Заводь: Вековуха (СИ) - Алешкина Ольга Страница 4

Спрыгнул он с лошади, короб мой забрал, меня подсадил, сам ссади с коробом запрыгнул. Потянул поводья – едем. Лошадь наперво понеслась, страху я натерпелась, вскоре всадник ее усмирил - ровнее пошла. Мужчина, видно решив беседу завести, спрашивает меня лихо так, с удалью: - В коробе то, что у тебя, красавица? - Грибов едва, да шиповник до верху. - Семью кормить, хорошо…, - протянул он. - Мужняя? - Сватанная, - ответила я, подняв голову, да тут же устыдилась, вроде как хвалюсь.

Мигом до села и доехали. Тпру, лошадка! Спрыгнула я, не робея, лошадь с копыта на копыто топчется, всадник улыбается. Молодой, чернявая борода, аккуратная.

Подал он мне короб: - Приехали. В село заезжать не стану, добежишь. - Спасибо, - кричу ему. - Ну, бывай, сватанная, - взглядом меня лукавым буравит, потешается. - До свидания, добрый молодец. - А Антипа лютого не бойся, не страшен я таким, как ты, совершенно не страшен, -сказал он, стеганул коня и ускакал.

Я стояла, как громом сраженная. Вот ведь, надо же… А скажи кому и не поверят.

Мало кто его видел, а тут сам Антип лютый до села подвез, да и не стану я никому сказывать. Недругов полно у него, а за голову его, говорят, награда большая обещана. Мне же он ничего худого не сделал, верно ведь. Долго я стояла, смотрела вслед, пока он не скрылся из вида.

***

Пошла череда дней в заботах и хлопотах. Мы с мамой по хозяйству толклись, Васятка на рыбалку с рассветом чесал, да дрова на зиму готовил потихоньку.

Огородом занимались, да в лес за припасами ходили, когда с братом и матерью, но зачастую одна бегала. Степа в заводе службу нес, трудную, виделись изредка. Ну, а гуляли уж если, то за руку, да глаз отвести друг от друга не могли, насмотреться, надышаться сполна. Серафима, мать его, прибегала несколько раз. С матерью беседы вела, обсуждая свадьбу предстоящую, да советы все раздавала, как капусту квасить, да как грибов лучше посолить. По всем углам у нас в избе глазом нашаривала, любопытная. Сплетни разные пересказывала, хоть и мать пустой болтовни не любитель, ничего, терпеливо слушала, родня все же будущая.

Вторые Осенины все подле делались, с каждым днем стремительно приближаясь.

Оставалась совсем немного, тем волнительнее и приятнее на душе делалось. - Санька, сходи завтра до отца, проси, чтоб вернулся к свадьбе, - наказала мне мать вечером. – Соберу тебе еды с собой, на заре выйдешь, к вечеру управишься.

Васю бы послать, да боюсь его не возьмет в расчет, не послушает. А не то, вдвоем побегите, чтоб не страшно было. - Схожу, мам, одна схожу. Вдоль реки пойду, не лесом, там не запужаюсь.

На заре, прихватив котомку с едой, да туесок небольшой, может соберу чего по дороге, в путь вышла. Путь не близкий, но не сказать, что и незнакомый. Вверх по реке они были, на прииске, в сторону Афонасьево, небольшая деревня в нескольких верстах от нас. Осень теплая нынче началась, не дождливо, идти хорошо. Река то показывалась, то петляя, отдалялась, когда я срезала путь, а шла я спорно, хорошо прибавив ходу, вплоть до Кривого камня. Там уж немного сбавила – в гору идти пришлось. Обходила камень не по самой вершине, а краем, по пологому месту. Брегом не пройти – обрыв, только если водою, а водой только вплавь, глубоко в этом месте.

Добралась до прииска, солнце уже в зените стояло, сопрела вся. Шла косынкой обмахивалась, когда увидела впереди две фигуры мужские. Быстро косынку на голову повязала, да приближалась понемногу. Мужики стояли по колено в воде у одного в руках лоток, у второго лопата. Занятые своим делом они не замечали меня, и я окликнула, не подходя близко:

- Бог в помощь, люди добрые! Не скажите, где мне Осипа Фролова найти?

Мужики повернулись на звук. Тот что с лотком стоял, продолжал трясти его в руках, а тот, что лопату держал, воткнул ее в землю и сплюнул. Потом оперся одной рукой на черенок лопатный, а вторую на лоб приставил, от солнца прикрываясь, и крикнул лениво:

- А почто он тебе?

- Дочь я его, мать меня прислала.

- Ааа, - протянул он. - Дальше ступай, до артели, там он.

Дойдя до артели, первым кого я заприметила был отец. Он катил тележку с грязной жижей к драге, у которой находились еще трое мужиков, занятые каждый своим делом. Рукава рубахи его были загнуты по локоть, а руки до того грязными, что и не уразуметь отмыть ли их. Подкатил он телегу, а молодой парень стал из нее зачерпывать и закидывать эту грязищу в драгу. Я уже хотела крикнуть отца, как этот парень увидел меня, открыл рот от удивления, и ну кричать беззубым ртом:

- Мать чесна, девка!

Вся гурьба их повернула чумазые лица в мою сторону, одни глаза видать, а парень этот чумной, свистеть удумал.

- Данила, хайло прикрой, - сказал ему отец, разглядев меня. Парень под взглядом отца сконфузился и тихим стал, а отец крикнул мне: - Пойди, сядь вон за пригорком, обожди.

Я прошла за пригорок и села в траву сухую, увядшую, не кошенную в этих местах, но хорошенько примятую. Отсюда не видать отца, зато впереди было видно избушку, кривехонькую и худую, знать в ней и живут. Как он тут? И почто дома не живется, чем ему неугодно? Верно бабушка говорит, всю голову ему обнесло, затуманило золото это, как Федор погиб.

- Чего притащилась? - накинулся на меня подошедший отец. - Шастаешь тут...

Я на ноги поднялась, котомку свою к груди прижала и робко прошу:

- Тятя, на свадьбу придите, скоро уже. На Вторые Осенины назначена, мать просила предать.

- Добро, приду уж, - сменил он гнев на милость. - А теперь ступай домой давай, нечего тут околачиваться.

- Перекусим давай, - прошу я, показывая котомку, - вот есть тут у меня, собрано.

- Ступай говорю, нечего, - грозно махнул он рукой.

- Побежала тогда, - только и выдавила я, повернулась и домой припустила.

- Санька, - остановил меня его крик. Я обернулась, а он приказал: - Стой, дожидайся.

Поравнялся со мной и идет вперед молча, я за ним бегу. Никак домой со мной пошел. Идем помалкиваем, он широко шагает, я поспеваю едва, вижу недоволен, гневается. Семеню за ним, да не отставать стараюсь. Как дошли до тех мужиков, что первыми мне встретились, он к ним повернул, а мне сказал строго:

- Побегай, пока засветло.

Я шла, первое время оборачиваясь, слыша, как он с мужиками переговаривается, а сам мне в след поглядывает. Мне тоскливо, что плакать хочется, столько шлепала, а и не поговорили толком. Ладно, обещался, и то хорошо. В низовье Кривого камня поесть присела и умяла почти все, что мать собрала, до того проголодалась. Картошку уплетаю, а сама думаю: «Не дойти ли до болот моховых, клюквы посмотреть, крюк небольшой». Моховые болота к селу ближайшие, хожены- перехожены, от того, что не топкие, все туда и ползут. Обогнула я камень, прошла несколько верст, а в нужном месте к болотам свернула. Обошла где посуше - немного ягод, обобрано уж все. Набрала треть туеса, на более и не особо надеялась, да повернула в сторону дома. Иду себе, задумалась и вроде как заплутала - места незнакомые. Огляделась кругом - лес стеной. Постояла, прислушиваясь, подумала куда идти, вроде как правее держаться надо, пошла. Долго брела и места уже знакомые показаться должны, да нету. Уже боязно стало, тут впереди лес немного расступаться начал, я хода прибавила. На полянку вышла, впереди ручей и избушка, знать заимка чья-то. Одиноко живет кто-то в лесу, пожалуй, и дорогу спросить можно. Постучала - тишина, ни звука, не шороха. Дверь дернула, она поддалась, скрипнув. Низкая, просела совсем, почти по земле идет.

- Есть кто? - спрашиваю, добавив на всякий случай: - Здравия.

Тишина. Избенка маленькая, темная; печь, полати над ней, стол и лавка. У печи хворост лежит. Сама печь теплая, значит живет кто, рядом бродит где, или по надобности какой вышел. Прошла вглубь, присела на лавку, обождать хозяев, дорогу узнать. Пригрелась видно, сомлела я, на руки, сложенные на столе, голову свесив.

Проснулась от того, что и руки, и шея затекли, оглядываюсь, сперва растерявшись, где я. Тут же и опомнилась. Так и не вернулся никто, одна все я, эдак можно и долго прождать - выбираться нужно. К выходу прошла, как заметила кадку на полу у самых дверей. Надо же, зашла не приметила! Не худо бы воды испить. Открыла крышку, а воды то нет - самородки в кадке, да каменья красивые. Полюбовалась немного, да крышку на место опустила. Не моего ума дело, не про меня припасли.