Барбара Делински - Если сердце верит Страница 4

— Может, и так, только нам все равно придется платить. Либо сейчас — за образование, либо потом — в виде благотворительности.

Проблема состояла в том, откуда взять деньги. Арманду, одному из богатейших землевладельцев, пришлось бы сильно раскошелиться в случае удвоения налогов на собственность. Не желая вступать с ним в спор, Джон взял в руки следующий лист.

— Страница три открывается отчетом о суде над Крисом Дайелом: заключительные прения сторон, суд идет, приговор вынесен, Крис отправляется домой. Еще тут две заметки о разделе прибыли на швейной фабрике и о сокращении штатов в доме престарелых, а также биографический очерк о Томасе Хуке, приезжем.

— Терпеть не могу этого типа, — проворчал Арманд.

Джон снял крышку с термоса.

— Это потому, что он гораздо охотнее общается с компьютерами, чем с людьми. Однако именно поэтому его дело уже сегодня стоит двадцать миллионов и продолжает развиваться.

— Да он просто мальчишка! — возмутился Арманд. — Ну что он станет делать со всеми своими деньгами?

Джон наполнил чашку кофе.

— Ему тридцать два, у него жена и трое детей. И потом, за полгода, проведенные здесь, он в три раза увеличил свой дом, выровнял и засыпал гравием подъездную дорогу и построил новое здание для офиса на месте той развалюхи, которая как бельмо на глазу торчала. Кстати, при этом он нанимал только местных подрядчиков: плотников, каменщиков, слесарей, электриков…

— Ну ладно, ладно, — недовольно прервал его Арманд. — Что еще?

Потягивая кофе, Джон взял следующий лист.

— Реформа высшего образования глазами школьного директора. Начало нового учебного года, сто двенадцать школьников, двадцать два штата, семь стран… Потом полицейские новости, о пожарах, о библиотеках… — Перечисляя все это, Джон раскрыл «Уолл-стрит джорнэл» на первой попавшейся странице и рассеянно заскользил глазами по заголовкам. — Недельное обозрение бостонских, нью-йоркских и вашингтонских газет, а также реклама. На этой неделе масса объявлений. — Джон знал, что Арманду это понравится. — Среди них — двухстраничное из Конвея. Осень — сезон объявлений.

— Слава Богу, — сказал Арманд. — Что еще?

— Школьные новости. Известия Исторического общества. О футболе.

— А хочешь настоящую сенсацию?

Джон, конечно, всегда хотел сенсацию. Об этом давно забытом, чисто городском явлении он сильнее всего скучал в глуши. От нетерпения у него засосало под ложечкой. Сидя в своем рабочем кресле, Джон открыл новый файл и приготовился печатать.

Арманд, выдержав паузу, сообщил:

— Только что было зачитано завещание Ноя Тэкенса. В семье переполох. Он оставил дом своей второй дочери, так что теперь старшая грозится подать в суд, а последняя, третья дочка, собирается уехать из города. При этом три сестрицы друг с другом даже не разговаривают. Займись этим, Джон.

Но Киплинг убрал руки с клавиатуры, качнулся назад и снова развалился в кресле.

— Это их частное дело.

— Частное? Да к концу дня об этом будет гудеть весь город!

— Правильно. Так для чего же печатать это в газете? И потом, мы публикуем факты.

— Это и есть факты. Завещание положено оглашать.

— Завещание — да, но не личные проблемы. Это спекуляции, и притом нечестные. Я полагал, что мы договорились…

— Ладно, делай как знаешь. Копайся в своей рутине! — рявкнул старик и повесил трубку.

«Действительно, — подумал Джон, — все это просто рутина. Ну что тут можно использовать для книги? Закон об образовании, историю компьютерного магната или семейную драму?» Даже дело о банковском мошенничестве Кристофера Дайела было лишь бледным подобием тех убийственных судебных процессов, о которых он, бывало, писал отчеты.

Джон бросил взгляд на противоположную стену, увешанную фотографиями в рамках. Вот он берет интервью на главной площади в Бостоне. Вот, зажав плечом телефонную трубку, печатает на компьютере, а вокруг полно репортеров, занятых тем же. Рядом несколько фотографий, где он пожимает руки политикам, а сбоку еще — на них Джон вместе с коллегами веселится в бостонских барах. На следующем снимке — рождественская вечеринка: он и Марли в редакционной комнате, в кругу друзей. Еще тут есть его увеличенное фото на удостоверение корреспондента «Пост». Волосы коротко подстрижены, челюсти сжаты, глаза усталые, лицо бледное. То ли вот-вот упустит последний шанс сделать головокружительную карьеру, то ли просто страдает жестоким запором.

Фотографии, фотографии… Свидетельства прошлой жизни. Такие же, как и этот заброшенный полицейский радиосканер, ныне без дела пылящийся на шкафу, набитом папками. Некогда прослушивание полицейской информации или новостей пожарной службы казалось жизненно необходимым. Ни один уважающий себя отдел новостей не обходился без подобной техники. И потому Джон начал свою деятельность в «Лейк ньюс» с установки этой штуки, но она часами простаивала без всякой пользы, и вскоре выяснилось, что в ней нет никакой надобности. И потом, самому Джону известны все те, кто мог быть причастен к какой-нибудь сенсации. Если что случится, ему непременно позвонят, и даже если он при этом не возьмет трубку, то Поппи Блейк всегда знает, где его разыскать. Она взяла на себя функции личного секретаря Джона, да и вообще была личным секретарем для половины жителей города. Если Поппи не найдет его в одном месте, то непременно разыщет в другом. За три года он не пропустил ни одного мало-мальски заметного происшествия в городе. А сколько их было? Два?.. Три?.. Или четыре?

Нет, на материале Лейк-Генри никогда не напишешь бестселлера.

Джон со вздохом положил трубку, вытащил пончик из пакета, долил кофе в кружку и снова откинулся на спинку кресла. Не успел он скрестить ноги на столе, как на пороге появилась Дженни Блоджет, девятнадцатилетнее создание, бледненькое, светловолосое и настолько худенькое, что ее сильно округлившийся живот казался невероятной ошибкой. Уверенный в том, что она не завтракала, Джон качнулся в своем кресле вперед, встал и протянул ей пакет.

— Правда, это не молоко и не мясо, но все же лучше, чем ничего. — Он жестом предложил ей спуститься с ним вниз. Рабочее место Дженни находилось на первом этаже, в бывшей гостиной. Войдя в это помещение, Джон бросил взгляд на груду бумаг на столе. Вероятно, Дженни полагает, что все так и должно быть.

— Ну, как идут дела?

— О’кей, — отозвалась Дженни нежным, почти детским голоском и начала рассказывать, поочередно тыча пальчиком в лохматые кучки бумаг. — Письма за этот год. За прошлый. За позапрошлый. Что мне теперь с ними делать?

Джон уже дважды объяснял ей это, но Дженни работала лишь несколько часов в неделю. Она не заглядывала в офис с прошлой среды. Возможно, сегодня ей снова приснился кошмарный сон — должно же быть какое-то разумное объяснение ее рассеянности. Дженни, конечно, не отличалась особыми способностями, с трудом закончила школу и абсолютно не умела работать. Но она ждала ребенка от двоюродного брата Джона. Жалея девчушку, Джон терпеливо и ласково сказал: