Инга Берристер - Мне не забыть... Страница 4

Эмили стонала и металась во сне, потом рывком села на постели, оглушенная, вся в испарине, с широко распахнутыми от ужаса глазами. Она даже заткнула уши — только бы не слышать этот непрекращающийся детский плач.

Тусклый свет луны начертил круг посреди ее спальни, и в полумраке Эмили различала знакомые предметы: ночной столик, торшер, пуф, два кресла, картину на стене.

Ей приснилась больничная палата в родильном отделении, куда ее доставила карета “скорой помощи”. Крики новорожденных ножами вонзались в сердце, напоминая о ребенке — нежеланном, зачатом против своей воли, — которого она только что потеряла. Эмили это дитя виделось обузой, грозящей искалечить дальнейшую жизнь.

Отныне ничто не угрожает ее будущему, почему же нет облегчения и радости, и острая боль вызвана не только кровотечением, сопровождавшим выкидыш? Словно раскаленная игла, впивался в ее истерзанное тело детский писк. Она не сумела сохранить, уберечь крохотное существо, и отныне ей не будет покоя.

Лоб у Эмили горел, а ноги были холодны как лед, несмотря на теплую ночь. Простыни насквозь промокли от липкого пота…

Ей тогда едва исполнилось шестнадцать — совсем девчонка, но женское начало проявилось достаточно сильно, чтобы она оплакивала ощущение пустоты в потаенном уголке своего тела и горевала о безвозвратно потерянной маленькой жизни.

Шестнадцатилетняя девственница, не имеющая представления о мужских аппетитах, она все же была обязана распознать… догадаться. Сама во всем виновата — такое обвинение бросил ей в лицо Тони Богарт. Своим развязным поведением спровоцировала парня, уединилась с ним в комнате на втором этаже. Неужели не ясно, к чему приводят подобные игры?

Эмили отведала предложенного Гарри “изысканного напитка”, точнее, слегка пригубила, но, как обнаружилось впоследствии, в вино подмешали наркотик.

Нет, она не заслуживала оправдания. Не надо было пить, да и вообще появляться на той вечеринке. Родители Эмили уехали отдыхать, свекор Нэнси перенес инсульт, и сестру срочно вызвали в Ньюкасл. Так Эмили оказалась предоставленной самой себе. Иначе ей не позволили бы провести ночь в сомнительной компании, но, увы, запретить было некому, и то ли из желания порисоваться, а может, из боязни дать повод для насмешек, она поддалась на уговоры и присоединилась к друзьям.

Эмили поднялась с постели — бесполезно пытаться заснуть сразу после кошмара. И постоянно воскрешать в памяти печальные обстоятельства тоже бесполезно. Она, будто мазохистка, упивается своим грехом, повторяет про себя циничные, язвительные слова, произнесенные Тони, и вспоминает гримасу омерзения на его лице, когда он уставился на нее, полуобнаженную, скорчившуюся на диване в неестественной позе.

Пока не выветрилось опьянение, а вместе с ним и шок, мысль о беременности Эмили и в голову не приходила. Ползучий страх закрался в сознание позже, но даже тогда она истерически сопротивлялась и продолжала грезить: вот наутро открою глаза, и страшный сон прервется,

Она ни с кем не разделила своих страданий, и за пять недель из ребенка превратилась во взрослую женщину. Вскоре подозрения переросли в уверенность, но Эмили бездействовала. Жизнь вернулась в прежнее русло, и в редкие минуты забвения бедняжка надеялась на чудесное исцеление: приступы тошноты прекратятся, в оскверненном теле восстановятся нормальные физиологические процессы, бессонница исчезнет как по мановению волшебной палочки.

Родные заметили произошедшую с Эмили перемену, но разбираться в девичьих переживаниях не стали: возраст такой, девочка взрослеет. При ее неслыханной гордости и потрясающем самообладании Эмили не составило труда скрыть отчаяние.

Через три недели после вечеринки, обернувшейся для Эмили трагедией, мистер и миссис Богарт, дядя и тетя Тони, навсегда уехали в Новую Зеландию. И сыночка Гарри прихватили с собой.

Эмили упорно пыталась убедить себя, что с годами боль от потери ребенка притупится, но время от времени тривиальная бытовая сценка — молодая мама, прогуливающаяся с коляской, или реклама детского питания по телевизору — заставляла Эмили вздрагивать. При виде беременной женщины она вспыхивала и отводила глаза, чувствуя, как внутри закипает панический ужас.

Миссис Ормонд обратила внимание, что младшая дочь чахнет, упорно ищет одиночества, и после недолгих размышлений отыскала источник опасности: подготовка к экзаменам изматывает Эмили. Куда это годится — девочка утратила всю свою живость!

Воспитательная беседа с матерью обернулась для Эмили пыткой. Искушение переложить тяжесть и ответственность на чужие плечи было велико, но испытывать любовь и доверие родителей она не рискнула.

Несчастье произошло, когда родители Эмили гостили у знакомых, а Нэнси еще не могла покинуть Ньюкасл. Эмили отправилась на книжную ярмарку в Белфаст. Она выбрала и купила нужные учебники, добралась до автобусной остановки. Внезапно ее пронзила жгучая боль. Эмили выронила книги, инстинктивно схватилась за живот и упала, ударившись головой об асфальт.

Очнулась она в госпитале, в окружении рожениц и младенцев. Доктор выразил ей соболезнования и, используя непонятные медицинские термины, сообщил о предполагаемой причине выкидыша.

— Оставайтесь здесь, пока не оправитесь. Мы хотим убедиться, что нет осложнений, — вежливо сказал он.

Потом о ней как будто забыли. Никто не пришел проведать ее, не принес лекарства. Позже выяснилось, что в тот день при крушении поезда погибло несколько человек, и в больнице выхаживали пострадавших.

В суматохе упустили из виду, что родственников Эмили не уведомили о случившемся с ней несчастье. На следующий день ее выписали, и она благодарила Бога, что все так удобно устроилось: не придется оправдываться, выслушивать гневные упреки. Но раскаяние и нечистая совесть не давали ей спать спокойно. Она еще больше ушла в себя, вздрагивала каждый раз, если с нею неожиданно заговаривали.

Никто не узнает, что с нею стряслось, она не выдаст себя. Раньше это было проблематично, теперь — само собой разумеется. Эмили содрогнулась: страшно подумать, чем могло завершиться ее “приключение”. Давний урок она усвоила прочно: не следует пренебрегать своей репутацией. Но вопреки условностям и принципам, которыми Эмили напичкали в семье и в колледже, она сознавала, что никогда не смирится с утратой. Часть ее души и тела умерла вместе с нерожденным ребенком…

Эмили босиком прошлепала по ковру, спустилась в кухню, вскипятила электрический чайник, заварила свежий чай и высыпала в вазочку пригоршню овсяного печенья. Вечером она забыла о неизменном ритуале чаепития, вот почему ей не спится.