия и наставления поможет ему самому быстрее разобраться во всех тонкостях и вникнуть в суть. А у меня слишком давно не было отпуска, так что я имею полное право провести один день так, как хочу. Хотя бы раз в жизни.

Я и сама не хочу расставаться с Марком. Хочу хотя бы раз в жизни подарить подарок себе и Китенку – семью. Настоящую, полную. Пусть это призрачная иллюзия, но я знаю, что это нужно не только нам, но и Марку. Потому что, если я правильно поняла, то он такой же одинокий и не очень счастливый человек, как и я. С одной лишь разницей, что у меня есть любящие родители, а его заинтересованы в успешности бизнеса, только и всего.

Я уверенно киваю, чем вызываю восторг у моих мужчин

– Спасибо, мамочка, ты самая лучшая! Я тебя люблю! – кидается Китенок мне на шею с объятиями, целует в щечку и тут же сбегает.

– Никита, стой! Сначала завтрак.

Сын возвращается, с неимоверной скоростью ест кашу, которую вообще-то не очень любит, и, дожевывая последнюю ложку, произносит:

– Я побегу собираться?

– Беги, только аккуратно, дожуй сначала.

Мы с Марком синхронно провожаем Китенка взглядом и улыбаемся.

– Спасибо тебе, Кать, за сына.

Поднимаю взгляд на Марка и вижу в нем то, что видела четыре года назад: нежность и любовь. На глаза наворачиваются слезы, и я в силах лишь тихо ответить:

– И тебе.

В парке Китенок носится со скоростью звука между аттракционами, а Марк дурачится вместе с ним. Глядя на них двоих со стороны, я понимаю, что лучшего отца для Никиты нельзя и желать. И снова грусть и тоска накатывают на меня с удвоенной силой.

– Дядя Марк, ты такой классный, – восторженно произносит Кит, с удовольствием поедая сладкую вату. – Я хочу, чтобы ты был моим папой.

За нашим столиком повисает тишина. Я напрягаюсь и даже забываю, как дышать, не зная, что скажет Марк. Понимаю, что вот он, лучший момент. Но…я очень боюсь, как у нас все сложится в будущем.

– Правда? – тихо спрашивает Воскресенский, глядя при этом на меня.

«Можно?» – важный безмолвный вопрос, от которого зависит наша дальнейшая жизнь.

Я больше так не могу. Просто не имею морального права врать собственному ребенку, это несправедливо. Поэтому прикрываю глаза, молчаливо выражая согласие.

– Никита, – говорит Марк хриплым голосом, очень волнуясь. – Я и есть твой настоящий папа.