Все, что от нас останется - Анастасия Тей Страница 39

О, Боже, какое это блаженство!

— Я бы вина выпила, а вы?

На самом деле, мне вообще не хотелось вина и ужинать с ним тоже не хотелось, но даже несмотря на новость о свидетеле, пока еще я должна придерживаться выстроенного плана. А главная моя цель — сблизиться со своим начальником.

— Да, перед сном не помешает бокал вина, — Станислав Олегович дал ответ сразу и я поплелась вслед за ним по темному коридору в сторону комнаты.

Босс разлил по бокалам красную жидкость, а я уже сидела на мягкой кровати и наблюдала за его действиями. В комнате горела светлая подвеска, что была расположена по всей стене, а я еще в первый день приезда подумала о том, что по возвращению домой прикуплю к себе в квартиру такую же.

— Выпьем за эту в целом удавшуюся поездку, — сказал тост Станислав Олегович, протягивая мне бокал.

— За ваш успех, — добавила я и звук стекла раздался в тишине.

Босс уселся в кресло, что стояло напротив кровати, а я против воли вспомнила тот момент, когда босс так же сидя в этом кресле смотрел на меня в кружевном белье и его ноги были точно так же широко раскинуты.

— На самом деле ужасный вечер.

Станислав Олегович схватился за свой черный галстук, что плотно был завязан вокруг его шеи и двумя пальцами он ослабил удавку, а после полностью стянул, наверняка, так не удобный элемент одежды.

— Терпеть не могу эти удавки, — и он небрежно швырнул черную полоску на небольшой столик.

— Зачем же тогда носите?

Мои глаза нашли его ярко зеленые.

— Имидж. Добавляет официальности. Хрен его знает, принято так.

И не знаю то ли это вино так на меня повлияло, только наконец пришло должное расслабление, но я уже свободнее раскинулась на кровати с бокалом вина. Единственное, что не давало свободно дышать — туго застегнутое платье.

— А в этом платье мне сложно дышать, — сказала я с легкой улыбкой, а весь этот разговор напоминал мне беседу парочки после очередного светского вечера, который им двоим вообще не понравился и вот только сейчас у них появилась возможность высказаться.

— Так снимите его, — и эта двусмысленная фраза слишком сильно резанула уши.

Вновь попыталась разглядеть зеленые глаза в не самом лучшем освещении и мне показалось, что босс специально облокотился полностью на спинку кресла, потому что больше я не видела его глаз. Словно мне не было позволено.

— Хотите, чтобы я разделась?

Разговор слишком быстро перетекал не в то русло. Я не планировала сегодня раздеваться перед своим начальником. Я вообще никогда не планировала перед ним раздеваться!

На деле все шло как надо, но пульс уже отбивал где-то в горле, пока тишина казалось вместе со мной ожидала его ответа. Я начинала нервничать. Жутко нервничать, а босс словно специально затянул паузу.

— Конечно, вам лучше переодеть это не удобное платье, — решил Станислав Олегович сделать вид, что его ничего не смутило.

А затем он отставил бокал и начал расстегивать свою рубашку, повернувшись ко мне спиной. А я слишком быстро вернулась губами к вину, делая большой глоток.

Нервы окончательно стали ни к черту, когда белая ткань перестала скрывать большую спину, с кучей перекатывающихся под кожей мышц. Не помогало даже вино.

Станислав Олегович оставил рубашку на спинке кресла и схватился за черную футболку, а я никак не могла заставить себя отлепить глаза от смуглой спины.

Шрамы по-прежнему выделялись сильнее всего. И не знаю почему, но еще в прошлый раз они показались мне красивыми. Слишком интимными и сейчас осознание того, что я прикасалась к каждому, заставляло в тишине комнаты дышать меня громче.

— Вы не будете переодеваться? — вопросительно обернулся ко мне Станислав Олегович, когда футболка уже скрыла все от моих глаз.

А я решила попытать удачу во второй раз.

— Откуда у вас эти шрамы? — с неподдельным интересом спросила я и если честно в душе даже не надеялась на то, что он решит передо мной исповедаться.

Лишь на доли секунд я увидела как его лицо исказилось от боли. Увидела как боль на огромной скорости пронеслась в его зрачках, но она так быстро потухла. Скрылась, что после я и вовсе не верила в увиденное.

Станислав Олегович начал быстро отбивать ногой о паркет в комнате, что стало первым признаком того, что он нервничает. Он занимал по-прежнему расслабленную позу. Ноги свободно были раскинуты в разные стороны. Уверенный взгляд на меня, но почему-то вся та уверенность, что исходила от него каждый день. Она витала в воздухе, словно ядовитый газ, но сейчас… Я совсем перестала ее чувствовать. На смену уверенности и силы пришла уязвимость.

— Это грустная история, Майя, которая в очередной раз заденет ваше ранимое сердце, — таким был ответ начальника.

— Ну и пускай. Если так я смогу узнать о вас что-то новое, пускай это заденет мое ранимое сердце, — и казалось он совсем не верил в мои слова. — Я хочу знать, Станислав Олегович, откуда у вас эти шрамы на теле и грусть в глазах.

Босс вскочил на ноги слишком резко. Вино пошатнулось в бокале, разбиваясь о стеклянные стенки и какое счастье, что содержимого было совсем немного и я ничего не пролила.

Станислав Олегович стоя на ногах, опустошил свой бокал с вином, и со стуком опустив его на стол, направился в сторону огромного панорамного окна, что было слегка приоткрыто и, наверное, только благодаря этому, я до сих пор не задохнулась. Мы оба.

— Я никогда не рассказывал эту историю, — в отражении уличного света я видела лишь напряженный силуэт своего начальника. — Может, потому и сам не хотел. А возможно все из-за того, что вы первая, кто спросил меня об этом.

Я не стала его перебивать. Боялась. Жутко боялось, что если он услышит мой голос, то тут же передумает делиться своей историей. А сейчас речь босса очень сильно походила на монолог. Словно у него и вовсе не было цели поделиться со мной.

— Эти шрамы… Они из-за моей матери, — и я увидела как его плечи напряглись еще сильнее под черной футболкой. — Она была обычной шлюхой. Хотя нет… Она была дорогой шлюхой. Отец никогда нами не занимался, — нами? — Мы с сестрой были отданы сами себе с раннего детства. Папа работал до самой ночи, а когда возвращался, он вываливал на комод в коридоре толстый сверток денег и уходил спать практически не живой. Я