(не)желанный малыш для олигарха (СИ) - Владимирова-Бойко Марина Страница 4

Бывший хозяин в последнее время сильно болел, и его мало интересовало, что происходит с его имуществом. По этой самой причине все прорастало быльем и паутиной со стремительной скоростью.

Его дочь сообщила, что намерена продать усадьбу, когда ее отец был еще жив, но уже не мог встать на ноги. И все просто ждали, что он скоро уйдет, затем появится новый хозяин, и все изменится.

Фран Рено — наш винодел, который создает шедевры уже на протяжении половины века, пытался уговорить дочь бывшего хозяина не продавать усадьбу. Но она была категорична. И судя по разговорам, ей необходимы были деньги и совершенно не нужны проблемы. Жить в усадьбе — это не только наслаждаться природой, это еще большой труд, требующий полной самоотдачи.

В итоге в левое крыло начали сгружать старую мебель и другие ненужные вещи, от которых требовалось избавиться. Двери так давно заперли, что Анна с трудом нашла ключи. Все жили в правом крыле, и Анвар тоже.

Мне казалось, что Анвар решил вдохнуть в это место новую жизнь. Он приказал нам разобрать старый хлам, так как завтра должны прийти ремонтники.

Мы безоговорочно выполняли его приказы, тем более он не слушал никого, кроме себя. За короткое время все поняли, что его слово — закон.

Иногда я наблюдаю за ним украдкой. Как он командует, как отдает приказы. Как ему идет бордовая, обтягивающая сильное тело рубашка.

Он никогда не выглядит уставшим или расстроенным. Его взгляд всегда открыт. Но душа его была закрыта на очень прочный замок.

Анвар стал моим наваждением. Мои чувства сложно скрыть. Кажется, об этом догадывалась матушка, и отец тоже.

Я улыбалась утреннему солнцу, кормила белогривую лошадку Джоконду и рассказывала о своих чувствах только ей. «На векивечные». Так хочется сказать эту фразу не только Джоконде, но и ему тоже.

Кажется, в моем сердце поселилась любовь. Настоящая. Искренняя. Непобедимая. Любовь, которая все прощает, превращает мир в яркую радугу, сладкую негу, от которой порхаешь, как бабочка. Взлетаешь выше облаков.

Мне нравится смотреть на него, когда он выходит из ванны. Как вытирает мокрые, слегка взъерошенные волосы полотенцем, как натягивает рубашку, которая липнет к его еще влажному, загорелому телу.

Нравится прикасаться к его затылку вдыхать аромат иланг-иланга, а затем легко обвивать его сильную шею. Целовать в губы, ощущая чувственное послевкусие.

У него очень мускулистые плечи и твердые как камень. Хочется быть нежной с ним и бескорыстной, но однажды он меня спрашивает:

— Ты спишь со мной, потому что боишься потерять работу?

— Нет, — коротко отвечаю.

— Не нужно спорить со мной, сколько раз повторял.

— Что заставило тебя так думать? — пытаюсь заглянуть ему в глаза. Хочу снова прикоснуться к нему, но резко отвожу руку в сторону.

— Ты. Ты заставила меня так думать.

Часть 3

Сегодня целый день помогаю Виктору. Виктор — невысокий, седоволосый мужчина с шершавыми ладонями, которые пропахли черноземом, ухаживает за виноградниками. Я всегда вызываюсь ему помочь. Мы обрезаем сухие ветви, удобряем землю. Подвязываем молодые побеги, а лозы с прошлого года — привязываем к шпалере. Такую процедуру нужно повторять несколько раз в сезон, он очень тщательно за этим следит.

Сегодня он постоянно молчит. Я никогда не замечала за ним такого, обычно он всегда находит темы для разговора. Мы говорим с ним о кино, музыке. Знаю, что он не выносит классику, предпочитает слушать французский шансон, я же напротив — не могу без музыки, которая очаровывает, бьет клавишами по сердцу.

Однажды, прибираясь на чердаке, я нашла у старого хозяина проигрыватель для виниловых пластинок. Он разрешил мне его взять и подарил одну из своих коллекционных. Это был «Щелкунчик». Потрясающая музыка, которая переносит тебя в сказку, где добро, где любовь всегда побеждает над злом.

— Сегодня наш новый хозяин угрожал садовнику, — произносит он, когда мы возвращаемся домой, медленно шагая вдоль зеленых виноградников.

— Как?

Не верю его словам. Не хочу верить. Анвар не мог... Он что-то путает. Целый день на жарком, раскаленном до предела солнце. Ему явно показалось. Я хочу заступаться за Анвара всеми возможными способами и методами, несмотря на то, что сейчас передо мной Виктор, который меня вырастил, вложил частичку своей души.

— Ему не понравилось, как тот подстриг кусты, — опускает седую голову, смотрит на рыхлую землю под ногами. — Я хотел вступиться за него. Анна меня остановила. Теперь уже ничего не будет, как прежде. Он не терпит возражений. Не привык, чтобы ему говорили «нет».

— Да, он не терпит возражений... — вырывается из моих уст. За короткое время я успела это усвоить.

— Он хочет, чтобы его все боялись. Хочет запугать нас. — Затем Виктор резко останавливается, становится напротив меня. Его овальное лицо отражает тревогу. Мягко обхватывает мои плечи и быстро продолжает говорить: — Я волнуюсь за тебя, моя дорогая дочь. Хочу, чтобы ты была с ним осторожней. Он опасен. Очень опасен. А я уже слишком стар. Боюсь, что не смогу защитить тебя от его гнева, от его амбиций.

— Папа! — бросаюсь нему на шею. Крепко обнимаю и чувствую все тепло родительской заботы.

— Ты же всегда будешь моей быстролетной бабочкой с пестрыми крылышками. Всегда, несмотря ни на что. — Он говорит так, будто мы прощаемся. Будто это его последние слова.

— Я так благодарна богу, что вы есть у меня. Я буду осторожна. Обещаю.

***

Я сижу у костра и смотрю, как языки пламени жадно пожирают друг друга. Сегодня обещали штормовое предупреждение, но все равно безграничное, темное, как органза, небо переполнено множеством далеких, ясных звезд.

Обычно вечером люблю гулять вдоль берега, бежать босиком по мокрому песку, улавливая дыхание ветра. Смотреть на розовый закат, на стремительные с неукротимой энергией волны. Как они вздымаются, оставляя после себя песчаную отмель и свежий морской бриз.

Что было до того момента, когда он появился на пороге этого дома. В мокрой насквозь белой рубашке. Я думала, что была счастлива. Я люблю этот дом, эту работу. Люблю своих родителей, которые воспитали меня. Люблю спускаться в погреба, где своя уникальная атмосфера, создаваемая естественным светом, глубиной земли, запахом инжира и мускатных орехов.

Анвар другой. Он обратная сторона этой золотой медали. Меня тянет к нему со страшной силой, и этому притяжению невозможно противостоять. Он ворвался в мою жизнь так стремительно, так резко, как разрушительный ураган, оставляя после себя болезненный отпечаток. Клеймо, которое с тобой на всю жизнь.

Анвар не пришел той ночью, и я жду его этой. Подбрасываю хворост в костер, вспоминаю о его словах. Он думает, что жертвую собой. Мне так хочется объясниться перед ним, но он даже слушать ничего не хочет. Не знаю, как заставить его поверить, как доказать обратное. Он слишком упрям, слишком категоричен. Это заводит меня в тупик.

Я сижу у костра, думаю о словах отца, ищу Анвару оправдание. Возможно, он не такой, каким его видят или хотят видеть. Возможно, они вообще не хотят видеть его в этом доме.

Я вижу в Анваре сильного, независимого, уверенного в себе мужчину. Как мужчина-скала. Воплощение надежности, кинетической энергии.

Вижу в нем того самого мужчину, который может превратить это место в рай, как и мою жизнь. Наверное, человек видит то, что ему хочется видеть.

Костер догорает, угли мерцают, последние клочья пепла парят в ночном воздухе. Я собираюсь уходить, но слышу стук от амбаров, которые выстроены на заднем дворе. Они давно заброшены, не понимаю, кто там может быть.

Выглядываю из-за высоких озелененных кустов и при тусклом свете фонаря вижу его. Анвар разложил доски и, склонившись над землей, забивает в них гвозди. Тяжелый стук молотка раздается по всей округе.

Я подхожу ближе.

Он оборачивается. Яростно смотрит на меня. Я снова задрожала.

Откидывает орудие в сторону, встает в полный рост, расправив широкие плечи.