Вероника Кузнецова - Горбун Страница 38

— А какой у него характер? — удивилась я. — Я ничего не поняла. Что вижу, то и рисую.

— Не хотелось бы мне быть вашей моделью, — признался Ларс.

— Почему? — Это не я обиделась, а художник во мне.

— Мало ли что таишь в душе, а вы без церемоний вытащите это на всеобщее обозрение. Смотрите и любуйтесь.

— Интересно, каким бы вы увидели меня? — заинтересовался Дружинин.

Я боялась ошибиться и невольно оскорбить горбуна. Не верилось, что урод может захотеть иметь своё точное изображение. Или у него такое самомнение, что он считает привлекательным даже свой горб? Бывает такое нарушение в психике, когда человек начинает безудержно восхищаться своей внешностью и выставлять напоказ, как главное достоинство, самые отвратительные физические недостатки. Женщины, имеющие вывих бедра и едва ковыляющие на кривых ногах, начинают облачаться в сверхъузкие брюки, вместо того, чтобы исправить несправедливость природы юбкой подлиннее. Дружинин казался мне человеком слишком умным для такого извращённого самолюбования. До сих пор он держался свободно и непринуждённо, не подавая мысли, что тяготится своим уродством, но это получалось естественно. Даже некоторая склонность к щегольству, которая была бы странной в ком-нибудь другом, казалась неотрывной от его натуры, тем более, что красивые костюмы очень ему шли и были скроены умелым портным, учитывавшим особенности фигуры своего клиента. Однако, неужели Дружинину доставит удовольствие увидеть своё некрасивое лицо и согбенные плечи на бумаге?

— А каким вы хотели бы казаться? — спросила я.

— Без подсказок, — вмешался Ларс. — Вот вам бумага и карандаш. Садитесь и рисуйте.

Никому не советую рисовать уродов, если вы не питает к ним ненависть. Я долго раздумывала, как приукрасить его внешность, но ничего не придумала и решила, что раз Дружинин сам захотел увидеть себя на портрете, то пусть на себя и пеняет. Что я вижу, то и рисую. Горбун сел напротив меня словно только для того, чтобы безотрывно смотреть на меня, но меня это уже не трогало: я рисовала, я творила.

Странное дело: прежде я замечала лишь то, что Дружинин очень некрасив и хороши в его энергичном лице только брови и глаза, а теперь, когда я могла без стеснения рассматривать его внешность, она стала казаться даже приятной. Нос, который я считала крючковатым, оказался более сложной формы, очень чёткой и лёгкой для изображения, твёрдые очертания рта заставили меня потрудиться, потому что таили в себе много неожиданного, а уж глаза на портрете вышли чуть ли не выразительнее, чем в жизни. Я вырисовала все намечающиеся морщинки на этом колоритном лице, даже несколько лёгких шрамов, которые я прежде не замечала, потом подправила общие формы, проложила тени, тщательно изобразила хорошие густые волосы и слегка, чтобы они не бросались в глаза, наметила плечи. Я просидела над портретом больше часа, и под конец не выдержал даже горбун.

— Жанна, вы не устали?

— Нет, — сказала я, хотя всё тело у меня затекло. — А вы, Леонид?

— Тоже нет, — ответил Дружинин без энтузиазма.

Ира захихикала, а Нонна деликатно опустила голову.

— Всё. Конец! — объявила я, ожидая бурю восторга.

Горбун вскочил и с любопытством взглянул на рисунок. Вместо улыбки на его губах появилась и тут же исчезла болезненная гримаса.

— Из вас получился бы прекрасный художник, — бесстрастно сказал он и отошёл.

От его ровного голоса веяло холодом, и я потеряла уверенность в своём шедевре. То, что мне показалось хорошо, другим может быть расценено как мазня. А каково больше часа просидеть неподвижно и получить вместо портрета детские каракули!

Мой рисунок уже пошёл по рукам, причём почти на всех лицах появлялось смущение.

— Н-да, — протянула Ира, передавая листок Нонне.

— Портрет тебе не удался, — мягко сказала та. — Ты, наверное, устала, рисуя Ханса.

Ларс ухмыльнулся не без злорадства.

— Теперь я убедился, что лучше не давать себя рисовать. Разве я не прав, Леонид?

Горбун промолчал. Я растерянно оглянулась на него, но он был совершенно спокоен, на меня не смотрел и что-то говорил Марте, причём девочка весело смеялась в ответ.

Ханс молча передал портрет брату. Петер сначала поднял брови, потом присмотрелся внимательнее, долго рассматривал изображение, сравнивая с оригиналом, покачал головой и что-то сказал.

— Что он говорит? — шёпотом спросила я у Иры.

— Что он удивлён, — ответила она тоже шёпотом.

Было от чего придти в отчаяние. Я ещё раз взглянула на рисунок, но не обнаружила в нём ничего особенного. Горбун был на нём как живой, не хуже и, как я теперь поняла, не лучше, чем в действительности.

— Ничего не могу разобрать, — призналась я. — Завтра увижу недостатки, а сейчас не вижу.

Я села на диван, всё ещё держа рисунок в руке, а Марта перебралась ко мне, завладела портретом, рассмотрела его во всех подробностях и что-то сказала, от чего горбун сделал вид, что смотрит в окно, а Ханс шикнул на девочку.

— Давайте выпьем чай, — предложила Нонна. — Я его давно включила, боюсь, что уже остыл.

Она быстро внесла чайник и стала разливать чай.

— Был бы рад остаться, но должен идти, — сказал горбун. — Мне ещё нужно заехать к редактору. До свидания. Спасибо за рисунок, Жанна, он мне очень понравился.

Этому я не поверила, тем более, что он не выразил желания взять его с собой.

— До свидания, Леонид, — попрощалась я, причём так старалась скрыть неуверенность, что мой голос прозвучал на удивление спокойно и даже весело. — Заходите почаще.

— Как-нибудь зайду, — сдержанно ответил горбун, не глядя на меня.

Когда его машина отъехала, все обернулись ко мне.

— С ума сошла? — осведомилась Нонна. — Зачем ты его нарисовала таким… Это же оскорбительно!

— Да, он еле сдержался, чтобы не уйти сразу же, — подтвердил Ларс. — Вы специально решили его поддеть?

Ира пожала плечами.

— Ну и хорошо, что так получилось, — сказала она. — Пусть помнит о своей внешности.

Я была так огорчена, что не нашла в себе сил даже оправдываться.

Петер о чём-то заговорил, и Ларс с Ирой вновь занялись исследованием моего рисунка.

— Что там опять? — устало спросила я.

— Петер говорит, что у Леонида очень добрые глаза, а внимание он на это обратил, только увидев портрет.

— Вы ему польстили, Жанна, а он этого не оценил, — соболезнующим тоном сказал Ларс.

Нонна заинтересовалась рисунком.

— Да, действительно. — согласилась она. — Но зачем ты нарисовала эти рубцы?

— Куда я их дену? — огрызнулась я. — Кстати, откуда они у него?