Одри Дивон - По ту сторону лета Страница 4

В полутьме спальни обнаружилось чудовище, составленное из человеческой плоти и смятых простыней. Я нерешительно протянула руку и легонько потрясла его за плечо. Чудовище заворчало. «Эрмина, разве тебе не надо на занятия?» Ноль реакции. Ладно, попробуем по-другому. Я сдернула первый слой защитного покрытия — словно содрала шкуру с животного. Раздался крик: «Эжени, убирайся отсюда!» Эжени — это она мне. Теперь она обращается ко мне только так. Тем же голосом и с той же интонацией, что ее отец. С тех пор как он ушел, она перехватила эстафету. И послушно копирует его, вплоть до манеры произносить мое имя, нажимая на отрицание, угадывающееся в последнем слоге «ни».

Как бы там ни было, мне следовало довершить начатое, ибо именно так полагается поступать матерям в подобных обстоятельствах. Я подошла к окну и отдернула шторы. На кровать упал яркий солнечный луч, вцепившись чудовищу в морду. Оно резко подскочило: «Оставь меня в покое! Я себе замок в двери врежу! Ты что думаешь, Эжени, если ты врываешься ко мне в комнату и будишь меня ни свет ни заря, то я сразу побегу учиться?» Похоже, она окончательно проснулась. Моя миссия выполнена. Я вышла. Едва успела закрыть дверь, как в нее с той стороны с шумом врезалась туфля. Эрмине свойственно срывать на вещах зло, причиненное людьми.

3

Мне оставалось миновать последний перекресток, когда меня вдруг охватило непреодолимое желание повернуть назад. Под кардиган забирался колючий ветер. Остаток дня виделся мне исполненным враждебности. Они из вежливости зададут тебе какой-нибудь вопрос. Скорее всего, спросят о дочери и выслушают ответ с утомленным, почти отсутствующим видом, чтобы тебе стало ясно: все, что ты можешь рассказать, нудно, как дождливое воскресенье. Лора, нарядившаяся в строгий костюм, повернула голову к окну, заметила меня и кивнула, приглашая зайти. Я сжала лежащую в кармане пластмассовую коробочку с двумя таблетками — на всякий пожарный случай. Это придало мне храбрости, и я даже ответила на ее улыбку.

Народу в ресторане было полно, над тарелками летали обрывки разговоров. Жизнь у меня за спиной бурлила ключом. Присаживаясь к столику, я поняла, что вторглась в беседу на ее самом интересном месте. Слова обвинительной речи еще не успели полностью раствориться в воздухе.

Марисса поинтересовалась, как у меня дела. Не дослушав ответа, заговорила о себе. Она всегда говорит только о себе, даже если делает вид, что говорит о других. Другие набирают лишний вес. Другие зря теряют время. У других все всегда плохо. Изображая сочувствие, Марисса с нетерпением ждет, когда же все остальные окончательно пойдут ко дну. Не правда ли, до чего приятно, стоя на палубе, наблюдать, как соседние корабли один за другим с треском врезаются в берег? Примерно то же самое испытывал Жорж, слушая по радио всякие ужасы. Ненадежное равновесие между чужим горем и нашими собственными потугами на счастье. Лора тоже попыталась было вставить словечко, но ей злословие совсем не к лицу. Она напомнила мне спортсмена, ввязавшегося в игру с незнакомыми правилами. Объектом ее насмешек стала некая Анаис — или это была Мирей, я уже точно не помню, — сделавшая себе пластическую операцию по перекройке носа из-за того, что муж обманывал ее с ее же приятельницей. Лора изложила теорию, согласно которой душевные потрясения неразрывно связаны с пластической хирургией.

Я вполуха слушала их, когда мое внимание отвлекла разыгравшаяся в глубине ресторана сцена. Двое мужчин выясняли отношения. Слов я разобрать не могла, но их выразительная мимика и жесты, словно заимствованные из немого кино, говорили сами за себя: они жутко злились друг на друга. Толстый плешивый коротышка угрожающе потрясал поднятым вверх указательным пальцем. Но большей частью свет прожекторов достался второму, официанту. Он стоял, нахмурив брови, уперев руки в бедра и покачиваясь с носка на пятку. Он вот-вот взорвется, показалось мне, схватит с барной стойки поднос с бокалами и запустит его через весь зал. По тому, как он качал головой, я примерно догадывалась, что он говорит: «Ну и что из того?» Я понятия не имела, из-за чего вспыхнула ссора. Но отметила про себя, что при всем своем желании не смогла бы точно описать внешность официанта. Он ни секунды не стоял на месте, как будто опасался, что его сфотографируют. Я смотрела на него, не в силах отвести взгляд.

— Эжени, мы с Лорой хотели с тобой кое о чем поговорить…

Официант взял с подноса бокал и сделал вид, что сейчас швырнет его. Нет, не в коротышку, а просто куда подальше. Коротышка, вдруг сделавшийся задумчивым, кажется, не возражал. Я решила, что официанта зовут Арно, — когда рассказываешь историю, удобнее, когда у персонажа есть имя.

— Понимаешь, это довольно щекотливая тема… Вряд ли он ее с тобой обсуждал. Ты же знаешь этих южан — им гордость не позволяет…

Коротышка беспомощно пожал плечами. Арно снова взял в руки поднос. Ему удалось разрядить обстановку, и я почувствовала облегчение. Мне не хотелось бы, чтобы он сегодня дрался. Скользящей походкой он лавировал между столиками, как будто танцевал под одному ему слышную мелодию, уносившую его в недосягаемую для нас даль. В том, как он двигался, ощущалась какая-то совершенно исключительная свобода. Интересно, как он мирится с необходимостью работать официантом. Наверняка все вокруг презирают место, куда забросила его судьба.

— Его материальное положение просто ужасно. Не знаю, что там в точности произошло, но… Он не говорит, но мы думаем, что его обокрал партнер, этот молодой армянин, как его, как-то на «…ян», ах да, Кешичян, вот как. Да, правильно — Кешичян…

Я без труда догадалась, каким мальчишкой рос Арно — из тех сорванцов, что начисто лишены чувства самосохранения и не меньше раза в неделю подвергают себя смертельной опасности. Если такой падает с велосипеда, то непременно ломает позвоночник, и добросердечный сосед несет его, потерявшего сознание, на руках к перепуганной матери. Наверное, у него все тело в шрамах. Я представила себе Арно обнаженным — в этой картинке не было ничего сексуального, скорее она напоминала анатомическую схему. Обыкновенное учебное пособие: со стрелками, указывающими на те или иные органы. Настоящего, живого Арно так просто не разденешь.

— Говорят, он совершенно разорен. Мы с Лорой беспокоимся о тебе. Мы знаем, что Жорж помогает тебе материально. Ты ведь живешь на алименты?

Арно прошел совсем рядом, не обратив на меня, естественно, ни малейшего внимания. Затем он исчез на кухне. С хлопком, которого я не слышала, в глубине зала закрылась дверь.

— Эжени, о чем ты задумалась? Ты меня слышишь? С тобой все в порядке?