Лиз Айлэнд - Розовое гетто Страница 4

— Ты не знаешь?

— Уверена, что речь пойдет о должности младшего редактора. — Я точно помнила, что отсылала несколько резюме по таким объявлениям. Впрочем, я понятия не имела, что должен делать младший редактор. — Или чего-то другого младшего. Я откликалась на такое множество объявлений…

Однажды я прочитала в книге, посвященной поиску работы, что человек должен вести учет учреждений, куда отправлял свои резюме, и записывать даты ответных звонков и собеседований. Но будь я такой организованной, наверняка не попала бы в ситуацию, когда мне отчаянно требовалась работа, любая работа.

Уэнди составила бы такой список… Уэнди была из организованных. Она вывесила на холодильнике график дежурств, чтобы никто не отлынивал от выноса мусора.

Флейшман же в этом смысле ничем не отличался от меня (и нам повезло, что Уэнди была из другого теста).

— Ладно, — кивнул он. — Как только твоя новая карьера принесет тебе большой доход, сможешь стать продюсером «Ты пожалеешь».

— Не раскатывай губы, — ответила я и быстро добавила: — Едва ли мне будут так много платить.

Но подразумевала другое: «И не надейся, что я приложу какие-то усилия, чтобы кто-то увидел „Ты пожалеешь“».

Так назывался первый незаконченный театральный проект Флейшмана, который он замыслил после того, как провел Рождество в Кливленде с моей семьей. Благодаря изящным остроумным пьесам, которые Флейшман писал во время учебы, в нашем маленьком колледже он обрел славу Ноэля Коуарда[11]. Пьеса «Ты пожалеешь» продолжала эту традицию. Но даже в единственном написанном действии моя семья, слегка завуалированная, выглядела далеко не в лучшем свете: Альберты представляли собой сборище никчемных глупцов. Героиня пьесы, девушка, которая привозит своего бывшего бойфренда домой на рождественские каникулы (то есть я), выглядела просто отвратительной. Нет, несколько хороших фраз Флейшман ей написал, но по большей части она или ругалась, или злилась да еще (все-таки раньше была толстушкой) таскала со стола пирожные, когда никто не видел.

Ладно, может, с пирожными он попал в десятку, но разве я сварливая? Не думаю. Да, я была более практичной, чем Флейшман, но в этом случае планка устанавливалась так низко, что под ней не прошел бы и лилипут. Вероятно, в вопросе практичности даже Энн Николь Смит[12] могла бы дать Флейшману фору.

Пьеса эта еще сильнее давила бы мне на психику, если б я думала, что Флейшман сумеет завершить свой шедевр. Но с окончанием учебы продуктивность у него резко упала. То, что казалось блестящим в маленьком колледже в Огайо, не катило на «Великом белом пути»[13]. Я чувствовала, что Флейшман не уверен в своих силах. За прошлый год он ничего не написал, и ореол первого парня на деревне, который окутывал его, когда мы встретились, заметно поблек. В последнее время он попусту транжирил вечернее время, пил слишком много дешевого вина и смотрел «Зеленые акры»[14].

Никто не утверждает, что в этом и состоит взросление, но после того как учебный мир выплевывает тебя в двадцать два года, ты должен сохранять трудолюбие и не позволять приманкам «ТВ-Ленд» отвлекать тебя от воплощения в жизнь собственных честолюбивых замыслов.

Флейшман щурился на мой серый костюм для собеседования, подарок мамы на окончание колледжа.

— Думаешь, это подходящий прикид для собеседования?

Я нахмурилась. Во время прошлого собеседования я плеснула кофе на пиджак и не смогла полностью отчистить пятно.

— Почему нет?

— Потому что этот костюм подходит не для любого собеседования с потенциальным работодателем.

Возразить было нечего. Костюм мне и самой не нравился. Тусклый серый цвет, который делал бледной самую загорелую кожу. Покрой пиджака (примерно такие же носил Мао) превращал мою грудь в необъятную равнину, на которой едва просматривались холмы, а юбка заканчивалась на середине коленной чашечки, и такая длина не шла никому.

— Мне представляется, что в «Кэндллайт букс» люди бегают по коридорам в розовых платьях с блестками и боа из перышек…

— Это обычная фирма, — возразила я. — И женщина, которая мне позвонила, говорила по-деловому.

— Ясно. Тогда авторы слоняются там целыми днями в пижамах. — Он плюхнулся на диван. — Я надеюсь, тебя возьмут туда на работу! И мы будем слушать твои рассказы с разинутыми ртами. Ты же будешь общаться с такими людьми, как та дама.

— Кто?

Он щелкнул пальцами.

— Ты знаешь… ее фамилия постоянно в списках бестселлеров.

— Понятия не имею, о ком ты.

Он тоже не имел.

— Должно быть, мне предложат рутинную работу — скажем, отвечать на телефонные звонки.

— Ты всегда себя недооцениваешь, — покачал он головой. — А если это начало чего-то большого?

Когда он вот так сверкал своими серыми глазами, признаю, внутри у меня все трепетало. И это не могло не удивлять, учитывая, через что мы прошли. Я хочу сказать, мы были друзьями и (на короткий срок) любовниками, выдержали разрыв, потом поселились в одной квартире. Как-то на Новый год, вскоре после переезда в Нью-Йорк, мы не устояли друг перед другом, но теперь наш роман официально перешел в состояние ремиссии. Я видела, как Флейшман встречался с другими женщинами. Хуже того, я видела, как он ковырял в зубах перед телевизором. Такое могло подавить любой трепет, но — увы.

Я покачала головой:

— Большого, говоришь?

— Подумай об этом. Мы болтаемся в городе почти три года. Так что кому-то из нас уже могло бы и повезти, а?

— Другими словами, ты думаешь, что я приду на это собеседование молодой и неопытной, а выйду звездой?

— Давай без цинизма. Это собеседование может стать для тебя началом долгой успешной карьеры.

Неужели? Я старалась не поддаваться эмоциям. Иногда от энтузиазма Флейшмана у меня начинали расти крылья. Он мог носиться, как курица с яйцом, с какой-то идеей, каким-то безумным планом, даже с новым, найденным в Интернете сайтом. Вот почему меня тянуло к нему. Он мог генерировать энтузиазм из воздуха и обсыпать им меня, будто блестками. Некоторые и сейчас на мне поблескивают.

2

Издательство «Кэндллайт букс» занимало два этажа в огромном административном здании в Мидтауне. Я посидела в кафетерии, расположенном в вестибюле, до назначенного времени, потом поспешила наверх. Вместе со мной в лифте поднимался только один человек. Высокий, симпатичный мужчина. Очень симпатичный, решила я, бросив на него второй взгляд. Длинные светлые волосы, карие глаза. Выигрышное, редкое сочетание. Я восприняла свою реакцию как добрый знак. Несмотря на то что желудок сводили судороги, я, похоже, не так уж и нервничала, раз могла таращиться на мужчин.