Сильвия Аваллоне - Стальное лето Страница 4

Темненькая и светленькая, Анна и Франческа, искрились улыбками. Нино, который таскал их на плечах, ощущал тепло их промежности на своем затылке. Массимо, прежде чем бросить девчонок в воду, щупал их, щекотал, покусывал — у всех на виду. А девчонки позволяли первому встречному делать, что ему заблагорассудится, без зазрения совести, ничего толком не соображая, назло тем, кто смотрит. Настоящая жизнь — вот она, только руку протяни.

Но не только они переживали какие-то новые ощущения в теле. Такие уродины, жабы, как Лиза, завернутая в полотенце, тоже хотели бы кататься кубарем в полосе прибоя и сломя голову носиться вдоль берега на глазах у всех.

Девочки в полуразвязанных лифчиках, щедро раздающие тычки и улыбки, ловко кидающие теннисные мячики, казалось, бросали вызов всем. Те, кто смотрел на них, завидовали им, завидовали их грудкам, задницам, бесстыжим улыбкам, которые кричали: да, я существую!

Песок на мелководье смешивался с водорослями, превращался в мутную кашицу. Темненькая и светленькая бегали вдоль моря, ощущая на себе мужские взгляды. Этого они и хотели — чтобы на них смотрели, без всякой причины, просто так. Было ясно, что они так ведут себя с расчетливым кокетством, но все же по-детски непосредственно.

Темненькая и светленькая… Всегда вдвоем, и только вдвоем. Выходя из воды, девчонки держались за руки, как жених и невеста. В туалет в баре они тоже ходили вместе. Прохаживались туда-сюда вдоль пляжа и по очереди оборачивались, услышав комплимент. Их красота угнетала, была жестока. Если Анна иногда здоровалась даже с уродинами, Франческа никому не кивала и никогда не улыбалась — только Анне.

Лето 2001 года им не забыть. По большому счету, даже взрыв башен-близнецов стал для Анны и Франчески частью оргазма, который они испытали, обнаружив, что их тела меняются.

Теперь жалюзи были подняты только на одном окне. Только один мужчина обливался потом на балконе с биноклем в руках.

Энрико упорно разыскивал белокурую голову своей дочери в волнах, среди других подростков, игравших в волейбол, в футбол и бадминтон. С помощью объектива он выхватывал из муравейника рук, ног и грудей фигурку Франчески, фокусировал на ней взгляд, в животной тревоге следил за ее движениями в морской воде.

Вот спина Франчески, покрытая мокрыми светлыми прядями, вот круглая задница, на которую нельзя смотреть никому и никогда. Но Энрико, весь мокрый от пота, смотрел на изящное, идеальное тело, которое его дочь внезапно выставила всем напоказ.

Вместо защитного шлема на нем была потертая кепка «Чикаго Буллс» с парой гвоздей, вставленных по обе стороны козырька.

Он только что дал этому кретину по морде. Специально отстегнул бретели комбинезона, чтобы освободить правую руку. Груз, прицепленный к гигантской лебедке мостового крана, качался в раскаленном воздухе, подобно часовому маятнику. Бицепс все еще был напряжен, как и лицо, вымазанное чугунной пылью.

— Повтори, что ты сказал! — прокричал Алессио, перекрывая грохот. — Повтори, твою мать!

Молокосос потрогал синяк, быстро наливающийся красками.

— Вот, видишь? — Алессио постучал рукой по шершавой поверхности ковша на шестнадцать тонн.

Молокососу и шестнадцати еще не исполнилось.

— Так что там моя сестра делает? Еще раз услышу, — Алессио сплюнул и снова показал на ковш, — сюда попадешь.

Сталь отливают при температуре тысяча пятьсот тридцать восемь градусов. В природе стали не существует, это не железо, которое могут найти геологи. Сталь — это продукт человеческих усилий, электрических реле, механических рычагов и прочего. Сталь — это сплав органических веществ… и порой тушки кота, ненароком попавшего в переделку.

Парнишка опустил глаза. Его совсем недавно взяли на работу, на его подбородке только-только начала пробиваться щетина. Все смотрели на него, довольные, что пришлось понаблюдать за перепалкой.

— Я тебя предупредил! — еще раз прорычал Алессио и закурил.

Пожилой рабочий ремонтного цеха вскарабкался на кран, чтобы проверить тросы. Теперь уже досталось Алессио, который оставил ковш болтаться в воздухе без креплений. Другой рабочий перевернул страницу календаря «Максим». Снятую со спины брюнетку в стрингах и с огромными сиськами сменила блондинка верхом на мотоцикле.

Алессио стянул с себя майку, насквозь пропитанную потом. Никому, даже своему лучшему другу, он бы не позволил сказать такое о сестре. На ум снова пришло словцо, произнесенное молокососом. Чтобы успокоиться, пришлось сделать усилие и проглотить ком слюны пополам с железной пылью.

Пространство между катанками и черной трубой четвертой домны поросло травой; от жары трава давно высохла. Алессио бросил окурок на землю и тут же растер его ногой — в два часа дня запросто может загореться. Затем отключил систему противовесов мостового крана. Кран был впечатляющих разимеров: двенадцать метров в высоту и двадцать четыре в ширину. Алессио уже привык к этому зоопарку: в небо вздымались башни и стрелы самых разных видов и цветов — проржавевшие животные с рогатыми головами.

— Придурок рогатый! — крикнул ему мужик из ремонтного цеха. Алессио резко заблокировал трос, и тот чуть не лишился ноги.

В ковшах и пузатых бочках, прицепленных к локомотиву поезда-чугуновоза, булькала плотная черная жижа; цистерны напоминали первобытных существ. Смена Алессио закончилась, и он с удовольствием вылил на себя бутылку воды.

На заводе, где он работатал, рождался металл. В цехах лились тягучие водопады стали и чугуна. Раскаленная жидкая масса заливалась в изложницы-мульды — большие формы, помогающие превращать металл в слитки. Каждая мульда краем перекрывала соседнюю, чтобы жидкая масса не проливалась в зазоры. Но она все равно иногда проливалась — и тогда образовывались маленькие лужицы. Затвердевший металл вываливали в желоб, откуда он попадал на платформы. Пустые мульды отправлялись в обратный путь, обдуваемые паром и омываемые известковым молоком.

Материя преобразовывалась в любое время дня и ночи. В порт на гигантских кораблях привозили минералы и уголь, доменная печь работала без остановки. Кровь пульсировала в бешеном темпе, наполняя артерии и капилляры, мышцы набухали и увеличивались — человек, руководивший процессами отливки, сам становился частицей этого необъятного организма.

Прежде чем уйти, Алессио бросил взгляд на блондинку с календаря. Когда он работал, все время хотелось трахаться — так его тело реагировало на контакт с преображающейся материей. У материи было имя и формула, включающая железо и углерод. Экстрокорпоральное оплодотворение происходило в сосуде высотой с небоскреб — в огромной ржавой урне, сторукой и стобрюхой, с треуголкой вместо головы. Но были еще бесчисленные конвейеры, прокатные станы, десятки труб, каждая из которых имела свое назначение.