Отец (не) моего ребенка - Ольга Висмут Страница 39

39

Пока в голове носятся табуном сумбурные мысли, машина выруливает на грунтовую дорогу в стороне от основной трассы.

Но вот знакомые домики. Я называю свою улицу, и мы подъезжаем к воротам. 

– Лучше тут остановиться. У нас во дворе место только для одной машины. У папы раньше драндулет был, – поясняю в ответ на вопросительный взгляд Владимира. – Теперь нету. 

– Ничего страшного. Мои люди присмотрят за машинами, – усмехается он. 

Затем первым выходит из машины и открывает мне дверь. Подает руку. Ничего не остается, как только принять ее.

Вкладываю пальцы в его ладонь и тут же отдергиваю. Но он крепко сжимает. Жар проносится по телу и оседает внизу живота щекотным комком. 

Только захлопнув за мной дверцу, Владимир отпускает мою руку.

– Тут скользко, – замечает спокойным тоном.

Будто и не почувствовал, как я дернулась!

Мы вместе идем к воротам.

– Это не обязательно, – говорю ему. 

Хочется, чтобы он уехал до того, как его кто-то из соседей увидит. 

– Нет, идем. Я все же несу ответственность за тебя, – он странно косится на мой живот. 

Я прикрываю живот руками. Ему-то какое дело? 

– Хорошо, – подхожу к воротам и звоню. 

Вскоре мама выглядывает на звонок.

– Катя, – удивленно говорит она и переводит взгляд на Вову. – А это кто? 

Ее глаза еще больше округляются, когда она видит две иномарки. 

– Меня зовут Владимир, – представляется Барковский. – А вас? 

– Светлана Геннадьевна, – говорит она. 

Он берет мамину руку и целует ее. Мама, похоже, опешила от подобного жеста. 

Нас пропускают внутрь. 

– Я тут привезла, – протягиваю маме пакет. – Как ты сказала.

– Кать, может не надо тебе к ней? – спрашивает она, косясь на мой живот. – Все же у нее сопли, кашель. 

– Нет, я пойду. Я очень хочу увидеть свою девочку. Хотя бы на пять минут. А потом будь что будет.

Иду, чувствуя спиной взгляд Барковского. Задумчивый и непонятный. Но, честно говоря, мне плевать. 

– Мама! – радостно хрипит Настя и кидается ко мне, стоит лишь войти в дом. 

Обмотанная шарфом, в бабушкиной жилетке из верблюжьей шерсти и таких же носках. 

Дочка виснет на мне, я обнимаю ее, прячу лицо в пушистых волосах и целую в вертлявую макушку. Ничего не могу с собой поделать. Слишком соскучилась.

Настя крутится в моих руках, как пескарь на сковородке.

– Ну что ты вскочила, надо в кровати лежать, – журю ее. 

– Так ты приехала, – она утыкается носом мне в живот. – Мам, а ты что, потолстела? 

Я невольно напрягаюсь. Да, пусть лучше думает так. Она ребенок, ей лучше правды не знать.

– Есть немного, – говорю с натянутой улыбкой и тут же отвлекаю дочь от себя: – А ну-ка быстро в кровать, попрыгунья! Будем лекарство пить.

– Вкусное? – Настя с кашлем запрыгивает на постель.

– Вот сейчас и узнаешь.

Я достаю лекарства и расставляю на столике. Ох, мама притащила сюда всякий припарок. Хрен с медом, настойка девясила, даже бальзам "звездочка" лежит. Народная медицина, чтоб ее. 

– А бабушка мне горчицу в носки насыпала! – то ли жалуется, то ли хвастается моя дочь, вытянув шею и с любопытством разглядывая яркие коробочки, которые я достаю.

Столик слегка скрипит.

Открываю сироп от кашля. Наливаю на ложечку и подношу ко рту дочери. 

Краем глаза улавливаю движение. Владимир. Он стоит в дверях, скрестив руки. С нечитаемым выражением на лице.

Моя рука немного дрожит.

Дочка тоже замечает Барковского. 

– Здравствуйте! – кричит она и машет ему. 

– Настя, лекарство выпей, – сую ей опять ложку. 

А сама старательно отворачиваюсь, чтобы не встречаться с Владимиром взглядами. Что-то не нравится мне, как он смотрит. Тоже мораль читать будет?

Дочь послушно открывает рот. Вот так и не скажешь, что болеет. Если б не горячий лоб и приступы кашля. 

– А вы кто? – без стеснения таращится на Владимира. 

– Мамин друг, – мягко отвечает тот и переводит на меня темный взгляд. 

Друг? Когда это мы подружиться успели? У меня от него мурашки по коже!

Делаю вид, что не замечаю этого взгляда. Поворачиваюсь к дочери, прикладываю ей руку ко лбу. 

– О, я же тебе подарок привезла, – вспоминаю и возвращаюсь к столу. 

Случайно задеваю его ногой. 

Только беру пакет, как слышится скрип и треск. Все, похоже единственная ножка, на которой держался этот мебельный монстр, приказала долго жить…

Каким-то чудом успеваю ухватиться за падающую на меня столешницу и удержать ее. Тяжелая, зараза! Еще дедушка сам делал из дуба. 

Чья-то тень накрывает меня. Давление падающего стола исчезает. 

Владимир успевает подхватить его и вернуть шаткое равновесие. 

– Ой, – вскрикиваю, оказавшись в кольце мужских рук.

Настина температура становится просто ничем по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Зачем Владимир обнимает меня? И почему прижимает спиной к своей груди?

А еще, почему у нас обоих так сумасшедше колотится сердце, и эти разряды по коже...

О чем я вообще думаю? У меня тут ребенок больной!

– Инструменты есть в доме? – внезапно спрашивает Владимир, так и не отстраняясь от меня.

Дышит мне прямо в шею!

– Да, – выдыхаю, не в силах выпутаться из его рук. 

– Мам, – зовет Настя. – Все в порядке?

– Да, милая, – отвечаю ей. 

Владимир медленно выпускает меня из объятий. 

Стол стоит перекошенный на один бок, угрожая опять упасть. Теперь вижу, почему: на единственной ножке внизу есть три изогнутые опоры, и одна из них отвалилась. Похоже, это случилось уже давно. Мама просто подсунула ее для равновесия, а я случайно толкнула стол, и опора сдвинулась с места.

– Покажи, где инструменты, – напоминает Владимир. – Я все починю. 

– Вы? – недоуменно смотрю на него. 

– Ну да, – без сомнений отвечает он. – Давай. Сейчас упадет опять.

Я киваю как в полусне и отхожу от него. 

Ох, как же жарко. Кидаю взгляд на Настю. Та лежит на кровати и с интересом смотрит на нас. 

– Так. Они в гараже. Но я не знаю, есть ли там что-то, что подойдет...

– Идем, я сам посмотрю. Уж гвозди и молоток там быть должны, – говорит Владимир.

– Вы хотите