Буду с тобой (СИ) - Литвин Светла Страница 40

Настроение сразу портится, под стать тучам, затянувшим небо над городом. Я мгновенно надуваюсь обиженно и сложив руки на груди, устремляю взгляд в окно. Боковое, чтобы максимально оградиться от Платона.

21

Радостная встреча с родителями Платона у самых ворот вызывает у меня улыбку, но долго на моём лице она не задерживается.    

Вроде бы ничего такого особенного Платон не сказал, правду сказал, но стало обидно до головной боли.  

– Вероника Марковна, рады знакомству, – Максим Олегович и Арина Дмитриевна наперебой приветствуют мою маму. 

– Спасибо, а я как рада! – радостно кивает мама.  

А я вынужденно стою рядом с ней в качестве моральной поддержки, да и странно будет, если я уйду в дом, бросив её одну, но уйти очень хочется и это не ускользает от внимания Платона.  

Он то и дело косится на надувшуюся меня, тяжело вздыхает.  

– Идёмте в дом, а то холодно, – торопит всех Платон и я чуть ли не первая бросаюсь к лестнице ведущей в дом.  

Раздеваемся в просторной прихожей, Платон сразу уходит на кухню с тяжёлой сумкой за родителями. Я торможу, делаю вид, что поправляю причёску возле зеркала.  

– Такие обеспеченные, – шепчет мама, встав рядом со мной.  

Во взгляде тревога или даже испуг.  

– Ты чего? Это же и неплохо, – хочу заикнуться, что у меня зарплата то же не плохая, но молчу, тут же краснея от стыда.  

Всё время что жила с Беловым, маме помочь финансово толком не могла. Отсылала какие-то смешные копейки к праздникам. Всё сливала в зависимость Кирилла. Вспоминаю про это и сразу обида на выпад Платона проходит.  

Упрямая овца я! И этого из песенки не выкинуть, чего же теперь дуться за это на Платона? 

– Я всё переживаю, что у тебя в итоге своего ничего не будет. 

С кухни доносятся разговор родителей с Платоном, и я отвечаю маме без страха быть услышанной: 

– Нет, ты хочешь сказать, что мы им неровня. Ну извини, – развожу руками глядя на мамино отражение в зеркале и делаю шаг в сторону кухни.  

Как раз вовремя прервала с мамой разговор, Платон нас потерял и вернулся за нами. Я сталкиваюсь с ним, сначала просто взглядом, потом и в руки иду сама. Улыбаюсь не без стыда.  

Стыдно мне. Очень стыдно, что не пропустила мимо ушей хоть и колкое, но верное замечание.  

– Вероника Марковна, идите к родителям за стол, – просит Платон, придерживая меня возле себя.  

– Так только что из-за стола! – охает мама, схватившись за бока смотрит придирчиво в зеркало.  

– Есть не обязательно, просто поболтаете, а мы пока мангалом займёмся.  

Платон прижимает меня ещё крепче к себе, сторонится чтобы пропустить мою маму.  

– Я что с тобой? Мне что, снова одеваться? – спрашиваю и невинно глядя на кивающего Платона хлопаю ресницами.  

Вид у Маркелова строгий и решительный, значит, будет серьёзный разговор.  

Одевшись, Платон помогает мне надеть пуховик и натягивает на голову чью-то шапку. Старая, повидавшая виды ушанка пропахла дымом костра, и я даже закашливаюсь с непривычки.  

– Варежки, – даёт мне простую, но совершенно новую пару бежевых варежек.  

Даже сцепка от этикетки осталась.  

– Специально купил, что ли? – спрашиваю я, принимая их без споров.  

– Это мама тебе купила, а то ты в прошлый раз без варежек здесь была. Как она выразилась, ей больно смотреть, как твои прекрасные руки превращаются в замороженные куриные лапы, – с улыбкой пересказывает Платон.  

В принципе, мы выходим из дома уже помирившись. Можно уже и не обсуждать то, из-за чего я обиделась на Платона, но у самого Платона мнение другое.  

– Уля, прости меня. Я не думал, что так грубо прозвучит, я осёл, – выдыхает Платон.  

Из-за шапки-ушанки, натянутой им на мои уши, голос его звучит глухо, а за соседним забором лает собака.  

– Что говоришь? Я из-за шапки слышу плохо, – вру я, развернувшись к Платону.  

– Я сказал, прости меня, не хотел тебя обидеть, когда про упрямство говорил, – повторяет Платон уже громче.  

– А, да ладно. Проехали. Но, вообще-то, мне послышалось, что ты кричал что-то типа иииии – аааааааааааа! – изобразив крик осла, я со смехом пускаюсь наутёк.  

Быстро перебираю ногами хоть и по чищеной, но не менее скользкой дорожке, когда Платон догоняет меня за считаные секунды.  

– Поберегись! – звучит у самого уха, и я лечу в сугроб вместе с Платоном. 

Бросаемся снегом и все лица в снежных кристалликах, а мы с Платоном смеёмся и словно дети катаемся в этом сугробе. От смеха воздуха не хватает, я начинаю закашливаться, и Платон резко прерывает веселье.  

– Ты что, заболела?! – возмущается строго и нависнув надо мной одновременно пытается меня поднять и убрать с лица прилипший снег.  

– Нет, всё хорошо, – с трудом отвечаю, потому что и смешно и дышать охота.  

Платон встаёт на ноги и вытягивает меня из сугроба, спешит согреть жарким поцелуем.  

– Похоже, это всё предсвадебный мандраж, – как бы между прочим говорит Платон, складывая в мангале щепки шалашиком.  

– Ты про что? – переспрашиваю я, потому что не понимаю.  

Всего минуту назад мы обсуждали предстоящий уход бетонного завода на ежегодное двухнедельное техническое обслуживание. Так удачно перерыв этот совпадёт с нашим отпуском и новогодними праздниками.  

– Нервные все. Я, ты, родители наши.  

– Я-то спокойна. Мама, правда, всё переживает, что я без имущества при разводе останусь, – признаюсь я, чтобы выяснить, что по этому поводу думает Платон.  

Да и лучше сразу всё озвучить. Зачем за пазухой таить. Пусть уж Платон сразу всё узнает.  

– Вот тебе! – Платон подсовывает мне под нос фигу и добавляет, – И это я не об имуществе!  

– Никакого развода? – хлопаю ресницами, едва сдерживая смех. – Даже если я растолстею и у меня испортится характер?  

– Характер у тебя и так не очень, а растолстеть можно, желательно дважды, – усмехается Платон, намекая взглядом на беременность.  

– Приходите через год, – отчеканиваю я, нервно смахивая со столика тонкий слой выпавшего за ночь снега.  

– Эй, какой год?! Про год мы ещё осенью говорили, так что через десять месяцев, – безапелляционно заявляет Платон и возразить я ему не могу. 

Во-первых, смеюсь, во-вторых, бсуждали этот вопрос действительно осенью и ещё тогда я говорила про год.  

– Хорошо, но сразу предупреждаю, я дома сидеть не буду. Декрет до полутора и сразу вернусь на работу.  

– Посмотрим, – хмурясь отвечает Платон, подкладывая дров не только в разгорающийся костёр в мангале.  

– В смысле?  

– Ситуация с садиками у нас в городе сама знаешь какая. В ясли попасть сложно, – ловко выкручивается Маркелов.  

– Ну, построй ребёнку ясли, – смеюсь я. – Кто говорил, что я незаменимый работник? – напоминаю и обнимаю Платона.  

– С радостью! Был бы тендер, пока только на мусороперерабатывающий завод и по мелочи, садов и яслей нема.  

– Как обычно, одни новостройки и ноль инфраструктуры, – сетую я, но мысль далее не развиваю.  

Ребёнка ещё зачать, выносить, родить, дорастить до этих полутора лет, а там уже можно будет и про няню поговорить.  

Тему детей закрыть не получается даже хотя бы на те же десять месяцев. Едва Платон доводит угли до ума, к нам присоединяются наши родители с глинтвейном в кружках и мясом для шашлыка. Их очень интересует, как скоро они получат внуков.  

– Нам тут птичка на хвосте принесла, что вы аж целый год нас не обрадуете пополнением, – с грустью начинает Максим Олегович, насаживая куски индейки на шампур.  

– Десять месяцев, – с довольной улыбкой объявляет Платон, словно выторговал у меня эти два месяца.  

– Как долго, – почти охает Арина Дмитриевна.  

Одна мама делает вид, что любуется кустами роз. Тех самых, что покрыты сейчас защитными мешками. Птичка, блин!  

– Если скучно, можно завести собачку, – говорю я.