Мальчики из Фоллз - Пенелопа Дуглас Страница 4

Девушка проскальзывает мимо, а я остаюсь у порога, не спуская с мужчины глаз.

Скарсман подходит ко мне, берется за дверную ручку, взмахивает рукой.

— Входи.

Я разжимаю пальцы — дубинка выскальзывает из рукава, — напрягаю все мышцы и замахиваюсь. Сердце буквально выскакивает из груди, когда удар приходится Скарсману в плечо, отчего он падает на колени.

— Ах! — рычит хозяин клуба.

Твою мать.

Держа дубинку в одной руке, другой хватаю его за волосы и для пущего эффекта со всей силы бью коленом в лицо. Ногу пронзает резкая боль.

Ненавижу эту часть.

Крепче сжав пальцы, приподнимаю голову мужчины, наклоняюсь и говорю:

— Меня не посылают к тебе. Меня посылают ко всем.

Он хотел закрыть дверь далеко не из лучших побуждений. Меня с детства недооценивали, потому что я не мужчина. Порой мои оппоненты побеждали, но больше нет.

— Доставай деньги. — Я отбрасываю Скарсмана.

Он приземляется на четвереньки.

— Сейчас же, я серьезно! — кричу, пнув его.

Хозяин клуба подползает к своему столу, встает, роется в ящике, достает контейнер с мелкой наличностью. Как только он снимает крышку, я хватаю все, даже не пересчитывая.

— Черт бы тебя побрал, Аро! — сдавленно произносит Скарсман.

Вскидываю дубинку, сбиваю со стола лампу и прочее барахло. Скомкав купюры в кулаке, поднимаю их вверх.

— Не вынуждай меня снова тащиться в твой гадюшник ради этого. В следующий раз пришлешь Анхеля в гараж. Ты знаешь, что к чему.

Только он постоянно динамит нас с доставкой в надежде, что Хьюго просто забудет.

Я ухожу, намеренно не оборачиваясь, однако чувствую угрозу, как и на всех предыдущих объектах. Каждый шаг приближает меня к свободе.

Проходя мимо сцены, останавливаюсь около Сильвер, сую ей в руку несколько сотенных купюр и шепчу на ухо:

— Поделись с остальными, ладно?

Она ошарашенно смотрит на деньги — заслуженный бонус к тем грошам, которые им платит Скарсман, — и кивает.

— Спасибо. Ты в порядке?

Должно быть, Сильвер замечает мою тревогу.

Но я тоже киваю.

— Все хорошо.

С уверенностью, что девушка не оставит всю сумму себе, двигаюсь дальше. Сильвер в курсе — если не поделится с коллегами, я об этом узнаю.

Шмыгнув за занавес, прохожу в гримерку. Кто-то из девчонок пересчитывает чаевые, другие разговаривают, пишут эсэмэски или прихорашиваются.

Я вижу Вайолет Леон, сидящую перед зеркалом, и подхожу к ней. Она оборачивается, улыбаясь.

— Аро.

Наклонившись, целую Вайолет в щеку, после чего ощущаю, как ее губы прижимаются к моей щеке. Наверняка оставляя после себя смачный отпечаток фиолетовой помады.

— Оплати ему те уроки езды на мотобайке в подарок на день рождения, — говорю тихо, передав ей несколько банкнот.

Ее сыну девять. На протяжении нескольких лет я время от времени присматривала за ним, а Вайолет нянчила меня, когда я была маленькой. В сорок восемь она не планировала заводить еще одного ребенка, однако получила неожиданный сюрприз. И с младшим хлопот оказалось больше, чем с тремя старшими детьми.

Но он хороший мальчишка. Посещать занятия в «ДжейТи Рэйсинг» — его мечта.

Вайолет смотрит на деньги.

— Ты серьезно?

Я кладу оставшуюся выручку в карман.

— Аро, я не могу… — Вайолет качает головой.

— Еще как можешь, — отвечаю, выпрямившись.

Луису радости будет на целый год. Нам всем и так тяжело живется. Пусть хоть он повеселится.

Она улыбается; ее глаза наполняются слезами. На этом с меня хватит. Я разворачиваюсь, иду к черному ходу и распахиваю дверь.

Вдруг замешкавшись, оглядываюсь через плечо на двух детей, играющих на полу с конструктором. Их мать, вероятно, на сцене. Мой взгляд устремляется в сторону мотеля, расположенного у противоположного конца парковки. Кора Крейг выходит из номера, за ней следует дальнобойщик. Он направляется к своей машине, а она возвращается в клуб с деньгами в руке, на ходу поправляя одежду.

Когда женщина проходит мимо и останавливается, чтобы погладить по голове свою дочь, я отвожу взгляд.

На мгновение словно в прошлое возвращаюсь: мне снова пять, только я не играла с конструктором, а разукрашивала мелками книжку-раскраску с русалками.

Чувствуя, как желчь подступает к горлу, открываю рот и выбегаю наружу. Стальная дверь захлопывается за мной. Я прислоняюсь спиной к стопке палет, роняю дубинку и склоняю голову, стараясь дышать размеренно.

Мое тело дрожит. Втянуть воздух не получается, потому что от желания разрыдаться дерет в глотке. Слезы подступают к глазам.

Я ненавижу ее. Ненавижу эту жизнь.

Ненавижу все, что вижу.

Развернувшись, прислоняюсь к стене. Меня бросает в пот. Зажмуриваюсь, стараясь подавить приступ тошноты.

Но потом открываю глаза и смотрю вверх, где расстилается необъятное ночное небо, усеянное звездами. Я вижу Марс — сегодня он самый яркий на небосводе. Марс мне нравится больше остальных планет, потому что он самый доступный для нас. Когда-нибудь люди полетят туда. Может, кто-то из моих ровесников, и я буду наблюдать за этим в прямом эфире.

Вдыхая и выдыхая, представляю, будто небо тоже смотрит на меня, и мне хочется стать достойной внимания.

Кровь немного остывает. Я выпрямляюсь и расправляю плечи, успокоившись.

Это всегда помогает — смотреть вверх. Там есть лишь возможности. И вид никогда не бывает плохим.

Поворачиваюсь, чтобы двинуться к парковке, однако, заметив две фигуры впереди, резко останавливаюсь. Ко мне приближаются полицейские, мужчина и женщина. Судя по их довольным взглядам, они нашли именно то, что искали.

Черт.

— Вы вооружены? — спрашивает мужчина.

Медленно поднимаю руки, показывая, что они пусты. Дубинка до сих пор валяется на земле где-то позади меня.

— Нет, сэр.

— Выверните карманы.

Мои глаза опускаются к оружию в его кобуре. Женщина останавливается у него за спиной.

— Я не нахожу это уместным, сэр, — говорю, смягчив голос, хотя пульс зашкаливает.

Коп просто смеется. Наклонившись, он произносит шепотом:

— Я могу задержать тебя без предъявления обвинений на срок до сорока восьми часов. А еще могу обыскать.

Знаю. Однако все равно пытаюсь возразить:

— Мне некомфортно, и я не даю на это согласия, сэр. — Кажется, словно вместо денег у меня в кармане лежит футбольный мяч, что явно не ускользнет от их внимания. Там, наверное, несколько тысяч баксов. — Я могу идти?

— Нет.

Разумеется, нет. Но попробовать стоило.

Я не могу провести сорок восемь часов в камере.

— Хорошо, я даю согласие на обыск, сэр, — продолжаю, прокашлявшись.

Женщина делает шаг вперед, резко разворачивает меня, и я упираюсь ладонями в кирпичную стену. Она ощупывает мой торс, ноги, руки, вытряхивает все из карманов. Закрыв глаза, задерживаю дыхание; живот сводит от тошноты, когда перестаю ощущать тяжесть наличных.

Не