Влада Орлецкая - Добрая примета Страница 4

Свою крошечную «малосемейку» Алиса обустроила как могла. Здесь уместилось все самое необходимое: довольно приличный угловой шкаф (все-таки святой был тот человек, кто придумал угловые шкафы, низкий ему поклон), диванчик-лягушка и кресло, обитые китайским флоком, плоский телевизор на стене (тоже, должно быть, святой человек изобрел). А вот селить людей в такие коробки, как у нее, видимо, пришло в больную голову какому-то исчадию ада, изуверу, маньяку и садисту…

Сейчас в комнате царил беспорядок: кресло было завалено готовыми кофточками, на полу валялись цветные мотки хлопчатобумажной и льняной пряжи. Сезонная специфика. Продукцию еще необходимо было доработать — расшить паетками, стразами, бисером и стеклярусом, а затем развезти по точкам: на Гусинобродский рынок, в ТЦ «Александровский», в переход под Часовней… У Алисы было еще пять вязальщиц-надомниц, с которыми она работала уже давно.

Внезапно раздался звонок в дверь. Алиса нехотя пошла открывать. Кого это там принесло? На подъезде еще с зимы появился домофон, поэтому она решила, что к ней зашел кто-то из соседей.

Отворив дверь, Алиса не без удивления обнаружила в коридоре своего бывшего мужа, Эдуарда Ощепкова.

— Привет, жинка, — радостно улыбнулся он и уверенно шагнул навстречу.

Первый раз после развода он объявился у нее этой весной. Как-то разыскал. Тогда она с трудом узнала его, ибо вид он имел далеко не благополучный. На нем была старая китайская куртка неопределенного цвета, грязные спортивные штаны, стоптанные зимние ботинки и трикотажная шапочка, которая по материалу очень напоминала старушечьи рейтузы. Во рту у Эдуарда не хватало трех или даже четырех передних зубов. Весь его внешний вид — неопрятная, заношенная одежда, недельная щетина, характерный запах и одутловатое, землистого цвета лицо — свидетельствовал об окончании, точнее, о временном приостановлении длительного запоя. Алиса даже сначала подумала, что какой-то алкаш перепутал квартиры.

В этот раз Эдуард выглядел не лучше. Судя по всему, никаких позитивных перемен в жизни ее бывшего супруга за три месяца не произошло. Тогда он явился к Алисе, изображая, что соскучился по ней, но после двух или трех дежурных вопросов стал клянчить деньги. Она, конечно, выставила своего бывшего ни с чем и забыла о его существовании.

Когда-то в юности Эдик Ощепков был писаным красавцем. Все одноклассницы сходили по нему с ума: писали записки, вызнавали номер домашнего телефона и названивали, глупо хихикая в трубку. Потом был институт и слепое поклонение однокурсниц, готовых писать за него контрольные и курсовые и снабжать шпаргалками к экзаменам. Уже тогда он стал неразборчив в связях и много пил — в ресторанах, когда были средства, или в студенческом общежитии, когда испытывал денежные затруднения. Так и продолжалось — все эти его бесконечные подружки, пьянки и гулянки — до самого их с Алисой развода…

И вот он снова стоял перед ней и щерился беззубым ртом как ни в чем не бывало.

— Тебе чего? — немного растерявшись (у нее даже лицо вытянулось), спросила Алиса.

— Зайти-то можно? Разговор к тебе есть.

— Зайти нельзя. Денег не дам, — придя в себя, жестко отрезала она.

— Че сразу не дам-то?! — возмутился Эдик.

— Нету потому что! Не напечатала еще!

Алиса стала выталкивать его за порог. Когда ей это удалось и она смогла закрыть дверь, Эдик еще долго не уходил, а звонил и колотил кулаками и ногами в бронированную дверь, оглашая коридор матерной руганью в адрес бывшей жены. И ушел только после того, как Алиса, специально подойдя ближе к двери, сделала вид, будто вызывает по телефону наряд милиции. Помощи от соседей, которые не могли не слышать этот грохот, ждать не приходилось.

— Сволочь такая… — пробормотала она и, содрогаясь от злости, закурила в кухне у раскрытого окна.

Злилась она больше на себя. Во-первых, в двери есть глазок. Во-вторых, поняв, что за народ проживает рядом с ней, она вообще зареклась открывать кому бы то ни было. Соседи обращались к Алисе, как правило, для того, чтобы позвонить по телефону или занять денег, точнее — просто взять. Иногда просили одолжить парочку картофелин или яиц, щепотку соли, беспардонно стреляли сигареты — видимо, лень было добежать до супермаркета, который располагался в соседнем доме. Все, кто приходил «извне» и кого она была рада видеть, предварительно звонили либо на домашний, либо на сотовый.

Такие вот у нее визитеры. Нахальные соседи да бывший муж-дегенерат. А что, собственно, она хочет? «Добрые» мужики уже давно разобраны, все при женах. Как говаривал кот Матроскин, «дома сидят и телевизер смотрют». Только такие вот неприкаянные, как Эдик, поодиночке и шастают. Или звонят глубокой ночью, ошибаясь номером. Это происходило почти всякий раз, когда она, валясь в постель от усталости, забывала отключить телефон. Вот интересно, почему-то ночью ошибаются номером исключительно мужики. Зальют бельма и звонят куда попало.

Как там, в песне… «Только чьи-то голоса, попадая не туда, иногда звонят, тревожа в час ночной…» Вот недавно был такой звонок… Японский триллер под названием «Детский утренник».

Она ответила спросонья:

— Вам кто нужен?

— Не знаю, может, я кому нужен…

— Как говорится, без комментариев.

Или:

— Привет, это я.

— Кто это я?

— А ты кто?

— Дед Пихто! Вы куда звоните?!

— Тебе.

Однажды подруга Оксана подсуропила: дала ее номер телефона — из лучших побуждений, разумеется, — одному холостому хмырю, родственнику своего благоверного. Можно представить, что Алиса испытала, когда в три часа ночи ей позвонил какой-то поддатый мужик и без околичностей поинтересовался, не желает ли она в данный момент «перепихнуться», а если желает, то немедленно должна взять такси и подъехать к его дому. По какому именно адресу ей надлежит быть, Алиса так и не узнала, потому что хмырь, услышав ее отборный трехэтажный мат, с перепугу нажал на отбой. На следующий день хлопотливая подруга с невинным видом поинтересовалась, за что это она обругала бедного Федю, который, как было сказано в каком-то кино, «ничего не сделал, а только вошел». Алиса понятия не имела, как зовут ее ночного визави, и Оксанку со зла обложила так, как Феде и не снилось.

Она давно заметила, что подруги, родственники и просто знакомые всегда почему-то норовят втюхать им, незамужним, какой-нибудь «залежалый товар» с пыльной полки. То есть нечто такое, с чем сами ни за какие коврижки не присели бы на одном гектаре. Видимо, предполагается, что женщинам за тридцать уже любой сойдет. На безрыбье и морковка — шоколад. Последнее время она стала отклонять подобные предложения, даже не выслушав всех лестных характеристик кандидатов. Некогда, мол, работы много или еще что-нибудь в этом духе.