Татьяна Туринская - В погоне за облаком, или Блажь вдогонку Страница 4

Проснулась необычно рано. Что-то подспудно тревожило, не позволяя заснуть вновь. Наташа подремала несколько минут, пытаясь вернуться в сон, и проснулась окончательно.

Вспомнилось безобразное пари с подругами. Вот что гнело исподволь, даже во сне. Даже во сне было стыдно. Почему Сонька с Галкой не остановили, почему ввязались в дикий этот спор? Как и Наташа, напились шампанского. Пузырьки в голову ударили, если не сказать больше. Вот и…

Странное это было пари. На кону ничего не стояло. Проиграй Наташа, или выиграй — ничего не потеряет, ничего не приобретет. Забыли они тогда обговорить условия. Или сами условия забыли?

Уж лучше бы они забыли не условия, а предмет спора. Однако его-то как раз Наташа очень хорошо помнила. Можно было все спустить на тормозах — подумаешь, посмеются девчонки. Если вообще вспомнят о нескромных Наташиных похвальбах насчет пальчика, которым она поманит Лёшку. Ну, похихикают над ней. Мало ли они раньше хихикали? Подначат разок-другой, и тогда уж точно забудут.

Но проигрывать пари не хотелось, пусть даже такое пустяшное. Она зачем-то решила доказать девчонкам, что права. Что Лёшка любит только ее. И любит так, что запросто отменит свадьбу с посторонней невестой. Потому что непосторонняя для него — только она, только Наташа.

Зачем? Разве допустимо играть чужими чувствами?

Она знала наверняка, где можно застать Дружникова в субботу утром. Только в гараже — иного быть не могло.

Не ошиблась. Его бокс был распахнут.

— Привет!

Ее появление вызвало у Лёшки некоторое изумление, если не сказать больше. То ли глазам своим не верил, то ли счастью.

— Здорово.

От неожиданности Лёшку обуяла оторопь. Вытер замасленные руки ветошью, и смотрел на нежданную гостью пустыми глазами. Глазками. Не только любовь в них не помещалась, но и недоумение. И уж тем более восторг. Мял в руках тряпку, не сознавая, что ее давным-давно пора выбросить и изображать бурную радость.

Так всегда. Не был бы таким снулым — глядишь, и получилось бы у них что-то. Чурбан. Только мямлить и умеет. И это парень?!

Пришлось брать инициативу на себя.

— Забавное совпадение. Ты помнишь, какой сегодня день?

— Второе мая, — он кивнул легохонько, тускло, едва не поперхнувшись датой.

— И всё?

— В тот день мы с тобой захороводили.

То-то! "Захороводили" — это он сильно приукрасил. Но это мелочи. Главное — помнит. Однако вид при этом, будто ему на любимый мозоль наступили, боль застарелую разворошили. Хоть бы граммулькой радости ответ расцветил, что ли. Можно ведь было бы и поромантичнее выразиться, возликовать как-нибудь особенно возвышенно. Например: "В этот день я впервые увидел девочку с глазами цвета осоки". Потому что зеленые глаза — слишком банальная банальность.

Сама Наташа помнила дату знакомства только из-за первомайской демонстрации — именно из-за нее они тогда выехали из города не как все нормальные люди первого числа, а второго.

Социализм был уже на излете. Вернее, его уже практически не было. Не было того ажиотажа вокруг социалистических праздников, что был раньше. Наташа их, прежние, настоящие, еще застала чуть-чуть: совсем маленькой отец брал ее на демонстрации, и атмосфера всеобщего веселья и радости врезалась в память навсегда. Сама она, ясное дело, в те далекие поры к спиртному еще не прикасалась, но хорошо запомнила, как взрослые дяденьки и тетеньки пили из пластиковых стопочек, закусывали принесенными из дому бутербродами. Со всех сторон ей протягивали конфетки. Улетали в небо упущенные кем-то разноцветные шары. Валялись под ногами их менее счастливые лопнувшие собратья. Мужчины тащили флаги и тяжеленные транспаранты, женщины — связки нелепо-огромных поролоновых гвоздик. Отовсюду неслись залихватские песни, то и дело заглушаемые призывами из громкоговорителей:

— Да здравствует Советский Народ, товарищи! Ура!

— Ураааааааааа, — соглашался советский народ.

Весело было. А потом все стало буднично. На демонстрации продолжали ходить лишь самые упорные идеалисты и начальники. К последним принадлежал Наташин папа — пусть не самая большая шишка, но для галочки обязан был посещать культурно-массовые мероприятия, к которым почему-то причислялась и демонстрация.

Из-за этого в деревню к Дружниковым они приехали лишь второго мая.

Лёшка тоже помнит этот день. Впрочем, в этом Наташа даже не сомневалась.

Сколько лет прошло, а стыд не утих и поныне.

Для нее это было делом принципа. Лёшка никогда не был ей нужен. Ей лишь хотелось выиграть пари, за которым ничего не стояло. Или нет. Наверное, пари здесь ни при чем. Гордыня заела. Как так — ее Лёшка, и вдруг женится?! И кого волнует, что Наташе он не нужен. Главное, что ему не может быть нужна никакая другая женщина, кроме нее.

Или все-таки пари? Лёшка ведь ее никогда не волновал. Пусть бы себе женился на ком угодно. Значит, все-таки пари. Оно во всем виновато. Ну и Наташа, знамо: это ведь она все затеяла.

Она полагала, что свадьба еще нескоро. А раз нескоро — ничего страшного, что она вернет себе Лёшку. Он ведь всегда был ее. Об этом знали и Наташины родители, и Лёшкины. Это будет справедливо.

А что она его не любит — пустяки. Это неважно. Главное — уесть Соньку. И Галку заодно. Лёшка женится на Наташе — так будет правильно. Парень хозяйственный, работящий. Наверное, жить с ним будет удобно. То, что он ее любит — факт. Разве этого недостаточно для семейного счастья? Говорят ведь: из двоих всегда один любит, а второй лишь позволяет себя любить. Значит, это самый здоровый вариант. А кому нужна страсть, которая погаснет через неделю?

В конце концов, всегда можно развестись, если окажется, что вместе жить невыносимо.

Она думала так. А что думал Лёшка — ей неизвестно.

Можно сколько угодно корить себя за жестокость, но из песни слов не выбросишь. Это было.

Как был и звонок 8 мая. Шесть дней Лёшке понадобилось для решительного шага.

— У тебя есть час на раздумья. Только обмозгуй тик-в-тик. Чтобы не отнекивалась после: "Ой, я посуматошилась". Я позвонюсь через час. Не надо сусолить — только "Да" или "Нет". Через час. В полшестого.

Вот так. Никаких тебе уси-пуси, никаких "Я тебя люблю, будь моей". Никаких "Я подарю тебе звезду". Серо и обыденно: "Я позвоню через час". Даже хуже: "позвонюсь".

Сердце заколотилось часто-часто: дождалась? что я делаю?!

Вообще-то я человек адекватный. Мне так кажется. Я в этом даже где-то уверена. И к себе отношусь довольно строго. Иногда. Когда заслуживаю строгости.

Но сегодня явно не тот день. Сегодня можно быть снисходительной к себе. Когда же еще, как ни сегодня! Даже отражение в зеркале подмигивает: сегодня можно, сегодня ты самая-самая!