Правила обманутой жены - Евгения Халь Страница 4

Незадолго до развода она ластилась к Платону как кошка, выпрашивая ресторан в дорогом районе Москвы. Платон, который никогда и ни в чем ей не отказывал, купил ресторан в двухэтажном особняке на Патриарших, а заодно и квартиру над ним.

— Два этажа в старинном особняке на Патриках! Да ты, псих, Платон! Ты слишком ее балуешь! — крутили пальцем у виска его друзья.

А он ни в чем не мог ей отказать. Ему казалось, что чем дороже подарки, тем крепче она к нему привяжется. Он знал, что Адель его не любит. Но сам себя успокаивал: мол, стерпится-слюбится. Она такая не первая и не последняя.

Рестораном она владела весьма успешно. Быстро превратила его в модное в Москве место, где собиралась богема. И как только раскрутила бизнес, свой собственный, отдельный от бизнеса мужа, немедленно подала на развод.

Раздался звонок в дверь. Платон вздрогнул и подошел к монитору интеркома. Гость был нежданным. И совсем нежеланным.

2 глава. Держи меня, не отпускай!

Надя

На цыпочках, едва дыша, я зашла в комнату сына. Сережа спал, крепко зажав в руках планшет. Я осторожно поцеловала теплую щеку и взяла планшет. Положила его на тумбочку. Сыночек что-то пробормотал во сне и повернулся лицом к стене, на которой было изображено звездное небо. Спирали галактик и яркие хвосты комет светились в темноте. Звезды успокаивали его. Сережа часами рассматривал россыпь ярких точек на темно-синем фоне. Наверное, он мечтал оказаться где-то там, далеко, где нет проклятой гравитации, которая тянет к земле. И каждый раз напоминает сыночку, что он не такой, как все.

Я так и не научилась выговаривать слово «калека». Ненавижу его! Мерзкое, грязное, жестокое слово. Здоровые люди не задумываются и никогда не считают, сколько есть мерзких слов, обидных до слез, которые бросают людям, что отличаются от других.

«Хромоножка», «инвалид», «калека», «убогий». Они так легко это произносят! А каково больным людям и их близким? Твой сын — калека! Разве может мать спокойно слышать эти слова? Я бы и сама улетела с тобой, сыночек, на Марс, Луну или в другую Вселенную. Туда, где нет боли и слез. И жестоких людей.

Мой родной комочек, всё для тебя сделаю! Если бы не ты, сейчас бы собрала сумку и ушла, куда глаза глядят. Громкий всхлип сам собой вырвался из моего горла. Вот дура! Разбужу ведь Сереженьку. Зажав рот рукой, я выскользнула в коридор и прислонилась к стене.

Нельзя при сыне плакать. Если бог забирает здоровье, то взамен дает острый ум. Сереженьке всего одиннадцать лет. Но развит не по годам. Всё понимает. Просто чаще всего молчит. У него травма позвоночника. И из-за этого он хромает на одну ногу. Спина и нога всё время болят. Маленьким он часто плакал. А теперь скрывает боль даже от меня. Не любит, когда его жалеют. К людям относится подозрительно. К себе никого не подпускает. Зато с компьютерами на «ты». И очень хорошо рисует. Особенно любимых персонажей компьютерных игр.

Диму это раздражает. Он не понимает, почему наш сын все время живет в виртуальном мире. Дима не догадывается, что там Серёжа здоров и силен. Там он побеждает всех чудовищ. Там нет боли и слез, а если и есть, то строго дозированно, в рамках игры. Для прокачки персонажа. Но я-то всегда чувствую боль своего ребенка. И мне в два раза тяжелее и страшнее, чем ему.

Ключ в замке входной двери повернулся, и я метнулась в спальню. Быстро скинула одежду и нырнула в постель, укрывшись одеялом. Не хочу сейчас встречаться с мужем. Не могу его видеть! Не сдержусь.

Дима зашел в спальню, сбросил одежду и пошёл в душ. Я быстро откинула одеяло, взяла его рубашку и прижала к лицу. Пахло шоколадом и свободой. Вода в ванной стихла. Я поспешно вернулась под одеяло. Зря старалась. Дима и не взглянул на меня. Отправился на кухню и загремел крышкой сковородки.

У меня сжалось сердце. Я закусила кулак, чтобы не зарыдать во весь голос. Любовница, наверняка, кормила его разными деликатесами в своем пафосном ресторане. А Дима мужик простой. Ему котлеты на ужин подавай. Да чтобы с жареной картошкой.

Сколько я этих котлет пережарила в своей жизни — не счесть! Значит, секс сегодня тоже был. Дима после секса голодный, как волк. Наверное, жевал в ресторане, давясь, ее изысканные блюда, а сам пришел домой — и сразу к моим котлетам. У него как: если на ужин нет котлет и картошки, значит, это не еда. И всё с хлебом. Возьмёт буханку, к груди прижмет и толстые ломти нарезает. Так и не приучила его на доске хлеб резать. А на хлеб еще майонез толстым слоем мажет обычно.

Как-то хотела ему здоровое питание организовать. Он вообще-то у меня мужик крепкий, здоровый, к полноте не склонный. До сих пор пресс, как у мальчика. Под рубашкой мышца играет. Но у здоровья тоже есть предел. Тридцать семь лет — не восемнадцать. Овощи на пару ему приготовила, куриную грудку, запеченную в фольге в духовке. Так он эту тарелку с овощами и грудкой в раковину швырнул, кулаком по столу грохнул и яростно сузив глаза заявил:

— Я те чё гондурас траву с куриными грудями жрать? Котлеты давай и картошку. Жареную. И побольше. Я правильный пацан. Ем только правильную мужскую еду, а ты мне эту хрень на пару! Совсем в Москве своей берега попутала? Алё, гараж! Ты мне еще рубашку розовую купи! К траве гарниром, ёпта!

Вот так у него всегда. Рубашки тоже только правильных цветов: белый, черный, серый. А если оранжевый, розовый или, не дай бог, лиловый, значит, гондурас.

Еда тоже правильная, пацанская: мясо, желательно крупными кусками, картошки, макарон и майонеза побольше, борщ да пирожки с мясом. Не понимаю только одного: как его на такую фифу потянуло? А ее на него? Может, у Димы кризис среднего возраста начался? Так вроде рановато как-то.

Муж ел на кухне, а я рыдала в постели под одеялом. Вот она, любовь. Вот она, верность. Получай сполна, Надюша, семейное свое счастье!

А ведь я это счастье по кусочкам собирала, как мозаику. Кусочек к кусочку, чтобы не хуже, чем у других. Чтобы муж сытый, сын всегда аккуратненький и дом чистый. Чтобы пирогами в доме пахло и салфетки красивые. И довольствовалась малым.