Обнаженный рыбак (ЛП) - Джуэл Э. Энн Страница 4

Позвольте. Мне. Умереть!

Она действительно сказала это. Ему! Тюрьма так повлияла на мою маму? Я не могла припомнить, чтобы она была такой прямолинейной, такой откровенной, такой смущающей.

— О мой бог… — я закрыла лицо руками. — Спасибо, что поставила меня в неловкое положение. Я уже взрослая, понимаешь?

Я была взрослой, которая закрывала свое смущенное и покрасневшее лицо. Я была взрослой, у которой не было секса, потому что я не была замужем. Я была взрослой, которая вписывалась в круг моих бабушки и дедушки, моей церковной семьи и моих друзей из христианской академии. Очевидно, я не была взрослой в глазах моей мамы, и что-то подсказывало мне, что я не была взрослой в глазах Фишера. А может быть, и была. И это была самая страшная мысль в тот момент.

Глава 4

— Прости меня. Я не хотела тебя смущать. — Мама засмеялась, когда мы спустились вниз. — Я долго размышляла над тем, как мне вести себя с тобой. — Она открыла холодильник и достала две газировки с нижней полки, протянув одну мне.

Апельсиновая содовая. Она обычно давала мне ее в качестве особого лакомства. Я подумала, есть ли у нее крекеры в форме медведей, ведь это была моя любимая закуска, когда я была на пять лет младше.

— Я имею в виду… когда я видела тебя в последний раз, ты еще не была достаточно взрослой, чтобы водить машину. У тебя еще не было месячных. А теперь ты взрослая женщина. Я понимаю это умом, но мое сердце все еще помнит маленькую девочку. Наверное, я хочу вернуть время назад, но не могу.

— Спасибо. — Я взяла содовую и села на П-образный кожаный диван. — Я знаю. Для меня это тоже странно. Думаю, нам нужно просто молиться об этом, и Бог поможет нам пройти через это.

Остановив бутылку у своих губ, она покачала головой.

— Черт… они проделали отличную работу по твоему воспитанию. Не так ли?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду «нам нужно просто молиться об этом». Это не то, что ты обычно слышишь от среднестатистической восемнадцатилетней девушки. Я была немного изолирована в течение нескольких лет, но знаю, что лишь немногое изменилось. Ты говоришь, как девушка, которая читает Библию чаще, чем романтические романы. Девушка, которая проводит больше времени в молитве, чем за просмотром Нетфликс.

— У меня есть любовь к Христу. Разве это так уж плохо? Мы ходили в церковь до того, как ты попала в тюрьму.

Она усмехнулась и сделала глоток своей апельсиновой содовой.

— Мы были католиками.

— И что? Какая разница?

Она снова засмеялась.

— О, разница есть. Но я не хочу говорить с тобой о религии. Твоя вера — это между тобой и Богом. Я хочу знать все важные моменты, которые ты пережила за последние пять лет. Твой первый парень. Твой первый поцелуй. Твое первое разбитое сердце. Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих друзьях. Поддерживаешь ли ты связь со своими старыми друзьями? Или ты завела новых в своей христианской академии? Нашел ли твой отец другую женщину? Или он умер одиноким человеком?

У нее было много вопросов. Я ожидала только один или два из них. Может быть, вопрос о парне и вопрос о моих старых друзьях из государственной школы. Это меня немного удивило, особенно вопрос о том, нашел ли папа кого-то нового после развода с ней.

— У меня был парень. Вообще-то, два.

— И… — Ее ухмылка превратилась в нечто странное. Ухмылка, как у моих подруг после свидания.

Было трудно отделить Рори от мамы. На самом деле, я еще не называла ее по имени, потому что не была уверена, как мне следует ее называть.

— И в тот, и в другой раз это длилось недолго.

— И это все? — она приподняла бровь. — Это все, чем ты готова поделиться? А как насчет твоего первого поцелуя?

Я пожала плечами.

— Все было нормально.

— Ты выглядишь нерешительной. Это потому, что я твоя мама? Раньше мы постоянно разговаривали о всякой ерунде. Ты приходила домой из школы и рассказывала мне о своем дне. — Она вздохнула с довольной улыбкой, как будто ее пяти лет в тюрьме никогда не было. Как будто мы должны были вернуться к тому, на чем остановились.

Я вспомнила, как смотрела сериал о самолете, который исчез, а потом вернулся спустя годы. Семьи предполагали, что самолет потерпел крушение, и выживших не было. И когда самолет вернулся домой, все было по-другому. Дети были старше. Супруги снова женились. Но люди в самолете не могли этого понять, потому что для них ничего не изменилось. Время, проведенное моей мамой в тюрьме, было похоже на ее пребывание в том самолете.

— Я хотела навестить тебя в тюрьме. — Я сменила тему разговора на то, о чем, как я представляла, мы будем говорить.

Почему папа убедил меня, что в моих интересах не навещать ее.

Почему я не стала настаивать на том, чтобы увидеться с ней после его смерти.

Что я чувствовала в те три раза, когда мне удалось увидеться с ее родителями.

Каково это — быть в тюрьме.

Как это изменило ее.

Буквально все, кроме моей личной жизни и подробностей моего первого поцелуя.

— Я знаю. — Она нахмурилась и опустила подбородок. — Я имею в виду… Я не знала, но в глубине души верила в это. Я знала, что кто-то, вероятно, забил твою голову причинами, по которым тебе лучше не посещать меня. И честно говоря, были моменты, когда я была рада, что ты не видел меня в том месте. Но… — она подняла голову и принужденно улыбнулась, — Это все в прошлом. Сейчас настоящее. Если ты не хочешь ничего из этого переживать, если ты не хочешь делиться со мной своими «первыми», то нам не нужно этого делать. Мы можем начать все с чистого листа. Ну… — Ее глаза драматично закатились, как я миллион раз делала со своим отцом. — Мы можем начать все сначала, когда я вернусь из Лос-Анджелеса. Я уезжаю через два дня.

Два дня.

У меня было два дня до того, как моя мама, которая во многом была мне чужой, оставит меня здесь с обнаженным рыбаком.

***

Этот звук… эхо сирены. Мне не нужно было думать дважды. Я знала, что она