Плотское желание (ЛП) - Джеймс М. Р. Страница 40

— Где ты? — Ее голос обманчиво гладкий, как холодный шелк. — Я слышу музыку.

Мне следовало бы солгать, но я не могу.

— Полагаю, ты знаешь, что такое "Неоновая роза".

Эмма смеется, и я не могу понять, есть ли в этом юмор или нет.

— Дай угадаю, у тебя там членство.

— Я его владелец.

На другом конце линии на мгновение воцаряется тишина. Эмма резко выдыхает.

— Значит, ты пошел в свой клуб, завелся с одной из своих девочек, а теперь звонишь мне. Ты уже трахнул одну из них, а теперь хочешь еще и вторую, или есть какая-то причина, по которой ты еще не кончил сегодня?

Я знаю, что не воображаю ревность в ее тоне. Этого достаточно, чтобы заставить меня двигаться вперед, даже когда я знаю, что не должен этого делать.

— Я ни с кем не трахался сегодня, потому что хочу тебя. Я хочу прийти к тебе прямо сейчас и показать, насколько сильно. — Я выдыхаю, когда мой член снова болезненно пульсирует. — Я хочу показать тебе, как чертовски сильно я хочу тебя прямо сейчас. Только тебя.

Эмма снова замолкает на долгий миг, но я слышу, как учащается ее дыхание.

— Мы живем очень разными жизнями, Данте, — тихо говорит она. Ее голос звучит почти печально. — Это никуда не денется.

— Мы можем выяснить это позже. — Я стискиваю зубы, не в силах оставить это без внимания. — Ты можешь честно сказать, что не хочешь, чтобы я приходил? Потому что я буду там через час, если ты не скажешь мне нет.

Тишина оглушительная. И это все, что мне нужно услышать.

— Этого ответа достаточно, — говорю я ей, когда она не отвечает. — Я скоро приеду.

Телефон отключается. Моя рука крепко сжимает его, и я с трудом сглатываю, отправляя сообщение Джонасу. Возвращаться в этот район города - безрассудная и глупая идея, но мне все равно.

Как только мой водитель подвезет меня к дому, я сяду в одну из своих машин и поеду к Эмме.

Она нужна мне сегодня вечером. Об остальном я подумаю позже.

13

ЭММА

Я должна была сказать ему нет.

Я смотрю на телефон в своей руке, чувствуя, как пульс сильно бьется в горле. Он приедет. Он приедет сюда, в мой дом, в то место, где только сегодня утром я сказала себе, что не смогу с ним трахаться. Я не смогу потом справится с этим, делая с ним то, что никогда не делала ни с кем другим.

Но он будет здесь меньше, чем через час, и я не остановила его.

Я не хочу его останавливать.

Я должна остановить его.

Я бросаю телефон на стойку и провожу руками по волосам. Если он придет, мне нужно принять душ… может, побрить не только ноги… может, надеть что-нибудь поприличнее. На мне все еще шорты и майка, которые я надела утром, волосы убраны в пучок, на лице ни капли косметики. Я не одета для соблазнения. Я могу только представить, как выглядят девушки в клубе, из которого он вышел, как безупречны они должны быть.

Я не понимаю, почему он оставил все это и идет сюда.

Почему он отказался от секса с одной из них, чтобы вместо этого прийти сюда и заняться сексом со мной?

Если только он не врет. Если только он действительно не трахнул одну из них, а теперь хочет пошалить с тобой, как ты и сказала. Маленький, ноющий голос в моей голове шепчет мне на ухо, ставя все под сомнение. Он может и солгать, откуда мне знать?

Но Данте не кажется мне лжецом.

Он много чего умеет - опасный, злобный, совершенно нечувствительный к трудностям таких людей, как я, которые живут гораздо ниже по социальной пищевой цепочке. Но не лжец.

Если я прямо сейчас напишу ему нет, он остановится? Развернется и поедет домой, если он уже в пути? Или сделает вид, что не заметил?

Думаю, я знаю ответ на этот вопрос. Думаю, он бы вернулся домой, как бы сильно я ему ни была нужна. Не думаю, что он бы не уважал мое прямое нет. И в глубине души именно это мешает мне испытать его. Именно это заставляет меня стоять на месте, размышляя на своей кухне, так долго, что я слышу тяжелый стук в дверь, от которого чуть не выпрыгиваю из кожи.

Неужели уже прошел целый час?

Я открываю, наполовину ожидая, что это кто-то другой. Но это Данте, одетый в темно-серый строгий костюм, его рубашка расстегнута доверху, а темные волосы аккуратно уложены на лицо.

Он смотрит на меня так, словно он голоден, а я – его пир.

Он заходит внутрь, закрывает за собой дверь с такой силой, что рама начинает дребезжать, и прежде, чем я успеваю произнести хоть слово, его руки оказываются на моем лице, а рот на моем.

Горячий. Жесткий. Голодный.

Я задыхаюсь, мои губы раскрываются под его губами, и язык Данте проникает в мой рот и переплетается с моим. Он оттаскивает меня на кухню, запустив одну руку в мои волосы, а другой ухватившись за бедро, ведет меня назад, пока я не упираюсь в край стойки и не могу идти дальше. Он продолжает двигаться, тесня меня, пока его тело не прижимается к моему от груди до бедер, и я чувствую, насколько он тверд.

Желание прорывается сквозь меня, раскаляясь и отвечая на его невысказанную мольбу, когда его рот поглощает мой. Я чувствую, как подаюсь навстречу ему, выгибаюсь, мои руки тянутся к его груди, к пуговицам его рубашки. Я могла бы попытаться оттолкнуть его, но не хочу. Вместо этого я дергаю за пуговицы, зная, что меня должно волновать, когда несколько из них отрываются, а не выскальзывают, зная, что эта рубашка, вероятно, стоит столько же, сколько мой счет за электричество. Но мне все равно. Я хочу ее снять. И судя по тому, как Данте прижимается к моим губам, когда рубашка распахивается, ему тоже все равно.

Я стягиваю рубашку и пиджак с его плеч, желая почувствовать его кожу. Его рука на моем бедре уже пробралась под майку, задирая ее вверх, а его рука толкает мой лифчик вверх, так что мягкая плоть моей груди упирается в его ладонь. Его вожделение скользит по моей коже, вгрызаясь в нее, пожирая меня, захватывая меня.

Я не могу ему сопротивляться и забыла, почему должна была пытаться.

— Сними это, — прохрипела я ему в губы, выгибаясь в его руке. — Пожалуйста...

Данте рычит мне в губы, его язык проводит по моей нижней губе, когда он скользит рукой по застежке моего бюстгальтера и грубо стягивает его. В тот же момент он срывает с меня рубашку и пиджак, и все это падает на линолеум пола моей кухни, а его руки берутся за пуговицу моих джинсов.

Мы не можем заставить друг друга раздеться достаточно быстро. Мои руки блуждают по его груди и животу, прежде чем я вспоминаю о его ранах, и в тот же момент он углубляет поцелуй, и я чувствую вкус крови. Я отстраняюсь, тяжело дыша.

— Ты поранишься, — задыхаюсь я. — У тебя, наверное, сломано ребро. Ты не можешь...

— Мне все равно, птичка. — Данте срывает мои джинсы на бедрах, и я слышу, как слегка рвется шов трусиков, когда он стягивает их тоже. — Мне нужна ты на моем языке. Мне нужно трахнуть тебя. Мне нужно...

— Почему? — Я умудряюсь произнести это слово губами, распухшими от его поцелуев, и спрашиваю, даже когда уже расстегиваю его ремень. — Что это такое, Данте? Ты просто пошел в стриптиз-клуб, завелся, а потом хочешь трахнуть меня? Думаешь, это нормально? — Я не осознавала, насколько сильно меня разозлила эта мысль, пока слова не вырвались наружу, резкие и язвительные.

Данте смеется, темный звук звучит глубоко в его горле.

— "Неоновая роза" – это не стриптиз-клуб, а нечто более престижное, — пробормотал он, его рот оказался совсем близко от моего, и я резко отдернула голову.

— И что, от этого мне должно стать лучше? — Моя рука лежит на его молнии, и я заставляю себя не тянуть ее вниз, думать о том, что он на самом деле делает. Действительно ли я хочу согласиться на это. Я чувствую его под своей рукой: толстый, твердый и пульсирующий, и я хочу, чтобы он был внутри меня так сильно, что каждая часть меня сжимается от этой мысли. Но сначала я хочу услышать его ответ.

— Нет. — Рука Данте обвивает мои волосы, его взгляд становится темным, когда он смотрит на меня сверху вниз, его грудь тяжело вздымается и опускается. — Я поехал туда по делам, птичка. Я остался, потому что хотел выкинуть тебя из головы. Потому что хотел перестать думать о тебе каждую чертову минуту. Но я не смог.