Ирина Лобусова - Пять минут до любви Страница 4

Но меня пригласить он не мог. Пользуясь служебным положением, я сама ходила на все концерты, при чем со стороны кулис. Имела право плевать в заезжих звезд сколько хочу, смеяться и называть жалкой пьянью, потому, что в своем маленьком журналистском мирке тоже являлась звездой. Я знала о звездах то, что не знал никто, и это знание вызывало во мне презрение и жалость. Конечно же, я не стала бы пускать слюнявые пузыри. Но мой кошмар не знал, что на концертах работают. А потому закулисная сторона шоу-бизнеса была для него китайской грамотой. И ничего, кроме раздражения, не могло вызвать мое знание. И я сама.

Почему я вспомнила концерт заезжей звезды? Это было последним свиданием с моим кошмаром. Я работала на съемках большой закулисной передачи. Так, как сняла бы эту передачу я, никто не смог бы снять. А потому я адски работала с трех часов дня до четырех часов ночи. Концерты — всегда праздник, но только для тех, кто сидит в зале. Для всех остальных (со стороны кулис) это напряженная, тяжелая работа. Тяжелая настолько, что посторонний, не связанный с телевидением человек всей тяжести даже не сможет понять.

Собственно, если уж говорить откровенно и прямо, тот концерт разбил всю мою жизнь. За мгновение рухнул весь мой мир, и я потеряла всё. Рухнули, разбились и погребли меня под собственной тяжестью все мои детские мечты о том, что я закончу со своей разъезжей цыганской жизнью, бурной и чересчур яркой, мечты о тихом семейном счастье и доме, о муже, которому стану готовить обед и вечером ждать. Все мои мечты, вся моя надежда, все это — жалкое, оборванное рухнуло и потащило меня за собой и, потеряв в жизни почти все, я осталась стоять.

Просто молча стоять, еще не в силах осознать полностью убившую меня тяжесть. В реве тусовочной концертной толпы и алкогольном запахе закулисья рухнула счастливая семейная жизнь и уютный дом, и осталась лишь дешевая яркая слава известной местной журналистки, мельканье красок и лиц, обрывки и нагромождения чужих голосов, бешенная, пьяная страсть и последняя, уносящая меня в ночи извилистая дорога. На чужой машине, на повышенной скорости, одинокая стремительная дорога посреди ночи — из ниоткуда, в никуда. Не дождавшись окончания концерта (все возможное мы уже сняли), я бросила съемочную группу, в два часа ночи уселась за руль и унеслась в никуда, ослепшая и глупая.

И только в машине, когда все осталось позади, и все было уже закончено, я поймала себя на мысли, что не могу плакать… Слишком много сил ушло на то, чтобы удержаться в зале концерта, посреди камер и чужих людей. Заплакать я не могла. Это было самым страшным.

В тот вечер на концерте самая сияющая и ослепительная улыбка была на моих губах. Я улыбалась, а окружающие смотрели на меня, и никто не знал, что моя жизнь разбилась.

Каждого человека Бог награждает своей судьбой. Для одних счастьем становится свадьба и мещанская семейная жизнь без событий. Для других дорога является предначертанным счастьем. Моя ночная дорога открыла мне огромное множество различных других дорог. Но ни одна из них не являлась такой отчаянной и горькой.

Собственно, это и было полным окончанием всех отношений с моим кошмаром, окончанием боли, которая без прекращении длилась целых два года. Та ночь заставила меня понять простую истину: этот город слишком тесен для нас двоих. Но об этом — позже. Ночная дорога унесла меня так далеко, что дальше и не бывает. Но это произошло только потом, в конце. Тогда я ничего подобного еще не могла знать.

Самое первое, что приходит мне в голове, когда я начинаю вспоминать историю отношений с моим кошмаром — это вечера. Мои вечера… Мне стоит только чуточку вспомнить мои вечера, как сердце окутывает долгой, пронзительной и горькой тоской. Кислая на вкус, ощущения и запах, моя боль возникает ниоткуда — при взгляде на замолкнувший телефон, на любую из ночных улиц. Огромный пласт моей жизни, пласт, состоящий из нескольких долгих лет.

Ждать два года, ждать в темноте — мне казалось, что я никогда не буду на это способна, ведь в число моих добродетелей не входит терпение, но… Но я почти два года ждала звонка в сплошной темноте, для того, чтобы узнать — как это долго и как много. Мне кажется, по всем божественным и человеческим законам особенно строго должно караться презрение к любви.

Я ждала каждый вечер — уходя из дома и возвращаясь домой. Ждала единственного звонка телефона, молчавшего целыми днями. Днем — надеялась и мечтала, вечером — ждала. В то, что рано или поздно я буду с ним, я почему-то верила твердо. Работа, развлечения, друзья — для меня все отступало на второй план. Ему стоило щелкнуть пальцами, и я готова была выполнить любое его повеление. Потребуй он, и я перевернула бы земной шар! Но он не требовал и никогда мне не предлагал — ничего. Даже элементарно — в кафе мороженое. Потому, что он никогда не приглашал меня в кафе. Только один — единственный раз — в первый вечер нашего знакомства…

Я поняла очень скоро, что этот человек не нуждается в любви. Поняла не из его слов и не на основе собственных наблюдений. Просто это было настолько явно, что не требовалось дополнительных комментариев. В своей жизни он любил только одну вещь. Деньги. Некоторые люди панически боятся высоты или темноты. Некоторые — до безумия боятся застрять в лифте. Существуют различные фобии — даже страх птиц или поездов. Точно так же он панически боялся потерять свои деньги. Иногда мне казалось: стоит ликвидировать все его банковские счета, и он растворится в воздухе, съежится до минимума, как надувная кукла, из которой выпустили весь воздух. Он был создан не из плоти и крови, как все люди, а из крупных банкнот. Деньги не являлись для него достижением цели, точно так же, как не являлись самой целью. Деньги были смыслом его жизни и единственным, что составляло его жизнь. Этот грубый и жестокий человек относился к денежным банкнотам с такой невообразимой, потрясающей душу нежностью, что просто становилось страшно! Прежде чем расплатиться в магазине или по счету, он сжимал очень долго в руке любую банкноту, ласково, трепетно и нежно поглаживая, словно женскую грудь, и казалось, что эту бумажку он в любой момент поцелует! И истерически расплачется, как только ее отдаст. У него становилось такое выражение лица, что продавцу просто совестно было брать его деньги. Глядя на его глаза в тот момент, казалось невероятным, что этот человек совсем не умеет любить.

Впрочем, отсутствие любви к земным людям он совершенно не считал каким-то физическим недостатком. Наоборот, он считал себя полностью полноценным потому, что был не способен испытывать такую любовь! Любовь могла пробить брешь в его броне. Такая страшная слабость — и вдруг пришлось бы отдать деньги. А этого он бы уже не смог пережить.