Сначала повзрослей (СИ) - Малиновская Маша Страница 4

Сажусь в машину и еду домой так же по кольцу. И уже поравнявшись с остановкой, возле которой вышла девчонка, резко торможу, заметив Женю, сжавшуюся в углу.

Вот так новость. Ушла же вроде бы.

Уехать уже как-то не позволяет совесть. И прежде, чем я сам для себя выстрою логическую цепочку, что же буду делать дальше, выхожу из машины и подхожу к ней.

— И что же опять у тебя приключилось?

Женя поднимает перепуганные глаза, и я отмечаю про себя, что она мне чем-то напоминает хорька. Личико острое, глаза тёмные, блестящие, нос маленький и острый, над левой бровью родинка. Автоматом, блин, фоторобот включается в башке — привычка отмечать примечательные черты.

— Мне кажется… — говорит неуверенно. — Мне кажется… там машина стоит похожая. Возле общежития. Как у Руслана.

— Одного из тех дятлов?

— Угу, — кивает и кутается в свою тонкую курточку.

Нос красный, шмыгает. Замёрзла же в этой тонкой куртке на рыбьем меху.

Это тебе ещё может аукнуться, Герман. Вечно ты в задницу лезешь…

— Поехали, — киваю ей на машину.

— Куда? — оживляется, но в глазах сквозит сомнение.

— Ко мне.

Девчонка закусывает губы и сводит брови, глядя на меня. Понятно, что боится, тем более после сегодняшнего.

— Тебе согреться надо и выспаться. Или предпочтёшь ночевать в остановке? Решай, у тебя минута.

Она колеблется ещё пару секунд, а потом встаёт и послушно идёт за мной к машине.

5

— Входи, — Герман Васильевич открывает дверь в квартиру и пропускает меня вперёд.

Знаю, что это не менее рискованно, чем поездка с Русланом на дачу, и мало кто умной меня назовёт — прийти ночевать в дом к незнакомому мужчине. Да и моему предчувствию доверять, как показала практика, не стоит.

Но… Есть ли у меня выбор? Остаться ночевать на остановке, зная, что совсем недалеко меня ищет Руслан и его товарищи-подонки, сидеть в кустах — вариант совсем не лучший.

Вздрагиваю, когда мужчина заходит за мной и захлопывает дверь. Теперь остаётся только лишь надеяться на его порядочность.

Он щёлкает выключателем, включая свет, а я зажмуриваюсь от вспышки прямо над головой. Яркая светодиодная лампочка без люстры заливает всё синеватым слепящим светом.

— Ну чего стоишь? — говорит мне. — Раззувайся и заходи. Так, что ли, и простоишь у порога всю ночь?

Я снимаю кроссовки и куртку, обхватываю себя руками, поёживаясь. Полы холодные, через тонкие капроновые носки это ощущается очень хорошо.

— Тапки там, — кивает на небольшую тумбочку у порога. — Вроде новые были в целлофане. Если не найдёшь, могу дать носки шерстяные.

— Спасибо, — киваю и пытаюсь открыть заевшую дверцу тумбочки, но решаю оставить попытки после пары неудачных.

— Опять застряло? — басит Герман Васильевич. — Сейчас подрехтуем.

Он наклоняется и без видимых усилий открывает дверцу. Пока достаёт упакованные тапки, наблюдаю за ним.

Какой же он… большой. Мне не показалось в темноте на улице. Сейчас, в комнате, он кажется ещё больше. Будто ему не по размеру этот коридор и вообще эта квартира.

И взрослый. Я таких мужчин всегда смущалась и даже побаивалась. Пару раз сын соседей в посёлке, ему около тридцати пяти лет было, говорил мне комплименты и даже приглашал вместе на рыбалку сходить, и меня это всегда дико смущало. Он казался каким-то… старым. Мне были эти заигрывания неприятны.

Герман Васильевич кажется же просто взрослым. Не старым. Скорее зрелым. Возникает какое-то туманное сравнение с крупным зверем, но точно не с медведем. Слишком точные у него движения, будто каждое выверено.

— Ванная там, — показывает пальцем на узкую дверь в конце коридора. — Если хочешь есть — приходи на кухню. Она дальше по коридору. Я купил пирожки.

Он уходит в ту сторону, в которую указал, а я почему-то так и стою. Чувствую себя совсем растерянной. Звук плюющегося водой крана будто приводит в себя.

В ванной вода тоже шипит сперва, да так, что кран вздрагивает. Наверное, в этой квартире давно никого не было, раз трубы завоздушились.

Ванная самая обыкновенная. Серый кафель, клеёнчатая шторка для душа над ванной стянута и заброшена на держатель. Белая раковина, рядом унитаз. Никаких украшений и лишних деталей — всё по минимуму и функционально.

Мою руки и смотрю на себя в зеркало. Лицо бледное, глаза красные, под глазами тёмные круги размазаны. Волосы всклокочены, и мелкие волоски торчат как антенны.

Умываюсь и приглаживаю волосы. Поправляю одежду, приводя себя в порядок. На кого я похожа? Что бы бабушка сказала, увидев меня такой?

Вытерев руки тёмным махровым полотенцем, я выхожу из ванной. Из кухни пахнет вкусно, отчего желудок достаточно громким урчание напоминает, что не ела я давно, а и то, что ела, вывернула под деревом в лесу.

— Твой пирожок в микроволновке, — кивает мне Герман Васильевич, когда я вхожу на кухню. — Пакетик кипятком залил, бери чай. Голодная?

Отнекиваться смысла нет, особенно, когда громкое урчание снова повторяется, прилично заставив смутиться. Да и зачем?

— Спасибо, — в который раз сегодня адресую благодарность этому фактически незнакомому мне человеку. — Да, есть хочется.

Достаю из микроволновки душистый жареный пирожок, беру кружку с чаем и присаживаюсь на стул напротив мужчины за столом.

Чувствую себя какой-то неуклюжей. Руки дрожат, и немного чая проливается, когда ставлю чашку неудачно.

— Я вытру, — беру салфетку и устраняю результат своей криворукости.

— Что ты пила?

Замираю у раковины с салфеткой в руках. Стыдно перед ним. Я чувствую себя малолетней дурочкой, неумной настолько, что меня пришлось вот так спасать.

Это неприятно. Я никогда не считала себя глупой. Не семи пядей, конечно, но точно не глупой. Школу, пусть и поселковую, на отлично закончила, в швейный колледж в городе-миллионнике сама поступила. А тут…

— Руслан сказал, что добавил в сок немного джина. Но, думаю, они подсыпали мне что-то, наркотики какие-то, — поворачиваюсь к нему и пожимаю плечами.

— Много выпить успела?

— Почти стакан. Но я потом рвоту вызвала, когда сбежала.

— Умница, — кивает Герман Васильевич, а мне вдруг приятной кажется его похвала, даже щёки теплеют. Это, конечно, если не вдумываться, за что именно он похвалил…

— А Руслан — это…

— Мой парень, — опускаю глаза. — Ну… я так думала. Мы несколько недель встречались до… и…

— Ты не думала, что он подонок. Ясно, — поджимает губы. — Ладно, ешь. Да спать иди, ты еле на ногах держишься.

Ем я молча, пока он допивает свой чай. На него стараюсь не глазеть. Пирожок вкусный, но у бабушки вкуснее. Вот бы сейчас её выпечки поесть и… Германа Васильевича угостить.

— Спальня за гостиной. Дверь, если что, запирается изнутри. Постельное чистое там в комоде должно быть, — встаёт и отирает руки салфеткой. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — киваю, наблюдая, как он, уходя по длинному коридору, устало стаскивает свитер, оставаясь в футболке.

Я допиваю чай, мою за собой кружку и протираю стол. На цыпочках, в абсолютной тишине иду в предполагаемую сторону гостиной. Тут темно, и я подсвечиваю себе экраном телефона, чтобы найти дверь в спальню. Увидев, прохожу и едва не вскрикиваю от шума рядом. Обернувшись, вижу на диване спящего мужчину. Это его телефон на пол упал.

Тихо выдохнув, пробираюсь к спальне, а потом всё же запираю за собой дверь. Шуметь и искать постельное бельё в комоде не хочется, да и сил нет. Поэтому я ложусь прямо на покрывало, набрасываю одни край на себя и в считанные минуты отключаюсь.

6

— Доброе утро, — раздаётся за спиной низкий голос, и я подпрыгиваю от неожиданности.

Обернувшись, вижу мужчину. При дневном свете он совсем не выглядит менее серьёзным. И мне вчера после пережитого страха не показалось: здоровенный, высокий, плечи широченные. Только, кажется, он чуть моложе, чем я вчера подумала.