Диана Кизис - Последний штрих Страница 4

– Да. Пожалуйста, возьми салфетку.

Мою просьбу она пропустила мимо ушей. Я гордилась своим домом, который достался мне почти даром, потому что, когда я сюда въехала, он напоминал заброшенную нарколабораторию. Предыдущие обитатели оставили посреди гостиной гору мусора, а ванна даже поросла плесенью. Когда я свернула прогнивший ковер, он распался на части прямо у меня в руках. Через два дома от меня жил один парень, который вечно разбирал вещи в гараже и выбрасывал на улицу подозрительно много мусора – три холодильника без дверец, шестнадцать безногих сидений от стульев, наковальню, полдюжины желтых пластиковых клеток для хомячков, вешалку с дешевыми нейлоновыми женскими платьями, два безголовых манекена, гору ржавых напильников и четыре зеленых пакета для мусора, набитых старыми ежегодниками. Я подозревала его в каком-то чудовищном преступлении, но из-за хаотичности выбрасываемого им мусора никак не могла вычислить, что именно он натворил.

Если мой дом и проигрывал в плане окружения, он наверстывал этот недостаток за счет кухонной плитки в стиле двадцатых годов; полов из твердой древесины, выдержанных в темно-шоколадных тонах; планировки, соединявшей столовую с кухней; и маленького садика, в котором я посадила жасмин, лаванду, новозеландский лен, бугенвиллею и розмарин. Всю арматуру в ванной я заменила на старинные скобяные изделия, которые частично разыскала в Интернете, а кое-что приобрела на толкучках и в секонд-хэндах. Иногда приходилось забредать в такую даль, как южный фешенебельный городок Палм-Дезерт, чтобы раздобыть интересную мебель: смесь шестидесятых годов и античности. В результате получился микс: дерзкие акварельные тона, богатая матовая текстура, а кое-где кусочек сияющего желтоватого металла для придания отделке гламура. Больше всего мне нравилась моя гостиная. Там стояла подержанная тахта в стиле Миса ван дер Роэ[2], которую кто-то оставил на улице с картонной табличкой «Возьми меня»; две керамические бирюзовые лампы с абажурами, расписанными восточным узором; старый викторианский сервант, выкрашенный мной в лимонный цвет; над ним – огромное зеркало в хромированной раме. Особенно хорош был новенький подвесной светильник Вернера Пантона[3] – мамин подарок на новоселье. Как выяснилось, она с 1970 года держала его в чулане: ей казалось, что он «слишком уж в космическом стиле». Итак, теперь дело было лишь за обоями.

Интересно, что сказала бы моя начальница, Тарин, если бы увидела, как я обставила дом? Она постоянно твердила мне, что у меня «низкий вкус». Вот уже шесть лет я ждала подходящего момента, чтобы высказать Тарин, что, по-моему, это у нее вкус сомнительный. Я мечтала, как заявлю ей, что она начисто лишена ироничного взгляда, чувства индивидуального стиля и страстности. Все комнаты, которые она обставляла, казались какими-то фальшивыми. Тарин всегда выбирала предметы с родословной, очень дорогие, что само по себе неплохо, но вот только вместе они выглядели чересчур продуманно, словно так и продавались в наборе. Она не понимала, что стильной обстановке мало будить какие-нибудь воспоминания: интерьер должен быть эмоциональным, выражать определенные чувства. И когда я выскажу все это Тарин, я уволюсь и начну свою настоящую карьеру. Возможно, займусь промышленным дизайном. Или возглавлю развитие изделий продвинутой марки. Дальнейшие подробности рисовались мне довольно расплывчато, да оно и не важно. А может, я просто терялась, когда Тарин с покровительственным видом бросала в мой адрес очередное огульное заявление.

– Покупай только самое лучшее, и тогда тебе не придется плакать, – сказала она как-то, когда я упрашивала ее взглянуть на новые, экспериментальные, образцы.

Или:

– Нет-нет, эта ткань не годится. Я чувствую, что скоро в моду войдет леопардовый орнамент.

Возможно, это покажется ненормальным, но, несмотря на все недостатки Тарин, мне нравилось раз в неделю получать стабильную зарплату. К тому же вопреки всему в глубине души я все еще надеялась, что смогу чему-нибудь научиться в «Золотой клетке».

Я подтверждала заказ номеров, забронированных в гостинице для родственников Сесил, когда зазвонил второй телефон.

– Итак, – говорила я, – забронировано шесть комнат... – Пи-ип. – Каждая на четыре человека... – Пи-ип. – Скажите, они со спальными диванами или с двойными... – Пи-ип.

– Простите, мисс, – перебил мужчина на другом конце провода. В голосе его чувствовалась профессиональная вежливость. Я точно так же разговариваю с клиентами в нашей лавочке. – Вас не очень хорошо слышно.

– Просто звонит второй телефон, не обращайте внимания. – Я подняла глаза и прочитала по губам Брин: «Заканчивай». – Я спрашиваю, что стоит в номерах люкс: спальные диваны или... – Пи-ип.

– Что-что?

– Спальные диваны или... – Пи-ип. – Черт! – в отчаянии воскликнула я. – Знаете, я вам лучше перезвоню позже.

Я бросила трубку. Брин покачала головой.

– Ну ты даешь, – сказала она.

Снова зазвонил телефон. Я схватила трубку.

– Алло!

– Джесси?

Звонил Зак. Судя по легкой хрипотце в голосе, он только что плакал.

Глава 3

Дай мне приют

Всю дорогу до больницы – Брин, сосредоточенно сжав зубы, пролетала на красный свет – я боролась со своими мрачными мыслями: должно быть, на подсознательном уровне полагала, что они могут повлиять на исход событий.

«Ты никогда ее больше не увидишь, – думала я. – Но это же нелепо! Сес обязательно поправится! Пусть даже она сломала себе обе ноги, что с того? Придется, конечно, отложить свадьбу, но это ведь еще не мировая катастрофа». Я случайно скользнула взглядом по своему отражению в боковом зеркале: на лице у меня застыло глупое выражение, свойственное людям, когда они не знают, как себя вести. Что я должна чувствовать: потрясение? Что мне делать: рыдать и рвать на себе волосы или сохранять спокойствие? Я же еще не поняла толком, что случилось, и потому пока не знала, что должно читаться на моем лице: не хотелось выглядеть бездушной, но и истеричкой я тоже казаться не хотела.

Мы назвали свои фамилии медсестре, сидевшей в кабинке из пуленепробиваемого стекла. Нам было велено подождать. Брин вышла на улицу – хотела попробовать связаться с Заком по сотовому, – а я осталась сидеть в коридоре и, чтобы хоть чем-то себя занять, стала смотреть на то и дело распахивавшиеся двери травматологического отделения. Я представила, как оттуда выходит Сесил, прижимая к голове компресс со льдом. Вторая рука у нее в гипсе, а на лице – усмешка.

«Я вас напугала? – скажет она, измученная и возбужденная. – Мне ужасно жаль».