Сандра Браун - Двое одиноких Страница 40

— Я понимаю.

Купер прервался, пытаясь собраться с мыслями.

— Мне кажется, наши роли должны быть традиционными.

— Точно: ты — Тарзан, я — Джейн.

— Что-то в этом роде. Я добываю пищу. Ты ее готовишь.

— Но ты ведь так бестактно указал на то, что повар из меня никудышный!

— Ты исправишься.

— Я постараюсь.

— Только не реагируй так бурно, если я даю тебе совет.

— Но тогда и ты воздержись от низких замечаний о моей бездарности. Может быть, готовить я и не умею, зато хорошо справляюсь с другими вещами.

Глаза Купера скользнули по губам девушки.

— Не буду спорить. — Он надолго впал в ступор, но потом встряхнулся. — Конечно, я не жду, что ты будешь беззаветно служить мне верой и правдой

— Я тоже не жду от тебя этого. И обещаю: я буду делать свою работу так хорошо, как только смогу.

— Я помогу тебе содержать дом и нашу одежду в чистоте.

— Спасибо.

— А еще научу тебя метко стрелять, чтобы ты могла защитить себя сама, когда я буду уходить.

— Уходить? — тихо переспросила Расти, чувствуя, как пол убегает у нее из-под ног.

Компаньон пожал плечами:

— Если погода разыграется не на шутку, если ручей замерзнет… Тогда, наверное, мне придется уходить подальше в поисках пищи.

Расти пришла в ужас от мысли, что скоро настанут времена, когда она будет оставаться в этой убогой хижине одна-одинешенька, и, возможно, надолго. Даже с таким грубым и сыпавшим оскорблениями Купером было в сто раз лучше, чем вообще без него.

— И наконец, самый важный пункт нашего соглашения. — Напарник помедлил, пока ошеломленная девушка не переключила все свое внимание на него. — Я — босс, — произнес Купер, стукнув себя кулаком в грудь. — И я не шучу, это — вопрос жизни и смерти. Ты можешь знать абсолютно все о жилой недвижимости, калифорнийском шике, образе жизни богатых и знаменитых. Но здесь все твои по знания не стоят и ломаного гроша. В своей среде, черт побери, ты могла бы делать все, что тебе заблагорассудится, и я лишь сказал бы: «В добрый путь, крошка!» Но здесь ты подчиняешься мне.

Расти была уязвлена замечанием о том, что ее область познаний простирается не дальше Беверли-Хиллз.

— Насколько я помню, у меня не было попыток узурпировать твое положение главного мачо и кормильца.

— Надеюсь, тебе не придет в голову нечто подобное. В этой глуши нет такой вещи, как равенство полов.

Купер поднялся, и тут его взгляд наткнулся на одеяло, валявшееся у ножки кровати:

— Да, и еще одно: больше никаких дурацких ширм. Эта хибара слишком маленькая, живем мы бок о бок, тут и так слишком тесно, что бы еще и скромников из себя разыгрывать. Мы уже видели друг друга голыми и даже дотрагивались друг до друга. Тайн больше нет. Кроме того, — Купер окинул взглядом девушку, — если ты считаешь, что той ночью я не был достаточно хорош, нет смысла прикрываться оде ялом! Если бы я подумывал тебя изнасиловать, то сделал бы это давным-давно.

Взгляды товарищей по несчастью встретились. После неловкой паузы Купер отвернулся, бросив:

— Пора вставать. Я уже начал варить кофе.

Тем утром овсянка была значительно лучше, чем днем ранее. По крайней мере, она уже не приклеивалась к нёбу, как бутерброд с арахисовым маслом недельной давности. Соли и сахара в каше теперь было в меру. Купер съел целую порцию, но не удостоил Расти комплиментом.

Девушка не стала обижаться, как накануне. Спутник не критиковал ее, и уже одно это можно было считать настоящей похвалой. В конце концов они пообещали воздержаться от оскорблений, но не брали на себя обязательств купать друг друга в лести.

После завтрака Купер ушел, а к обеду, состоявшему из печенья и консервированного супа, успел соорудить для себя пару снегоступов из веток и стеблей высохших виноградных лоз. Он привязал снегоступы к ботинкам и принялся расхаживать по хижине, демонстрируя свое изобретение Расти.

— На этих снегоступах будет намного легче передвигаться по ущелью отсюда к ручью.

Весь день Купер провел вдали от хижины. Расти старательно наводила порядок, и все равно домашнее хозяйство отняло у нее не больше получаса. Заняться было решительно нечем, девушке оставалось только смотреть в окно и волноваться за Купера. Он показался, когда сгустились сумерки, неуклюже, но уже довольно быстро шагая к дому на самодельных снегоступах.

Расти выбежала на крыльцо, чтобы встретить соседа чашкой горячего кофе и сдержанной улыбкой. В этот момент она чувствовала себя немного глупо из-за того, что была так рада видеть вернувшегося Купера живым и здоровым.

Отвязав снегоступы и прислонив их к стене хижины с внешней стороны, мужчина странно посмотрел на Расти и взял предложенный кофе.

— Спасибо. — Сделав маленький глоток, он уставился на девушку сквозь облако густого пара.

Купер снова поднес чашку ко рту, и Расти заметила, как потрескались его губы. Руки его были влажными и красными, хотя на свежем воздухе он всегда носил перчатки из овечьей шерсти. В груди девушки шевельнулось сочувствие, но она подавила в себе все проблески жалости: утренняя лекция Купера располагала всего лишь к взаимной терпимости, но никак не к проявлению теплых эмоций.

— Как рыбалка, удачно? — поинтересовалась она.

Компаньон кивнул на плетеную корзину для рыбы, позаимствованную у покойных Гавриловых:

— Она полная. Заморозим часть рыбы, ею можно будет питаться то долгое время, что я не смогу спускаться в ущелье. Еще нам нужно заполнить все емкости водой — на тот случай, если насос замерзнет.

Расти понимающе тряхнула головой, забрала у Купера корзину и вернулась в хижину, с гордостью вдохнув аппетитный запах рагу собственного производства. Она приготовила блюдо из сушеной говядины, найденной среди консервных запасов отшельников. Аромат мяса заполнил дом. Купер съел две полных тарелки рагу и просто осчастливил соседку по хижине, сказав в конце ужина:

— Довольно вкусно.

* * *

Дни бежали один за другим по рутинному сценарию. Купер занимался своей работой по хозяйству, Расти — своей. Он помогал ей, она помогала ему. Напарники общались с безупречной вежливостью, даже с отстраненной любезностью.

Если они могли заполнить короткие дни домашней работой, то вечера казались бесконечными. Темнело рано. Солнце скрывалось за линией леса, и территория, окружавшая хижину, погружалась в глубокую тень. В сумерках любая работа вне дома становилась чрезвычайно тяжелой и даже опасной.

В тот миг, когда горизонт заглатывал светило, тьма резко сгущалась, хотя формально все еще продолжался день. Стоило съесть обед и вымыть тарелки, как заниматься чем-либо из-за темноты становилось просто невозможно. Работы в хижине, которая помогла бы товарищам по несчастью скоротать время, почти не было. Компаньонам не оставалось ничего иного, кроме как смотреть на огонь и избегать встречаться друг с другом взглядами — эта задача требовала от них непомерной концентрации внимания.