Я начинаю жить (СИ) - Янг Энни Страница 4

Двадцать минут? Я сейчас окажусь за границей своего терпения… Хотя знаешь, мам, мне плевать. Нарочито медленно плетусь в ванную, включаю краник и чувствую теплую струю воды, такую приятную и мягкую, будто она меня нежно гладит сначала по голове, затем по лицу, по плечу, спускается по руке к ладоням, по всему телу. Люблю воду. Летом бывает, подолгу стою под дождем, лицом к небу. Люблю чувствовать каждую каплю…

Мама стучится в ванную и просит поторопиться:

— Алекс, я опаздываю, можно побыстрее.

После двадцатиминутного сеанса водотерапии я выхожу, наконец проснувшаяся. Мама ворчит. Я не успеваю поесть. Одеваюсь и выхожу вместе с мамой.

Кстати, я вроде не говорила, что живу в поселке с огромными коттеджами. Так вот, мы с мамой живем в двухэтажном доме, доставшемся нам от моего отца, точнее мне, ведь я стала его единственной наследницей. Он никогда не жил с нами. На маме отец не был никогда женат, наверное, и не любил никогда. А со мной этот вечно занятой человек виделся лишь раз в неделю, две. Правда, это было давно — шесть лет назад был последний его визит в мою жизнь.

Прежде, чем он умер и мы поселились в его доме, мама и я жили в однокомнатной квартире на окраине города. Стыдно признаться (всё-таки, смерть отца — это трагедия как никак), но я была рада переехать в настоящий дом со своим участком. С удивительно красивым садом. С беседкой. Вы бы только знали, какая красота творится в саду летом! Аж дух захватывает, когда гуляешь по цветущему саду, который беспрерывно источает нежнейшие оттенки ароматов самых разнообразных цветов; когда, дурачась, бежишь по аккуратным зеленым лужайкам под летящие брызги дождевателя и радуешься как ребенок; когда сидишь в беседке и читаешь любимый роман, а легкий, теплый ветерок, пронизывая решетчатые стенки, играет с белыми занавесками. А вечерами, когда особенно грустно, есть возможность закрыться от всего мира в дедовском кабинете, перебирать его старые книги, бумаги, или уединиться в своей собственной комнате, записывая мысли в компьютер. В общем, это дом мечты, который я всегда хотела. Обожаю его и ни за что не позволю маме манипулировать мной, заставляя меня его продать. Как только я стала полноправным владельцем этого особняка, и готовы были документы на него, мама пыталась меня вразумить, что продажа дома необходима. Дабы так можно получить кругленькую сумму, которой нам хватит на осуществление ее давней мечты: путешествовать по миру, наконец съездить на море, которое она обожает всем сердцем. Скажу больше, мам, этих денег нам хватило бы на всю оставшуюся жизнь, а не только на море. Но я категорически отказалась этого делать, и тогда она начала работать как проклятая, чтобы всё же наконец добраться до этого чертового моря. Мне так было жаль ее, а совесть поначалу кислотой съедала изнутри. Но что я могла поделать? Этот дом всё, что есть в моей жизни, единственное святое место на всем белом свете, вызывающее радость и спокойствие на душе.

Как он умер? Мне сказали, что была авария. Виноват был отец, так как в его крови был обнаружен алкоголь. Да, согласна, банальная история трагической смерти.

Его я увидела только на похоронах, и то мельком. Но всё же заметила — его явно привели в порядок: все морщины на лице разглажены, затянуты после вскрытия. Он весь желтый. Таким я его и запомнила. И ничего общего с человеком, которого я знала в детстве. Хоть и виделись мы нечасто, но мне казалось, я его знаю. Правда, он перестал со мной общаться, когда мне исполнилось тринадцать лет…

— Привет, ты слышала, у нас новый препод по эконометрике? И лекции будет вести тоже он. — Не успеваю я выйти из туалета, как вижу перед собой радостную Лерку. Она единственная, кто знает о моем утреннем ритуале и частенько поджидает меня возле туалета.

— Нет, я не знала. А что с Виктором Игнатьевичем? Заболел? — спрашиваю.

Мы движемся по коридору и сворачиваем к лестнице.

— Алекс, ты чего? Забыла? Вчера ему исполнился такой возраст, после которого обычные люди уходят куда? На пенсию. Врубаешься?

— Совсем из головы вылетело, — говорю я, поджав губы и слегка задумавшись. — Но ведь это хорошие новости. Теперь над нами никто не будет издеваться и обзывать семиэтажным матом.

— О дааа… можно сказать, нам повезло, что он решил всё-таки свалить на пенсию, а-то, помнишь, говорил, что сначала примет у нас экзамен и только потом уйдет?

— Шутил, наверное, — предполагаю я.

— Обхохочешься, блин. Шутки, знаешь ли, у него так себе. А тогда действительно было страшно. Я бы ему точно не сдала. Да никто бы не сдал, кроме тебя.

— Шутишь? — удивляюсь я. — Да он меня же на дух не переносил.

— Алекс, то, что он тебе ставил всегда на бал ниже, чем ты заслуживаешь, еще не говорит, что он завалил бы тебя на экзамене.

— Так это от большой любви он ставил мне тройки? А я и не знала, — хмыкаю я.

— Ну, тройку он ставил тебе лишь раз…

— Вообще-то уже два.

— Ну два раза, какая разница. По крайней мере, ты лучшая в группе знаешь его предмет. И он, зная это, вытянул бы тебя до тройки, но только в том случае, если бы ты пришла на экзамен совсем не подготовленной, — уверенно заявляет подруга.

— Ладно, спорить с тобой я не буду. Ты лучше скажи, что за препод новый?

— Говорят, он из Питера приехал. Молодой. Симпатичный. В деканате у секретарши узнала. Та еще сплетница. Больше никто ничего о нем не знает.

— Ясно, через десять минут сами узнаем, что за фрукт этот… как его там?

— Игорь Константинович.

Входим в аудиторию. На месте только четыре человека, остальные как всегда войдут лишь за пару минут до начала — рисковые ребята.

Пока мы с Лерой болтаем о том о сем, делимся новостями, аудитория наконец наполняется моими одногруппниками.

— Что-то препод опаздывает. Негоже так поступать в первый рабочий день, — с ехидной улыбкой замечает Макс, повернувшись ко всем нам и нагло поставив ногу на преподавательский стул.

И в это время входит… О Боже! Не может быть!

— Вы так считаете? А я вот думаю, я пришел как раз вовремя, — говорит он, демонстративно бросая взгляд на свои часы. Макс с опаской поворачивается и, видя перед собой молодого, якобы неопытного преподавателя, тут же расслабляется. Как же он ошибается на его счет!

— Ну вообще-то пара началась две минуты назад, по московскому времени, — возникает Макс и показывает ему экран своего телефона, явно не догадываясь, что за тип стоит перед ним. Бессмертный. Ладно, Бог с ним. Вот я, похоже, влипла.

— К вашему сведению, отныне пара начинается и заканчивается точно по моим часам. Ни минутой раньше, ни позже. Кто осмелится опоздать, того ждет наказание. — Он говорит строго, грубо, с нотой жестокости в голосе, всё еще пристально смотря на Макса. А остальные ребята словно вымерли. Не издают ни единого звука, а лишь молча наблюдают за происходящим. В том числе и я, шокированная больше всех остальных.

— Наказание? А позвольте узнать, какое? — Я слышу напряжение в голосе завсегдатого смельчака Макса. Еще бы ему не волноваться. Однако он всеми силами старается не подавать виду и аккуратно убирает ногу со стула, всё еще демонстрируя уверенность и раскованность — но они трещат по швам, и если это никто не заметил, то они все поголовно слепые.

— А это вы узнаете в случае опоздания. Но можете мне поверить, я придумаю для вас наиболее страшное наказание. И насчет прогулов… не советую пропускать мои пары, вам же хуже. — Хоть он и испепеляет своим взглядом лишь одного бедного Макса, его слова были предназначены всей группе, и все это знают.

И тут он отводит от него взгляд и замечает меня. Смотрит прямо в упор. Я всё еще в шоке. На моем лице, наверное, это сильно заметно, иначе Лера не пихнула бы меня локтем в плечо.

Повернувшись к рядом сидящей подруге, на лице которой явный вопрос «да что с тобой?», прихожу в себя и уже с трезвым взглядом смотрю на него. Мужчина явно в замешательстве. Похоже, нам обоим «повезло», вот только преимущество на его стороне. Теперь у него есть потрясающая возможность отыграться на мне. Мне конец. Месть не бывает сладкой.