Цена согласия - Слава Доронина Страница 40

я наблюдаю за Костей и опять представляю его губы и язык там, внизу. Бизнесмен из него, бесспорно, хороший, рейтинги и миллионы на его счетах не будут обманывать, но, как оказалось, любовник он тоже замечательный. Даже не верится, что Гончаров так бездарно хочет закончить свою жизнь, похоронив ее под обломками прошлого. Я буду этому препятствовать. У нас ведь сделка. Верну его деньги, а он будет должен мне секс. Всё честно.

— Эти факты, о которых ты хочешь рассказать, они из твоей биографии? — пытаясь сохранить видимость спокойствия, спрашиваю я.

— Возможно, — ухмыляется Костя, продолжая рассматривать меня, чем вгоняет в краску.

— Они очень страшные?

Накрываюсь одеялом, чтобы не светить своими прелестями, и шарю рукой по кровати в поисках порванных трусиков.

— Для меня давно не существует такого слова, а для тебя — не знаю.

— Ну хорошо. Если твои факты вызовут у меня дискомфорт и я захочу уйти, то давай отложим эти обсуждения еще на несколько минут и продолжим то, что ты начал, — говорит за меня какая-то другая женщина. Смелая и уверенная в себе. Которая борется с желанием оттолкнуть от себя Гончарова и в то же время повиснуть у него на шее и не отпускать, как это было вчера.

— Вообще-то я страдаю жутким похмельем и меня штормит, — признается он. — Как бы не укачало на тебе. Если после всего, что скажу, не уйдешь, просплюсь, и весь твой.

Не знаю, что со мной не так. Костя правильно заметил, я человек-импульс, и сейчас мое желание — остаться. Никогда не отличалась особым умом, не считая института, и, наверное, начинать не стоит.

— И ты бы завязывала с откровениями. — Гончаров ложится рядом. — Однажды они сыграют с тобой злую шутку. Это почти то же самое, что обнажать душу перед чужими людьми и ждать, когда там наследят грязными ботинками.

— Ты себя имеешь в виду? — уточняю я.

— Совсем не ожидал, что ты закатишь мне истерику, как настоящая жена. — Костя тянется к голове и проводит по лбу ладонью. — Выйди из образа, Маша.

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы выражать свои чувства. Да, такие люди, как я чаще ошибаются и сильнее страдают, но желание жить у них меньше не становится и мстить они никому не хотят. Особенно ценой собственной жизни, — парирую с обидой.

Обязательно быть таким прямолинейным? Можно же относиться ко мне чуточку мягче?

— В этом вся и беда. Мы с тобой очень разные. Я не планировал оставлять тебя в своей жизни, но увидел в полицейском участке твои документы, пробил по своим каналам кое-какую информацию, пока ты показания давала следователю, и сделал свой выбор.

— Про выбор я уже давно поняла. Переходи к фактам.

— Хорошо, — хмыкает Костя. — Мы с тобой родом из одного села. Мне около шестнадцати было, когда я уехал, а тебя туда привезли в кульке из роддома. Бабка твоя за моей матерью до последнего ухаживала, когда та слегла после смерти отца, а ваш сосед, дед Иван, взял надо мной опеку, чтобы я в детдом не загремел. Но на тот момент было все равно, куда загреметь. Я ненавидел всех и вся после смерти родителей и сбежал в город.

— А страшного в твоих фактах то, что мы родом из одного места?

— Нет, не это. Много лет назад на окраине села два дома сгорело с людьми. Ты, возможно, об этом слышала? — Костя задерживает на мне вопросительный взгляд.

Киваю. Нашумевшая история. Дядя Миша, Генкин отец, и его собутыльники погорели. Но подробностей я не помню.

— Это моих рук дело, — говорит Костя будничным тоном, будто мы погоду за окном обсуждаем. — И твоего сводного брата, Генку, в тюрьму тоже я посадил. Он четыре года отсидел, кажется?

Я опять киваю.

— Генкин отец в пьяной драке убил моего, хотя виновным его так и не признали. А знаешь, за что я Генку посадил? Однажды он заявился ко мне домой и начал деньги вымогать, сказал, что в курсе, кто пожар в деревне устроил, и скоро все об этом будут знать. В то время я как раз только-только поднялся, обо мне начали говорить, Артур доверил несколько фирм. Я по-хорошему попросил убогого, чтобы убирался восвояси, но Генка то ли пьяный был, то ли хер пойми под чем, ножик-бабочку достал и давай им размахивать перед лицом Марины и Кирилла, полоснул сына по щеке. До сих пор помню это звериное чувство злости и черную пелену в глазах. Даже разбираться не стал, что к чему. Уебал твоему брату с ноги, сломав челюсть, и ментов вызвал. Твари этой по максимуму впаяли, а когда он вышел на свободу, то его сразу поставили на учет к психиатру и мои люди пригрозили, что, если подобная выходка повторится, Гена больше не жилец. Это был первый и последний раз, когда я дал человеку шанс. И то лишь из-за вашей бабки, которая была божьим одуванчиком. В кого вы такие буйные уродились, понятия не имею. Про сестру твою вообще молчу. Зою ни разу не видел, но того, что знаю, более чем достаточно.

Костя ненадолго замолкает и трет подбородок рукой.

— Как ты, наверное, уже догадалась, документы я сменил, архивы уничтожил. Для всех я коренной москвич, который вырос на окраине города, выходец из бедной семьи, сам добившийся положения в обществе. Но правду говорят: можно вытащить человека из деревни, но деревню из него не вытащить, — шумно вздыхает Гончаров. — На людях я, конечно же, научился себя подобающе вести. Когда у тебя за спиной куча долгов, приходится быть изобретательным. А на деле всё не так презентабельно. Ты вчера правильно заметила в машине.

Повисает тягостное молчание, пока я усиленно перевариваю услышанное и неверяще смотрю на Костю. Даже подумать о таком не могла. Или это очередной его развод? Да, точно. Какая-нибудь проверка...

— Генка у нас с сестрой бабушкин дом отобрал после ее смерти. Выкинул на улицу, как бездомных