Развод. Я устал от тебя (СИ) - Борзакова Надежда Марковна Страница 4

- Владимир Вадимович…

- Просто Вова. А то я себя пенсионером каким-то рядом с тобой чувствую, - перебил он.

- Вам нужен отдых и присмотр врачей. С мозгом не шутят.

- Вот именно - отдых и присмотр врачей. Врач у меня уже есть и я хочу отдохнуть в его компании, но он сопротивляется. А у меня давление поднимается. Помру прямо тут, что будешь делать? Ты ж это… Мне жизнь спасла, а значит навечно теперь за меня в ответе.

- Я что по-вашему за десяток человек теперь в ответе?

- Нет, - он смотрел уже без улыбки, совершенно серьезно, - Только меня будет достаточно. Серьезно, Лен, поехали завтракать? Потом я отвезу тебя домой, потом немного поработаю и отправлюсь домой отдыхать. Не могу я выпасть так надолго из дел понимаешь?

И говорил по-другому. Тоже серьезно. И это дезориентировало, как-то пробивало, смущало.

- И с тобой хочу быть. Ну, не выходишь ты у меня из головы, понимаешь?

Я понимала. Потому что все эти несколько дней, что прошли с той ночи, я ни на минуту не забывала о нем. Справки наводила о состоянии здоровья. Даже как-то к палате подходила, но зайти так и не решилась.

Глупо? Знаю.

В памяти всплыли слова Филиппа Викторовича. Поматросит. Бросит.

- Извините, Владимир Вадимович, но нам нельзя проводить время с пациентами. Это противоречит медицинской этике. Благодарю вас за цветы, мне очень приятно. Выздоравливайте. Всего хорошего. До свидания.

- До очень-очень скорого свидания, Лена. Не знаю, что за лошки у тебя были, но для меня “нет” - повод пробовать до тех пор пока оно не превратиться в “да”.

- Не превратиться, - я вскинула голову. - Зря потеряете время, Владимир Вадимович.

- Увидим, - дерзко ухмыльнулся он.

Хмыкнув, я обогнула его и, стараясь не бежать, пошла прочь. Сердце стучало как сумасшедшее, а лицо горело огнем. Было странно, стыдно, жарко, трепетно, азартно. Хотелось плакать и смеяться.

Увидев приближающуюся к остановке маршрутку, я бросилась бегом. Залетела в салон, рассчиталась с водителем. Села на по счастью единственное пустующее у окошка место. Сунула нос в нежные бутоны, вдохнула их аромат. Заулыбалась, как дурочка.

Я ему нравлюсь! Нравлюсь!

Где-то в желудке что-то весело дрожало от воспоминаний о его словах. О том, что он говорил, как это делал, как смотрел на меня и как улыбался.

У меня были романы, но никто из моих парней так себя не вел. Не умел так смотреть, так себя вести. Я ни с кем и ни от кого такого не чувствовала. Чего именно не могла бы сейчас даже описать…

Дура ты, Ленка! Поматросит он тебя и бросит! У него таких, как ты, десятки! А ты, дура, уши развесила!

Злая на себя, я вышла из маршрутки на нужной остановке. Подошла к урне, намереваясь выбросить букет. Постояла. Подумала. Не могу я это сделать. В чем виноват красивый букет, а? Это просто благодарность за медицинскую помощь и все.

Успокоившись этим, зашагала по направлению к дому. Жила я не одна, а я с мамой. Да, знаю, я уже взрослая для этого. Нужно бы переехать. Но где на это взять деньги? Я только доучилась, зарплата сами понимаете, какая.

Алина предлагала свою помощь, но что ж мне к сестре на шею сесть?

- Мам, я дома!

- Доброе утро, доченька, - мама вышла из кухни, - Ой, какой букетище… От кого?

- Да пациент один поблагодарил за помощь, - стараясь звучать как можно естественнее, ответила я.

- Пациент-мужчина? Молодой? Женатый? - воодушевилась мама.

- Ма-а-ам.

- Что “мам”? Двадцать три года тебе уже. У меня в твоем возрасте уже Алиночка была…

- Мам, сейчас времена другие. Я доучиться хочу, карьеру построить.

- Карьеру… И одна останешься, как Алинка, - запричитала мама, - Что за времена пошли? Это где ж видано, чтоб женщина не мужа и детей хотела, а карьеру? Мы с отцом вас так не воспитывали.

- Ну, мам… Во-первых, Алина не осталась одна. Просто еще не встретила того самого. И я не останусь. Карьера любви не помеха. И семье тоже. Нужно же что-то и свое иметь. Самореализовываться…

- Ой, умные все стали, слов-то каких понабирались. Женщине в семье надо самореализовываться. Очаг хранить, детей растить. Я вон с отцом твоим двадцать лет душа в душу, - в конце фразы мама всхлипнула.

Отложив букет, я обняла ее. Она тяжело переживала папину смерть, как и все мы. Очень его любила.

- Ну, мам…

- Все! Все! Давай-ка руки мой и завтракать. А я пока эту красоту в вазу поставлю, - смахнув слезы, сказала мама.

Я послушно направилась в ванную комнату. Вымыла там руки, мельком зацепилась за свое отражение в зеркале. Глаза горят, щеки пылают.

Может быть не стоило отказывать? Что такого - позавтракать вместе? Он так смотрел на меня. И ведь еще далеко не здоровый, а цветы, завтрак… Что богатые и крутые не любят? И что Филипп Викторович - истина в последней инстанции и вот прям всегда прав?

А что, если он передумает и больше не появится? Я его больше никогда не увижу!

От этой мысли стало так больно-больно…

Глава 4

Семь лет назад

- Алин, мне очень жаль, что вы расстались…

- Ничего тебе не жаль, - беззлобно перебила меня сестра, - И я тебя не обвиняю в этом, если что. Ты была права, малышка.

Девушка глубоко вздохнула и сделала большой глоток карамельного макиато, которое очень любила.

- Он козел и бабник. А я как будто не в себе была, вот честное слово. Оглядываюсь назад и только такой вывод в голову приходит. Как будто нашло наваждение какое-то…

- Прости себя за это, дорогая, - я обняла ее. - Мы все совершаем ошибки и влюбляемся не в тех мужчин.

- Угу, - хмыкнула девушка тоже обнимая меня.

За сестру было очень больно и горько. Как сильно болит разбитое сердце я и сама знала не понаслышке. А еще знала, что время обязательно поможет. Вот только промежуток этого самого времени пережить бывает очень и очень трудно.

- Ты приняла правильное решение, знаешь?

- Да…

- И если он снова захочет все вернуть…

- Нет, все, - Алина отстранилась, - Теперь точно все, обещаю.

- Ты не мне обещай, сестренка, а самой себе. Ведь самое главное чтобы ты была счастлива. А с ним у тебя счастья очень и очень мало было…

Алина закивала. Неуловимым движением смахнула слезы с длинных изящно и почти незаметно наращенных ресниц. Они очень красиво подчеркивали ее карие, такие же, как у меня, глаза. Волосы сестра красила в рыжий и выглядело это тоже очень натурально и красиво, словно бы ее родной цвет.

Я тоже как-то по ее примеру попробовала покрасить свои, но это был самый настоящий ужас. А вот Алине шло. Ей в принципе шло почти все. Высокая, на пять сантиметров выше моих ста семидесяти, с плавными изгибами фигуры, пухлыми губами и высокими скулами она была красавицей. Да еще и вдобавок талантливой и пробивной девушкой. Смелой, не то что я. И нет, я не завидовала сестре. Я восхищалась ею и часто хотела стать на нее похожей. Но пока это не особо получалось.

И дело было не во внешности. Меня в принципе устраивала и моя. Рост, фигура, черты лица. Но вот я бы многое отдала за то, чтоб стать такой же уверенной в себе, как сестра. Научиться так же легко, как она, принимать решения, менять свою жизнь, не бояться рисковать и отстаивать себя…

- Ладно, хватит уже говорить обо мне. Что там этот твой Филипп Мудакович? Продолжает донимать?

- Алин… Никакой он не Мудакович. Просто строгий очень. Ну и не отнесся ко мне серьезно поначалу. Но теперь уже все хорошо.

- Хорошо или ты просто не хочешь, чтоб я подъехала к нему и убедительно попросила перестать самоутверждаться за счет моей младшей сестры? - нахмурилась девушка.

- Хорошо! И, Алин, как ты себе вообще представляешь этот разговор? И, особенно то, что будет после него… Я же навечно останусь “принцессой”...

- Другую тебе работу найдем? Что у нас фельдшера в избытке еще и такие, как ты? Знаешь ли, с твоими знаниями можно прям сразу на частную медицину замахиваться, причем легко и просто, а не терпеть за копейки хамство мужика, который бесится от того, что ничего в жизни не добился, в государственной.