Всё равно будешь моей (СИ) - Катаева Татьяна Анатольевна Страница 38

Первые шаги делаю так, будто в туфли бетона налили. Дальше, немного увереннее. А возможно, мне это кажется.

— Девочка наша, хорошая, а ну, расскажи мне, что ты слышала?

— Когда? — дрожащим голосом спрашиваю я.

Мурад протягивает ко мне руку, и, схватив за талию, резко прижимает к себе. От неожиданности я вскрикиваю. Дыхание моё затрудняется, а голова резко начинает кружиться, в висках стучит пульс. Я как будто на грани смерти.

— Когда они дрались. Марк с Матвеем же не сразу драться начали?! По-любому о чём-то спорили. Я хочу знать о чём!

— Я... Я не знаю... — голос дрожит и меня начинает трясти. — Я не слышала... Я, может, что-то и слышала, но не помню. Испугалась сильно...

Не знаю, испугалась ли тогда я, но сейчас безумно боюсь. Мурад страшный человек. Стоит посмотреть один раз в его глаза, и там можно навсегда оставить свою душу.

— Отец, что ты к ней пристал? Ты же хорошо знаешь Мирославу, она и мухи не обидит. Зачем ей слушать ругань двоих бьющихся парней?

— Мира, Мира... — это последнее что я слышу с уст Мурада, потому что после этого сразу отключаюсь.

В сознание прихожу, от жуткого запаха. Мне тыкают под нос вату с каким-то раствором. Он него воротит ещё сильнее. Меня трясёт всю.

— Она очнулась, — говорит женский голос. Приоткрываю глаза, и вижу незнакомую мне женщину. За её спиной стоят Мурад и Рустам. Я снова тяжело закрываю веки. Они кажутся мне железными.

— Что с ней? — спрашивает Мурад.

— Думаю, она просто переволновалась, произошел резкий скачек давления.

Слышу, как уходит эта женщина, и за ней закрывается дверь. Голова ужасно болит. Давление, наверное, и сейчас у меня высокое. Хотя, я раньше таким не страдала.

— Ты приглядывай за ней лучше, — бубнит Балканов старший. Он понижает голос, но я всё равно его слышу. — Не нравится, мне эта ситуация. Что-то тут не так.

— Пап, тебе показалось, но я всё равно за ней присмотрю. До свадьбы месяц, не к чему нам проблемы.

Вот тут, моя клетка и закрылась. Я до безумия испугалась Балканова старшего. Вы, просто не видели его глаза. Это такая темнота, что мне кажется в бездне больше света.

В тот вечер я домой так и не вернулась. Мы с родителями остались ночевать в отеле Балкановых. Мама долго не соглашалась, но всё-таки сдалась. К утру я комнату так и не покинула, ссылаясь на плохое самочувствие. Матвея я поставила в черный список на телефоне, а второй телефон, я оставила дома. Может, и надо было ему что-то написать, но я так испугалась, что, ни о чём думать не могла.

Воскресенье и понедельник я пролежала дома, и даже пропустила обучение. Давление не давало покоя. Возможно из-за моего страха, который теперь поселился во мне. Возможно, просто мой организм дал сбой. Не могу быть уверена ни в чём.

Я терзала себя эти два дня. Меня разрывало на две части. Первая, безумно боялась Балканова и того, что он может сделать. Вторая, безумно боялась потерять Горского.

А ведь второе — это неизбежность. Настанет момент, и нам надо будет расстаться навсегда. И этот момент — меньше чем через месяц. Могу ли дать себе право, на счастье ещё на месяц?! Могу ли позволить быть счастливой, ещё немножко?!

Ответ, пришёл сам по себе, когда на телефоне высветилось смс от Матвея.

°М²° "Малыш я с ума схожу. Как ты?"

°Божий одуванчик° "Уже лучше. Завтра выйду на учебу."

°М²° "Мы увидимся?"

°Божий одуванчик° "Не знаю. Рустам сказал, что все дни будет меня забирать с универа."

°М²° "Значит, на парах на этой неделе ты не будешь. До завтра, малыш. Сладких снов. Целую."

Впервые за несколько дней улыбаюсь. А ещё чувствую себя счастливой. Страх отступает, и в груди снова властвует любовь.

Любовь — слепа. Она сама ничего не видит, и человеку на глаза пелену одевает. Она живёт запахами и вкусами, ощущениями и желаниями. Она видит в темноте, а при свете слепа. Она отключает мозг всегда и во всём.

Мне бы остановить сейчас отношения с Матвеем. Мне бы взяться за ум, и принять правильное решение, которое не покалечит тело, и не разорвёт сердце и душу в хлам. Мне бы остановить себя сейчас, и не дать погрузиться в темноту, которая ждёт после свадьбы. А точнее, после неизбежного расставания с Горским.

Но я не думаю об этом. Теперь не думаю. Если до этого, ещё пыталась себя остановить, то после страха за собственную жизнь из-за Балканова старшего, я наоборот пошла не в том направлении. Во мне поселилось какое-то странное чувство, обречённости, похоже на смертный приговор. Говорят, перед смертью не надышишься, а я попробую. И коль, суждено умереть, то перед смертью я вдохну полную грудь кислорода. И плевать, что на выдохе он меня сожжет.

Утро вторника проходит суматошно. Я просыпаюсь рано, принимаю душ и наношу лёгкий макияж. Я в этом совсем неумелая, но получается вроде как красиво. А ещё, после душа, вместо того, чтобы высушить волосы, улаживаю их пенкой. И у меня получаются красивые кудряхи.

За мной заезжает водитель Балкановых, и отвозит на учёбу. Рустам сообщил, что после учебы, лично меня заберёт. Машина уезжает, и я иду в сторону второго корпуса, где у меня сегодня первая пара. Дойти не получается. Горский перехватывает меня возле входа, и тащит куда-то. Я суматошно осматриваю студентов, которых мы пробегаем. К счастью никого знакомого для меня. Горскому ж вообще всё равно. Как только мы обходим здание, он прижимает меня к стене.

— Я скучал, — на выдохе говорит. Его взгляд полный страсти, огня, желания. — Еле дождался этого момента.

Его руки по бокам от меня. Он не дотрагивается до тела, но тепло его рук всё равно обжигает меня. Я плавлюсь, как сыр в микроволновке. Смотрю на его губы и сгораю, до тех пор, пока он не наклоняется и целует меня.

От его поцелуев тело горит, несмотря на слои ткани. Такое чувство, что он каждый раз проникает под новый слой кожи, и меняет меня на уровне ДНК. Его ДНК смешивается с моим, и до неузнаваемости меняет. Больше нет серой мышки, он стёр её подчистую, окрылил и сделал своим одуваном.

— Малыш, — задыхаясь от поцелуя, шепчет мне в губы, — С ума чуть не сошел, переживал сильно.

— Прости, знаю. Я тоже скучала. Очень.

Глажу рукой по его щеке. Сегодня на лице у него небольшая щетина, которая только что при поцелуе царапала мою кожу. Это так... Волнительно, что ли. У Матвея всегда гладкая кожа. А вот сегодня он тоже как будто другой. Теперь в его глазах я вижу какие-то новые эмоции. Раньше их не было. И эти эмоции они не о любви и нежности. Это что-то другое. Более страшное.

— Ты сегодня другая, — глядя, шепчет Матвей. Его голос такой тихий и интимный, что меня в очередной раз дрожью пробирает. — И пахнешь, как-то по-другому. Слишком сладко, малыш.

— Тебе не нравится? — нервно сглотнув, спрашиваю.

— Наоборот. Через чур сильно. Я думал сильнее уже невозможно. Оказывается, может...

Он наклоняется к моей шее, и проводит по ней своим шершавым языком. Лижет и лижет её. Ноги мои трясутся, и если б Матвей не придерживал меня, я бы обязательно рухнула. Глаза мои закрыты, а голова запрокинута, давая полную власть Матвею. Он не наглеет, руками не трогает. Лишь сдвигает их в районе бедра и прижимает к стене сильнее.

У соблазна есть запах. У похоти есть запах. У моего помутнения есть запах. И этот запах демонический, со вкусом боли и горечи. Это запах — запах Матвея Горского.

Первую пару мы прогуляли. Ну, как прогуляли. Целовались за тем углом всё время. Я даже рада, что мы не пошли в машину, ведь там я не знаю, чем бы закончились наши поцелуи. Страшно представить. Потому что с каждым днём я умираю от желания.

Желания поддаться соблазну и приговорить себя к смерти.

Глава 28

Мирослава

Вся неделя проходит в таком же режиме. Видимся с Матвеем только в универе, а ещё он несколько раз приходил ко мне ночью, и я засыпала в его объятиях. Дома Матвея как будто подменяли. Он не целовал так страстно как днём. Он не трогал меня и не доводил до оргазма. Он просто прижимал к себе, обнимал, и я засыпала самой счастливой.