Наталия Костина - Слишком личное Страница 39

– Да, это мысль… – задумчиво подтвердила Елена Аристарховна. – Если она с нами не считается, называя нас корыстными и небеспристрастными, то чужого человека уж должна бы выслушать. Случай в самом деле вопиющий… Знаешь, ты, пожалуй, прямо с утра ему перезвони и переговори с ним. Он имеет на нее влияние. К тому же, помнится, он когда-то был неравнодушен к тебе.

– Может, лучше будет подъехать к нему?

– Да, ты права, – согласилась сестра. – Лучше переговорить лично, так сказать, с глазу на глаз. Это солиднее… И вообще, это не телефонный разговор. Особенно если дело касается такого вопроса, как завещание.

– А если и он ее не переубедит?

– Будем надеяться, что переубедит.

– Ты же знаешь, какая она упрямая. – Валерия Аристарховна покачала головой. – Такая упрямая… И старая…

– Старческий маразм, – жестко припечатала Елена Аристарховна.

– Господи, а если она оформит это дурацкое завещание и… умрет?! – неожиданно спросила сестра. – Ведь все же этой… достанется?

– Ну, не все, – зловеще усмехнулась Елена Аристарховна. – Но дом точно достанется этой интриганке.

– Видеть ее просто не могу, – пожаловалась младшая сестра. – Меня от нее просто трясет! Надеюсь, к ужину она не выйдет.

– Просила подать ужин в ее комнату. В ее комнату, – зло подчеркнула Елена Аристарховна. – Представляешь?

– Боже мой, боже мой! – заломила руки Валерия. – С этим же надо что-то делать, Лена!

– А что с этим сделаешь? – сумрачно спросила Елена Аристарховна. – Попробуй поговорить с нотариусом, это какой-никакой, а шанс.

Потом она припомнила весь вечерний разговор с матерью и добавила:

– Но лично мне после сегодняшнего общения с нашей мамочкой кажется, что в ближайшие дни эта затея будет обречена на провал. Может быть, только со временем она поймет, что наделала, опомнится и передумает, – с сомнением в голосе обнадежила она сестру.

– Со временем! Со временем!

Валерия Аристарховна была сильно расстроена предстоящей перспективой уламывать мать изменить свое решение хотя бы в пользу будущего правнука. Уж если Елена с ее даром красноречия ничего не смогла поделать с родительницей, то надежда, что старуху переубедит нотариус, была весьма призрачной. Она что, не знает своей матери?! Как захочет, так и сделает, дура старая, и никакой нотариус… А время… времени у них остается очень мало, ведь мать уже совсем дряхлая! И если они с Ленкой уедут, не уговорив ее, а в доме останется эта ее подруга?.. Да страшно об этом даже подумать! Подруга, господи! Небось каждый день нашептывала матери и добилась-таки своего! Подумать только, что мать пошла на поводу у этой своей Люсеньки!..

– Она такая старая, Лена, – прошептала сестра. – Такая старая! Что, если…

– Не нужно об этом думать, – резко оборвала ее Елена Аристарховна. – Будешь думать о плохом – обязательно случится.

– Может быть, стоит сказать ей за ужином, что Ванечка и Оксана…

– Не нужно сегодня на нее больше давить, Лера. Сейчас это бесполезно. Да и не выйдет она к ужину. Сказала, что голова болит.

На пляже сидели почти до вечера. Ирина Сергеевна дочитывала свой детектив, а Катя маялась, делая вид, что спит. На самом же деле ее обуревало сильнейшее желание вскочить и побежать в билетную кассу – обменять их билеты на обратную дорогу прямо на завтрашнее число. Он пригласил ее… А она здесь! А потом он передумает!

– Ну что ты крутишься? – спросила у Кати мать. – Жарко? Искупнись.

– Не хочу я купаться. – Катя села под зонтом и принялась методично обкусывать задравшуюся кожицу на губе. Маленькая трещинка вскоре превратилась в большую, затем из нее стала сочиться кровь. Катя облизала ее и задрала голову к солнцу – подсушить ранку.

Солнце палило уже не так нестерпимо, как днем, а по небу, вяло погромыхивая, тащилась незначительная тучка, перевалившая из-за гор.

– Нет, ты искупайся, – настаивала мать, отложив в сторону книгу. – Ты же явно перегрелась! Давай вдвоем, хочешь?

– Нет, не хочу. Мам, как можно читать такую чушь? – наконец не выдержала она и кивнула в сторону яркой обложки.

– А что на отдыхе читать? – растерялась Ирина Сергеевна. – Достоевского? И почему чушь? – Она пожала плечами. – Очень хороший роман. Просто замечательный! – И она вдруг перешла в наступление: – Вот ты сама попробуй! – И она ткнула растрепанным томиком в сторону дочери. – Читается просто на одном дыхании. Не оторваться! Такой захватывающий сюжет! Я вообще очень люблю этого автора, – поделилась она с дочерью. – Пишет прекрасно! А какие характеры! Прямо как в жизни. У меня дома все его книги…

– Мам, ну правда, чушь ужасная! – упрямо не сдавалась Катя. – Я немного почитала – это просто что-то невозможное… Вот, например, смотри… – Она раскрыла книгу где-то в самом начале, отыскав так возмутившее ее место. – Вот. Следователь, например, сидит в одной комнате с операми.

– Ну и что? – не поняла Ирина Сергеевна.

– С операми!

– Ну что, что с этими операми?!

– С операми как раз ничего. Но у них в комнате следователь работает. Прямо у них в комнате, а не у себя, в прокуратуре.

– Ну и что? – не поняла Ирина Сергеевна.

– Мало того, что следователь с ними в одной комнате, так еще и эксперт там же. – Дочь подчеркнула ногтем строчку. – И патологоанатом. Смотри! Прямо все вместе! Детский сад какой-то. Малышовая группа!

– Ну и что, я не поняла?

– Мам, так не бывает. Это разные ведомства, – пустилась в объяснения дочь. – Опера работают по своим участкам, следователь – в прокуратуре, а эксперт – в лаборатории. А патолог – так тот вообще в морге! А в одном помещении…

– Ну что ж, – философски изрекла Ирина Сергеевна, – может быть, в жизни все так, как ты говоришь, но на самом-то деле гораздо удобнее, конечно, чтобы все вместе.

– Да, и чтобы трупы вскрывали прямо у них в комнате! – фыркнула Катя. – По твоей замечательной книге именно так и получается!

– Вообще, какое это имеет значение? – обиделась мать. – Книга-то интересная! Какие диалоги! Ты сама попробуй так напиши, а потом критикуй.

– Ну, я же не пишу книги, – раздраженно заметила Катя, – о чем не знаю! Вот о твоих растениях, например. А если бы и написала, то ты бы первая посмеялась.

– Я тоже, к сожалению, не пишу. – Ирина Сергеевна грустно покачала головой. – И не потому, что не хочу, а потому, что у меня нет дара художественного слова…

– Очень жаль, что у тебя нет этого дара. А если бы был, то я больше чем уверена, что ты ничего подобного не написала бы. А эту белиберду просто читать невозможно!