Наталья Калинина - Люблю только тебя Страница 4

Все эти дни Сью делала все от нее зависящее, чтобы поддержать в племяннице надежду на то, что ее мать жива. И Лиззи в это поверила. Она повеселела, села за рояль, и уже через две недели Сью отвезла ее в Нью-Йорк, поручив заботам брата Эдварда. В роскошной двухэтажной квартире на Пятой авеню окнами на Центральный парк, куда Сью перевезла из поместья отца в Новой Англии самых верных слуг, повара и шофера, царили уют и покой. Девочке ничто не должно было помешать добиться того, чего она непременно должна добиться – так решила Сью. Ну а разобраться в случившемся – это ее, Сью, дело. И она займется им безотлагательно.

– Синни, детка, я тебя не разбудила? – ворковала в трубку Сью. – Нет? Мне что-то так одиноко… Лиз в Нью-Йорке, а наш чертов город превратился в настоящий Вавилон после столпотворения. Похоже, истинные американцы предпочитают проводить время в Европе… Ты что, тоже одна?.. О, я могла бы заскочить к тебе на полчасика и посплетничать на предмет мужского пола. Не возражаешь? О'кей, буду через десять минут.

Сью положила трубку, быстро взбила волосы, облачилась в узкое платье из темно-синего шелка. Последнее время она носила одежду только ярких, даже кричащих тонов, тем самым давая понять всему миру, что не верит в гибель Маши. Сейчас у нее были несколько иные планы – по ее собственным словам, она шла в штаб-квартиру врага, которого непременно нужно заставить поверить в то, что его считают другом. Сью не стала наносить макияж – она знала, ее красота и без того вызывала злую зависть почти всех женщин. Только одна Маша искренне ею восхищалась. Сью стиснула зубы, чтоб не разреветься.

– Я отомщу им за тебя, сестра, – сказала она вслух на ломаном русском. – Я знаю: ты жива, но я отомщу им за твои страдания, – завершила она свой монолог уже на родном ей языке.

Синтия была здорово навеселе. Она обрадовалась Сьюзен – Бернард улетел два дня назад в Вашингтон и не подавал никаких вестей. Более того, его личный телефон молчал в любое время суток. Синтия расхаживала по гостиной босая, в прозрачной тунике, под которой уже слегка обозначился живот.

– Ты дивно похорошела, Синни, – сказала Сью, удобно расположившись со стаканом аперитива в просторном низком кресле. – О, я знаю: женщина расцветает от любви и внимания мужчины. Уверена, Берни готов тебя на руках носить. Кто бы мог подумать, что этот неугомонный плейбой вдруг возьмет и превратится в одночасье в послушного бойскаута? – Сью возвела глаза к потолку, имитируя изумление. – Вот что делает с ними любовь. Какая же ты, Синни, счастливая.

– Ты думаешь? – хрипло отозвалась Синтия, плюхнулась на кушетку, допила свой стакан и расхохоталась. – О, я такая… такая счастливая. Иногда мне кажется, я возьму и сдохну от счастья. – Она зашлась в истеричном смехе. – Он сказал… он сказал, у меня такая большая вагина. Он… он еще не встречал женщин с такой чертовски большой вагиной, похожей на дорожную сумку. Так сказал мой дорогой супружник.

Синтия взвизгнула и, задрав ноги, стала болтать ими в воздухе.

Сью отметила, что под туникой у нее ничего нет.

– Полагаю, он хотел сделать тебе комплимент, – сказала Сью. – Мужчины с ума сходят от всего… необычного.

– Ха-ха, комплимент. – Синтия легла поперек широкой кушетки на спину, свесив голову и поставив ступни ног на края. – Хочешь взглянуть, какая она у меня? – Резким движением Синтия раздвинула коленки, и опытная Сью смогла воочию убедиться в том, что Бернард Конуэй сказал правду. – Вот! – воскликнула Синтия, не поднимая головы, и снова свела ноги вместе. – Впечатляет, а?

– Грандиозно! – подхватила Сью и, пытаясь сдержать приступ смеха, поперхнулась и закашлялась. – Везет же некоторым мужчинам.

Синтия резво вскочила с кушетки и запрыгала на одной ножке вокруг рисунка в центре ковра, изображающего широко раскрытую львиную пасть.

– Везет – не везет, везет – не везет, – приговаривала она прыгая, пока не споткнулась на словах «не везет» и не плюхнулась на задницу прямо в львиную пасть. – Вот. Выходит, что мне не везет. Ему почему-то не нравится меня трахать, понимаешь? Он говорит, я бесчувственная, как… как дохлая рыба. – Язык ее заплетался. – Но это вранье. Понимаешь, Сьюзи, у него там такая малю-юсенькая штуковина. Ну настоящий стручок чили. Разве можно сравнить его штуковину со штуковиной Арчи? Вот потому я совсем ничего не чувствую. Знаешь, какая у Арчи была штуковина? Во! – Синтия расставила руки на целый метр. – Я ду… думала, у Берни тоже все в порядке с этим делом, но я… я оказалась такой дурехой. А вот теперь… – Она всхлипнула. – Лучше бы я вышла замуж за Арчибальда Гарнье!

Синтия завалилась на спину и стала ожесточенно молотить пятками по львиной пасти.

– Но ты, надеюсь, хотя бы догадалась переспать с Берни до свадьбы? – с любопытством спросила Сью.

Синтия издала нечто подобное воплю. Потом громко икнула.

– Он трахнул меня в лодке. Мы тогда оба были пьяные в дымину. Я сидела на корточках, понимаешь? Если сидишь на корточках, эта их штуковина… Ну, словом, ничего не поймешь. Ну, а потом… днем он был такой красивый и сексуальный. Ну да, я слыхала, его любили кинозвезды и манекенщицы, и я подумать не могла, что у Берни эта самая штуковина может быть хуже, чем у Арчи.

Синтия вытянула руки и ноги, закрыла глаза и замерла, не подавая признаков жизни. Выждав время, Сью спросила:

– А кто такой этот Арчи… как его там… Гувье, да? Познакомь, ладно? Уважаю всем телом мужчин с хорошей оснасткой. Если, конечно, он тебе самой больше не нужен, – добавила она, скромно опустив глаза.

– Не нужен! Тоже скажешь – не нужен! – Синтия хлюпнула носом. – Я бы вот сейчас отдалась ему не сходя с этого места. Я тогда была такая… дуреха, совсем еще зеленая девчонка. Воображала себя Скарлетт О'Харой, а его этим самым, как там его… Тьфу, ну, Рэттом Батлером. Ой нет, Эшли. Да, да, Эшли. Черт, у того Эшли тоже, наверное, был никудышный хер. Арчи, дорогой, прости меня за то, что я сделала.

Синтия разразилась настоящей истерикой.

– Что ты могла такого натворить, малышка? – ворковала Сью, пытаясь придать своему голосу интонацию покровительственного сочувствия. – Медовый месяц потому и называется медовым, что молодые прилипают друг к другу и никого больше не видят, но когда весь мед слизан, снова тянет на что-нибудь сладенькое, и вот тогда этот самый… как ты его называешь… Арчи Гаравье…

– Гарнье! Гарнье! Гарнье! – твердила Синтия, каждый раз ударяя пяткой по львиной пасти. – Его звали Арчибальд Гарнье. Но он больше никогда не сможет засунуть эту свою огромную штуковину мне в вагину, понимаешь? Никогда! И знаешь почему? Да потому что я его убила!