Джэсмин Крейг - Застигнутые любовью Страница 4

Впрочем, Кэтрин быстро опомнилась и, осознав, что с ней происходит, рванулась из его рук.

– Нет! – Она резко повернула голову, стремясь увернуться от губ Джошуа. – Прошу вас, остановитесь! Я ничего такого не хочу!

Кэтрин боялась смотреть на него, но в какой-то момент ее глаза все-таки встретились с его взглядом, и она могла бы поклясться, что прочла в глубине его глаз потрясение – почти такое же сильное, как ее собственное. Потом Хант моргнул – и вот уже в его взгляде нет ничего, кроме тающего следа холодной насмешки.

– Надеюсь, вы не будете сердиться за этот прощальный поцелуй, – сказал он. – Все было очень приятно.

Кэтрин понимала, что его слова и интонация, с которой он их произнес, совершенно не соответствуют тому, что на самом деле произошло между ними. Джошуа не первый целовал ее после смерти Роберта, но то были действительно легкие дружеские поцелуи: она давно научилась ловко отделываться от нежелательной близости. Здесь же явно было что-то другое….

– Я просто очень устала, – заявила она, объясняя свое поведение скорее себе, чем Джошуа. – День оказался таким долгим… Думаю, мы увидимся завтра утром на службе.

– Возможно. – Он отпустил ее и резко отвернулся. – Благодарю за компанию. Мне понравилось.

Он небрежно махнул рукой на прощание, улыбнулся и исчез за углом. Приглушенный звук его шагов замер в конце коридора еще до того, как Кэтрин сумела наконец отпереть дверь, войти внутрь и укрыться в темноте и тишине комнаты.

2

Годовой финансовый отчет фирмы «Консолидейтид вижн» потребовал гораздо больше времени, чем первоначально предполагали Кэтрин и ее напарник Джим. В пятницу стало ясно, что до вечера они дела не закончат, как бы ни старались, и что на следующей неделе придется еще поработать.

Кэтрин едва заметно поморщилась, засовывая в портфель пачку непросмотренных бумаг. Ей почему-то ужасно не хотелось снова приезжать в Коннектикут.

– Джим, ты не возражаешь, если я сейчас уйду? – спросила она. – Мне позарез нужно вернуться к шести в Нью-Йорк.

– Конечно, ступай. На этой неделе у тебя и так получилось много сверхурочных часов. А что, предстоит какое-нибудь потрясающее свидание?

Прежде чем ответить, она тщательно застегнула «молнию» на портфеле и постаралась улыбнуться как можно непринужденнее.

– Увы! Свидание предстоит, но всего лишь с родственниками. На выходные ко мне приезжают мама с сестрой. Хотят кое-что купить.

– Это твои родичи из Вэлли-Фордж, да? А что, в Пенсильвании прогорели все магазины?

– Как женатому человеку, Джим, тебе не мешает понимать разницу между покупками, сделанными на Манхэттене и в Пенсильвании.

– О, я прекрасно понимаю! На Манхэттене все стоит вдвое дороже, да и машину негде приткнуть.

– С тобой трудно не согласиться! – рассмеялась она. – Ладно, мне пора бежать. Хочу успеть на трехчасовой поезд. До понедельника, Джим.

Манхэттенский поезд оказался почти пустым. Кэтрин вытащила из портфеля бумаги, однако компьютерные цифры прыгали перед глазами, образуя бессмысленную чехарду серых точек и тире. Она любила мать и сестру, но ей страшно не хотелось, чтобы они приезжали именно в эти выходные. Неделя выдалась невероятно трудная, и Кэтрин чувствовала, что ей просто необходимо побыть пару дней одной. Она давно уже обнаружила, что нет ничего более утомительного, чем притворяться счастливой перед людьми, которых искренне беспокоит твое благополучие. А ей именно это приходилось делать, общаясь с близкими.

В первые несколько недель после гибели Роберта только любовь и поддержка семьи помогли ей выжить, и Кэтрин прекрасно это понимала. Уже через несколько часов после несчастья родители и сестра прибыли в отель на берегу Карибского моря. Мать обняла Кэтрин и стала баюкать ее, как маленькую девочку, приговаривая что-то ласковое и утешительное, пока дочь не погрузилась в беспокойный сон. В те первые после несчастья дни Кэтрин казалось, что на всем свете нет ничего реального, кроме ее собственного горя и спасительной поддержки материнских рук.

Остальные члены семьи помогали тоже. Младшая сестра Бет выплакала за нее все слезы: Кэтрин в то время даже не могла плакать. А отец, с посеревшим от невысказанного сострадания лицом, взял на себя все хлопоты по похоронам, оградив ее от бюрократической мороки самым решительным и достойным образом.

Однако по прошествии нескольких месяцев Кэтрин начала тяготить подобная опека со стороны семьи. Они расстраивались от ее несчастного вида. Им хотелось заставить ее поскорее забыть о трагедии, и они то и дело, не особенно заботясь о такте, намекали, что ей не мешает обзавестись новым мужем. Мать часто напоминала, что ей всего лишь двадцать семь лет и что впереди еще целая жизнь.

Кэтрин страшно раздражала их уверенность в том, что Роберта пора забыть, что он был не более чем трагической интерлюдией, неудачным отклонением на пути к счастливому второму браку. И как только могли они, питая к ней такую нежность, не понимать, что часть ее души умерла вместе с мужем?! Обиженная их черствостью, она скрыла от них свою беременность – последнее тайное звено, связывавшее ее с Робертом…

Едва выйдя после выкидыша из госпиталя, Кэтрин попросила босса перевести ее в Нью-Йорк, понимая, что сойдет с ума, если не уедет из Пенсильвании. Ведь именно здесь они с Робертом собирались жить – долго и бесконечно счастливо…

И вот уже больше года она живет в Нью-Йорке, снимая маленькую угловую квартирку в новом доме на Ист-Сайд. За стеной сосед часто включает стерео. Она с удовольствием слушает музыку, сознавая, что не узнает живущего рядом человека, встретив его на улице.

Одиночество вовсе не тяготит ее, наоборот, даже нравится. Во всяком случае, это лучше, чем любящая, но навязчивая опека родных. Она вольна жить так, как пожелает, – и погружаться в воспоминания о Роберте, когда захочет.

И вот в ближайшие два дня ей придется общаться с матерью и сестрой, да притом в маленькой квартирке с одной спальней. Подобная перспектива омрачала настроение Кэтрин, пока она носилась по местному супермаркету, закупая продукты. Так трудно принимать гостей, когда все время мотаешься по командировкам! Да к тому же ее замужняя сестра совершенно помешана на домашнем хозяйстве. Похоже, она всерьез убеждена, что если у человека пусто в холодильнике, значит, в его жизни все идет наперекосяк.

«Но ведь я не видела их с Пасхи, да и пробудут они у меня всего лишь два дня! – укоряла себя Кэтрин, снимая деловой костюм и доставая слаксы из твида и хлопковую рубашку бирюзового цвета. Потом она нанесла тональный крем, скрывая круги под глазами, и принялась тщательно нарумянивать бледные щеки. В этот момент зажужжал домофон, ее рука дернулась, и кисточка провела полосу персикового цвета почти до самого носа. – Ох, дьявол! И что я так разнервничалась? – подумала Кэтрин. – Ведь нет никаких причин. Не понимаю, что это на меня нашло».