Юрий Каменецкий - Мелочи жизни Страница 4

— Умеем, — как мать гордо ответила Юля и тут же поинтересовалась: — Ты прочла?

— Ну ты довела парня...

— Я довела? Мы встречались-то всего раза два.

— Ну и продолжали бы дальше.

— Да ну его. Скучно. — Юлино лицо скривилось.

— А по-моему, хороший мальчик.

— Мам. Ну ты же сама на все и ответила. Во-первых, мальчик...

— Ты, можно подумать, дама!

— Во-вторых, хороший. Мам, тебе хорошие когда-нибудь нравились?

-Ну...

— Что, я тебя не знаю? Или хулиганы, или трепачи... Зато весело.

— Ну не знаю. Письмо мне понравилось. Искреннее. Мне даже читать неудобно было.

— Я думала, ты посмеешься.

— А над чем тут смеяться? Над любовью?

Собрав со стола колбасные шкурки, Маша открыла дверцу под мойкой. Из ведра торчал букет цветов.

— Зачем ты его выкинула?

— Это не я, — потупилась Юля. — Это папа. Маша удивленно посмотрела на Юлю.

— Ты понимаешь... Это вообще-то... Вообще-то это он тебе его принес.

— Кто он? Твой кавалер?

— Да при чем тут он! Папа! Это тебе папа принес!

— А чего ты мне голову морочила?! Я на него разозлилась зря. — Маша аккуратно вынула цветы из ведра, встряхнула и, убедившись, что в пустом ведре они практически не пострадали, вернула их обратно в вазу. — Я ему такого из-за тебя наговорила! Н-да...

— Мы с тобой так ругались...

— Ну ты бестолковая! И за что тебе только письма такие пишут! Не видят, что ли, кто перед ними...

Все это время Сергей простоял за дверью кухни. Конечно, подслушивать нехорошо...

— Так это все неправда? — входя, почему-то виновато проговорил он.

— Смотря что... — игриво проговорила в ответ Маша. Вдруг посерьезнев, она приблизилась к мужу и мягко провела ладонью по его щеке. — Как тебе моя наждачная бумага?

— Но так жестоко... За что?

— Ведь выжил? Раз в семнадцать лет даже полезно. — Почувствовав, что перегибает, Маша улыбнулась. — Ну не обижайся. Ну перестань, перестань.

— Зачем ты меня обманула? — пытаясь обнять жену, проговорил Сергей.

— Ну, положим, не обманула, а разыграла... — выскользнула Маша. — И вообще. Мне нравится! Изменила — виновата. Не изменила — все равно виновата.

— Хорошо. Я виноват...

Сергею все же удалось обнять Машу. Поцелуй после ссоры казался особенно волнующим.

— Мне выйти? — иронично заметила Юля. — Я могу. Я девушка деликатная.

— Это ты кому-нибудь другому про свою деликатность рассказывай. Я же знаю, что тебе лишь бы салат не делать! — на мгновение оторвавшись от мужа, произнесла Маша.

— Папа с мамой вроде вполне не стеклянные, а дочку насквозь видно? Странно... Да, кстати! Где мое письмо?!

— А я его порвал... — виновато глядя на дочь, признался Сергей.

— Я не переживу! — серьезно проговорила Юля и, вдруг не выдержав, расхохоталась.

— Давай огурцы режь! Не переживет она! Маша повернулась к мужу.

— Между прочим, и ты не тем занят. Кто хлеб резать будет? Вообще, работайте, работайте!

Сергей с готовностью взял нож, но вдруг, оставив его, схватился за щеку.

— Опять зуб? — Маша с жалостью посмотрела на мужа, но все-таки не удержалась, чтобы не сыронизировать. — Когда курил, не болел?! Ну лишь бы не работать...

Раздался телефонный звонок.

— Я возьму... — Юлька выбежала в комнату.

— Прими. — Маша протянула мужу таблетку. Благодарно кивнув, Сергей положил ее на язык, а Маша уже протягивала чашку с водой.

— Пап! Это бабушка! — растерянно проговорила вернувшаяся из комнаты Юлька. — Она хочет говорить только с тобой.

По-прежнему придерживая рукой щеку, Сергей пошел к телефону.

— Что там случилось? — озабоченно поинтересовалась Маша.

— Не знаю.

— Ну ладно, пора облачиться в торжественное. — Маша сполоснула руки и теперь тщательно вытирала их кухонным полотенцем.

— В новую кофточку с вышивкой? — словно невзначай спросила Юля.

— А что?

Маша напряглась.

— Мам! Откуда у тебя такие деньги?!

Маша внимательно посмотрела на дочь. Она уже давно не смотрела на нее так. Словно со стороны. Шестнадцать лет, как стремительно они пронеслись. Перед ней уже взрослая женщина. А кто же тогда она сама? Старуха?

— Не твое дело! — Хлопнув дверью, Маша решительно направилась в спальню.

Сергей уже закончил разговор и теперь, растерянный, стоял посреди комнаты.

— Они не смогут прийти.

— Кто?! Твои родители?! — не сомневаясь в ответе, просто по инерции переспросила Маша.

— Ты слышала про эту папку.

— Папку?

— Ну с партийными документами?!

— А! Которую твой отец взял домой?

-Да.

— И что же?

— Ее украли.

— Но... — Маша замолчала.

— Там сейчас сразу и милиция, и «скорая», — Сергей поднял полные слез глаза. — Папе очень плохо...

Глава вторая. БОЛЬШИЕ ПОКУПКИ

Из всего клана Кузнецовых в бизнес подался только Гоша — Машин двоюродный брат. Строго говоря, он, конечно, не был Кузнецовым, а был совсем даже Холодовым, но он так близко и часто общался с Машей и Сергеем, что вполне мог быть причислен к их клану.

«Нового русского», как принято теперь называть руководителей коммерческих структур (у Гоши, как ни крути, был пусть и маленький, но собственный магазинчик), отличали три качества: порядочность, необязательность и вечное прямо-таки болезненное желание куда-то успеть. Куда — Гоша подчас и сам не знал. Но торопился все равно.

Вот и сейчас, торопливо натягивая на себя кожаную куртку, Гоша спешил.

Провожавшая его Маша помогла распрямить закрутившийся рукав.

— Мог бы и подольше посидеть.

— Дела, дела!..

— У тебя всегда дела.

— Вот такой вот я...

— Деловой, — двусмысленно произнесла Маша.

— Что ты предлагаешь?

— Не лети как угорелый. И так успеешь. Если любит — подождет.

— Ну и романтическая же у меня сестра. Это плохо — если любит.

— Почему это плохо?

— Потому что дороже.

Из кухни донесся голос Машиной свекрови.

— Гоша! Не будь циником, — строго прикрикнула Анна Степановна.

Обычно спокойный к подобным замечаниям, Гоша вдруг помрачнел.

— Все. Спасибо.

Быстро поцеловав сестру, он поспешил выйти из дома. А в кухне Анна Степановна допивала чай.

— По-моему, он на вас немного обиделся, — входя проговорила Маша.

— Гоша? На меня?.. Нашел с кем связываться! — Анна Степановна поставила на стол чашку. — Надо тоже идти. К Анатолию Федоровичу скоро врач прийти должен. А он не встает. Надо же так переживать из-за этой проклятой папки. Сыночка дождусь и пойду.