Женский роман (СИ) - Светлая Марина Страница 4

Еще минут двадцать раздавались короткие вопросы родителей и основательные ответы учительницы. Вересов молчал. Успеваемость Кирилла его вполне устраивала. Голова на плечах у пацана имелась. И эта голова была далеко не глупой. Самый большой риск, что Вересов-младший согласится на уговоры матери и улетит учиться в Штаты. Но это его личное дело. Макс решил для себя, что вмешиваться не будет. Самый большой грех, который водился за сыном — то, что он курил. Но это точно не дело учительницы. Максим об этом знал уже некоторое время. Также знал, что немного и нечасто. Бесед проводить не стал. Никакие беседы в свое время не возымели результата с ним самим. Так почему с Кириллом должно быть иначе?

— Собрание окончено… — донеслось до него.

Вересов поднялся и неспешно двинулся к выходу, когда тот же голос, который всех только что отпустил, четко произнес с интонацией Мюллера в славноизвестном фильме про советского разведчика:

— Господин Вересов, вас я прошу остаться.

«О как!»

Максим давно научился скрывать свои эмоции за маской совершенного спокойствия. Он обернулся к учительнице и подошел к ней ближе.

Она дождалась, когда класс покинет последний родитель, и, наконец, выдохнула:

— Прошу прощения, я не знаю вашего отчества. Не успела еще…

— Максим Олегович.

Она чуть кивнула и продолжила:

— Я хотела поговорить об успеваемости и поведении Кирилла, Максим Олегович. Дело в том, что… Сегодня на аудировании он списывал ответы одноклассника. Разумеется, я поставила ему двойку. После этого он самовольно покинул класс.

— Я поговорю с ним, Марина Николаевна. Согласен, подобное поведение не допустимо. Впрочем, раньше он себя так не вел.

Она снова кивнула и почему-то опустила глаза.

— К сожалению, я не знаю, как он вел себя раньше. Разумеется, я не навязываю никому себя в качестве любимой учительницы, они взрослые, и их предпочтения сформированы. Я всего лишь доведу их до выпускного, и все… Но представления о вежливости и уважении к учителю к шестнадцати годам должны были развиться.

— Многие учителя жалуются?

Только этого Максу и не хватало, чтобы за несколько месяцев до окончания школы Кирилл вдруг решил забросить учебу.

Марина Николаевна покраснела и тихо сказала:

— По счастью, нет. У него это избирательно.

— Понятно. Я поговорю с ним, обязательно, — он помолчал, разглядывая ее лицо. — Впрочем, не могу гарантировать результат. С детьми нынче сложно. Вас-то как занесло к выпускникам? — неожиданно спросил Максим.

Она подняла на него глаза и чуть воинственно, будто защищалась, заявила:

— Мне этот класс доверил Виктор Иванович. Видимо, счел достаточно компетентной, если это вас беспокоит.

— Ну, раз Виктор Иванович, — протянул Вересов, — то больше меня ничего не беспокоит.

Марина Николаевна снова окинула его взглядом, совсем таким же, как когда он вошел в кабинет, на мгновение задержалась на его глазах, озадачилась и продолжила:

— Он способный мальчик. Даже талантливый. Но, наверное, это переходный возраст просто. Именно мой предмет он игнорирует. Я не склонна жаловаться. Но я бы рекомендовала вам больше времени уделять сыну. Это возраст такой. Только кажется, что он взрослый, а на самом деле ему внимания нужно столько же, если не больше, чем в детстве. Да и год будет трудный. Выпускной класс, внешнее тестирование, поступление… Вы знаете, я анкету им раздала на первом нашем классном часе. Попросила ответить на вопрос, кем они хотят стать. Кирилл прочерк поставил.

— Приму ваши рекомендации к сведению, — улыбнулся Максим Олегович. — А прочерк в его анкете ничего не значит. Кирилл далеко не всегда и далеко не всех посвящает в свои планы.

— А вам, его отцу, они известны?

— Вы хотите и мою персону обсудить?

— Нет, я хочу понять, как работать с вашим ребенком. Вы же помните постулат, что нет плохих учеников?

— Не уверен, — не сдержавшись, рассмеялся Максим. — У меня иная профессия.

Глядя на веселящегося родителя, Марина Николаевна нахмурилась и очень серьезно заявила:

— И ей вы явно уделяете больше времени, чем Кириллу.

— Кофе хотите, Марина Николаевна?

Учительница замерла с открытым ртом и поморгала. Потом рот закрылся. Но брови приподнялись.

— Что? — переспросила она, решив сделать вид, что могла ослышаться.

— Я спросил, хотите ли вы кофе, — сказал Макс чуть громче. — Вы ведь намерены мне рассказать, как лучше воспитывать сына. А я, знаете ли, без кофе плохо усваиваю информацию, не связанную с работой.

Ее лицо снова залилось краской, еще сильнее, чем до этого. Но она смело встретила его взгляд и проговорила:

— Нет, я не хочу кофе. Поздно для кофе. Видимо, я влезла в то, что меня не касается. За это прошу простить. И прошу не удивляться третьей его двойке за три недели. Надеюсь, вы не станете винить меня в предвзятости?

Вересов кивнул.

— Может быть, стоит нанять репетитора?

— Может быть, стоит. Если дело во мне.

— Я все понял, Марина Николаевна. С сыном поговорю, репетитора найму. Вот на собрании в будущую пятницу быть не смогу. Деньги на ремонт сдать сейчас?

Вересов полез в карман пиджака.

— Можно, — обреченно кивнула Марина Николаевна и достала из ящика стола распечатанный список с фамилиями учеников. — Распишитесь здесь, что сдали.

Он положил на стол деньги, потом снова полез в карман, достал ручку и поставил рядом со своей фамилией подпись. Подпись была ровной, в меру длинной, со сдержанной «М», фигурной размашистой «В» и оканчивалась странным знаком, похожим на угловатый скрипичный ключ.

— Разрешите откланяться, — с этими словами Максим Олегович Вересов кивнул учительнице и вышел из кабинета.

— До свидания, — запоздало сказала Марина Николаевна, тяжело вздохнула, спрятала деньги в ящик стола и тяжело села на стул. Это было самое первое в ее жизни родительское собрание. И она была в ужасе. Никто не готовил ее к тому, что папы выпускников могут быть… вот такие!

Посидев в тишине минут десять, Мара опомнилась и посмотрела по сторонам. За окном было уже довольно темно. А ей еще добираться. Она сгребла в сумку стопку тетрадей семиклассников с сочинениями. И, надев плащ, заранее принесенный из учительской, вышла из класса, закрыла его и пошла по лестнице вниз, думая о том, что, в конце концов, откажется от каблуков. К черту это нелепое желание быть хоть немного выше! Ноги болели нещадно.

Сдала ключ вахтеру. Вышла на улицу и вдохнула по-вечернему прохладный сентябрьский воздух. Пахло костром. Может, где-то листья палили. Зацокав туфлями по асфальту, торопливо направилась в метро. Маршрут был привычный. На метро до станции «Лесная». Оттуда на маршрутке до Броваров. И автобусом по городу.

В начале десятого вечера Мара зашла в квартиру, включила в коридоре свет и разулась.

— Дед! — крикнула она в сторону гостиной, где в темноте только мигал телевизор. — Дед, я дома!

— Что кричишь? — послышалось из комнаты, и почти сразу в прихожей показался высокий сухощавый мужчина, еще далеко не старик, с сильными залысинами на висках и острым взглядом удивительно ясных глаз из-под густых бровей. — Ну, и что так поздно? — недовольно спросил он.

— Родительское собрание, пробки на трассе, — коротко ответила она, стаскивая с себя плащ и вешая его на вешалку. Там он сразу стал единственным ярким пятном среди серых и черных курток и кофт — плащ был светло-голубого цвета и очень ей шел… на втором курсе.

Она подняла с пола сумку. И пробормотала:

— Мне сочинения еще проверять. Кофе сваришь? Пожаааалуйста.

— Ну и какой кофе на ночь глядя! Ты же уже совсем не ребенок! Сейчас желудок угробишь, что потом делать будешь? — ворчал дед, отправляясь на кухню и доставая турку из шкафа.

— Ну, иначе я над тетрадями усну, — спокойно ответила она, бредя вслед за ним. — Ужасно хочется, дед. С молоком. Молоко есть?

— Молоко есть. А спать надо в кровати, а не над тетрадями. О чем ты только думала, когда решила стать учительницей? Ни выходных тебе, ни проходных.