Книжный фургончик Арии - Ребекка Рейсин Страница 4

Я лечу, вскидывая руки, приготовившись воспарить…

Пока не возвращаюсь к реальности, и, пресвятая мать клиффхэнгеров, я не лечу, я падаю! Я вижу землю и вскрикиваю, приготовившись к жесткому приземлению. Зажмуриваюсь и, упав, слышу мягкое «уф-ф-ф», но я не на паркете, а на мягкой постели чьих-то протянутых рук. Я приоткрываю глаза: мужчина, держащий меня, не кто иной, как Джонатан!

«Я в раю?» Может, я ударилась головой и это прелюдия к жемчужным вратам?

Он смеется, обнажая блестящие белые зубы, словно он герой моего личного любовного романа. Ну конечно.

– Приятно снова тебя увидеть, Ария. – Его голос словно бархат.

Я чувствую силу в его руках, обнимающих меня. Радостное возбуждение посылает волну вниз по позвоночнику, я не чувствовала этого ощущения так долго, что ошеломленно молчу. Он смотрит прямо мне в глаза, и шум в комнате словно затихает, он – все, что я вижу. Мой личный герой, посланный спасти от неудачного падения, – все как в книгах.

Он слегка приподнимает бровь, и почему-то я чувствую, что это приглашение поцеловать его, так что я, не раздумывая, просто следую за своим сердцем. Я прижимаюсь губами к его губам и позволяю этому чувству захлестнуть меня с головой. Оно словно электричество, пробуждающее меня после долгой спячки. Мы целуемся так, словно мы последние люди на этой земле. Все ровно так, как я себе и представляла, лишь разочарована туманом в своей голове. Это из-за него, или падения, или вина? Правда, лучше бы я была более… Мысль ускользает, когда поцелуй становится глубже. Он крадет из моих легких воздух самым восхитительным образом, но в сердце прокрадывается беспокойство – я, разумеется, игнорирую его, вместо этого утопая в ощущении его губ на моих. Когда поцелуй наконец прекращается, комната ходит ходуном, а я не могу подобрать слов. Я моргаю, и окружающий шум постепенно возвращается, и чары рассеиваются из-за толкающихся рядом людей.

Перед глазами все плывет, но я вижу пылающий взгляд Тори: на лице у нее написано желание отомстить. Я еще не забыла, как из всех песен она выбрала «Pony», чтобы «воодушевить народ», от чего я практически слетела со сцены и приземлилась в объятия этого восхитительного красавчика – ну что она за негодяйка!

– Вали, – говорю я ей. – Пока я не разболтала тот секрет, которым ты со мной недавно поделилась. – Я выгибаю бровь, пытаясь выглядеть грозно.

Ее глаза испуганно распахиваются, и она отвечает:

– Ты не посмеешь!

– Посмею!

Это не самый злачный из секретов: она влюблена в музыканта Акселя, но ничего на этот счет не предпринимает, что странно, учитывая, как упорно она вмешивается в жизни всех вокруг.

Еще раз глянув на меня испепеляющим взглядом, она хлопает Джонатана по плечу и говорит:

– Не слушай ни единого слова, Ария страдает от врунянки… – с улыбкой объевшейся сметаны кошки она лениво уходит прочь, и, если бы меня не сдерживали сильные руки Джонатана, я бы ей высказала все, что о ней думаю. Да что я ей сделала?

– Она что имела в…

– Прости, – отвечаю я, и здравый смысл трещит по швам, когда я представляю себя героиней, а Джонатана прекрасным героем. Он действительно только что спас меня от переломов и синяков. Я осознаю, что он все еще держит меня на руках: должно быть, в нем сила тысячи человек!

– За что ты извиняешься? – наверное, он думает, что я сожалею о поцелуе.

А я и не помню, за что.

– Можешь поставить меня на землю, если хочешь.

– А ты хочешь?

Да. Нет. Я не знаю.

Его бездонные синие глаза меня завораживают. Я могла бы в них потеряться, но червячок беспокойства все еще пытается прорваться сквозь туман. Рози приставала ко мне, чтобы я открыла свое сердце, будто это так же просто, как поместить ключ в замочную скважину. Но смотря в глаза Джонатана, я задаюсь вопросом: почему я даже не пыталась? Есть какая-то достойная причина, но она эфемерна, тиха, как шепот, и утекает сквозь пальцы; должно быть, я опьянена падением, или любовью, или просто алкоголем?

Юбка Рози шуршит, когда она подбирается ближе. Увидев нас, она издает странный, резанувший уши вздох. Она бросает на меня взгляд, который я не могу понять, но, должно быть, я веду себя странно: меня все еще держат на руках, словно вынесли из горящего здания или что-то вроде этого, так что я выкручиваюсь и становлюсь на ноги, хоть и нетвердо. Вся эта картина словно олицетворение плохих решений.

– Я упала, – говорю я слишком громко. – Со сцены. Джонатан меня поймал… Иначе я бы серьезно пострадала. Возможно, даже убилась, было бы довольно чудовищно и кроваво.

Я представляю, как криминалист очерчивает мой труп мелом, зная, что жуткая картинка отвлечет Рози. Она постоянно воображает свою неминуемую гибель.

– Я рада, что ты жива, – говорит она. – Я э-э… пойду найду Макса. Скоро вернусь. – Она уносится прочь, но сперва выразительно разыгрывает немую сцену, которая должна, наверное, означать: что, черт возьми, происходит, я оставила тебя без присмотра всего на пару минут! – или что-то подобное.

Мы с Джонатаном стоим близко друг к другу, и опускается тишина. Я не могу ничего сказать, не могу даже придумать! Разум продирается сквозь бессмысленный вакуум, но я не хочу показаться совершенно не приспособленной к общению. Еще больше, чем сейчас.

– Холодно на улице. – Потрясающе, Ария! – Я хотела сказать, что как-то резко похолодало. – Великолепно! – Но в баре тепло.

Его лицо озаряется улыбкой.

– И не говори, вот тебе и британская весна.

Он дразнится. Конечно, весна, конечно, холодно. Мы, черт побери, в Англии.

– Верно.

Он предотвращает очередную болезненно неловкую паузу:

– Вы сейчас живете в Лондоне?

Я качаю головой.

– Нет, мы ненадолго. Скоро отправляемся во Францию.

Его глаза вспыхивают удивлением, хотя Франция – это не край географии.

– Это наша прощальная вечеринка. А ты? Ты живешь в Лондоне?

Что я вообще знаю об этом мужчине? Неужели я была так эгоистична, что не задала тогда ни одного вопроса о нем самом? Я припоминаю, что мы оживленно обсуждали книги, а этим я могу заниматься целыми днями – серьезно, днями, – но дальше этого мы, кажется, не зашли.

– Нет, я живу в Сент-Олбансе. В Лондон приехал на встречу.

– Что за встреча?

Он не успевает ответить, как комната медленно погружается во тьму, и это может означать лишь одно. Макс. Его роста достаточно, чтобы заслонить свет лампочек.

– Джон, дружище!

Он поднимает и по-мачистски трясет его руку, и я внутренне морщусь: он же бедному Джонатану все